Тайник. Сборник детективных рассказов

Во фляге была самогонка. Да ещё такая крепкая, что меня сразу проняло. Я даже забыл о Разумовском и вернулся на танцпол, где начал отжигать с девчонками. Но вскоре мне стало так жарко, что я решил немного подышать и вышел на воздух. И это было самой большой моей ошибкой, потому что на улице стоял Разумовский. Он был чем-то жутко недоволен, а увидев меня, совсем слетел с катушек. Выделываясь, как девчонка, он подошёл ко мне и снова начал меня обзывать. Ну я и вмазал ему в ответ. А он – мне. Он порвал мой пиджак, а я – его. И лишь когда Разумовский упал, я понял, что напрасно ввязался в драку, и когда вернусь домой, то получу от отца такую взбучку, что мало не покажется. Поэтому я решил, пока не поздно, привести себя в порядок и умыться, и до утра вообще не разговаривать с Разумовским и всячески его избегать. И я пошёл в туалет. Постарался смыть с себя кровь и пригладить волосы. Затем я снова пошёл в банкетный зал, чтобы спокойно поесть. Но тут все начали перешёптываться и выходить на улицу. Помню, я тогда подумал, что намечается фейерверк, и тоже решил выйти посмотреть. Но оказалось, что все вышли посмотреть отнюдь не на салют.

Разумовский лежал на земле в том же месте, где я его и оставил. Но только в другой позе. Когда он упал, то упал на спину. Я это точно помню, потому что вмазал ему в челюсть. А когда его нашли, он лежал на животе, уткнувшись лицом в землю. И следователь потом говорил, что смерть Разумовского наступила в результате травмы головы, нанесённой ему сзади тупым предметом. Но я бил его только в лицо! Только трусы подкрадываются к человеку со спины, чтобы ударить исподтишка. Так что не мой удар стал смертельным для Разумовского. Кто-то другой убил его.

Сказав это, Виктор замолчал, ожидая реакции одноклассников. Но те тоже молчали. Тогда Виктор снова направился к выходу.

– Подожди! – медленно поднимаясь со стула, остановил его Борис. – Даже если Женька умер не от твоего удара, то он вполне мог удариться головой о камень, когда падал.

– И каким же образом он потом перевернулся на живот, если был уже мёртв? – саркастично заметил Ананьин.

– Ну, может, он не сразу умер, – рассуждая вслух, произнёс Борис. – Может, он перевернулся на живот, чтобы доползти до дверей клуба. Но не смог этого сделать, так как у него произошло кровоизлияние в мозг или что-то ещё, вызвавшее смерть. Я не специалист в этом вопросе, поэтому не могу утверждать точно, как всё произошло. Но расследование дела проводили профессионалы, и уж они бы точно заметили несостыковки, о которых ты говоришь.

– Да в том-то и беда, что когда найден виновный, другие доказательства уже никто не ищет. А то вы не знаете! – с горечью произнёс Виктор. – Когда увидели мои разбитые кулаки и порванный пиджак со следами крови Разумовского, никого больше не интересовало, что ещё могло произойти в этот вечер. Адвокат даже не старался мне помочь. Он лишь уговаривал меня покаяться на суде, признав свою вину, чтобы разжалобить судей и прокурора, и те дали бы мне срок поменьше. Но я не собирался признаваться в том, чего не делал! И, вероятнее всего, этот факт настроил всех против меня, навесив ярлык нераскаявшегося убийцы, и мне отсчитали по полной программе. Но я до сих пор считаю, что Разумовский умер не от моих рук.

– Но какова же в таком случае твоя версия этого убийства? – снова спросил Борис. – Может быть, ты что-то заметил во время выпускного вечера? Что-то странное, чтобы могло отвезти от тебя подозрение?

– Я сейчас рассказал вам всё, что знал и что видел. Большего я добавить не могу, – сокрушённо произнёс Виктор. – Убить Разумовского мог любой. И кто это мог быть, решать вам.

– Это серьёзное заявление, – сказал Борис, глядя то на Виктора, то на всех присутствующих. – Возможность подойти к Евгению и нанести ему смертельный удар после того, как ты ушёл в туалет, была у любого из нас. И я не ошибусь, если сообщу, что алиби нет ни у кого, так как все периодически выходили на улицу. Вопрос лишь в том у кого была причина желать смерти Женьке Разумовскому. Лично я всегда считал, что повода недолюбливать Женьку не было ни у кого, кроме тебя, Виктор. Или я ошибаюсь?

В зале снова воцарилась тишина. Все тут же перестали есть и пить, мысленно пытаясь примерить роль убийцы на своего соседа или соседку. И в этой напряжённой тишине внезапно раздался голос Вики Чусеевой.

– Я знаю, кто мог убить Женьку, – многозначительно проговорила она, поднимаясь на ноги, после чего с чувством нескрываемого превосходства обвела взглядом всех присутствующих.

Все взгляды обратились на Викторию, словно она была оракулом, вещавшим с трибуны о вещах, известных только ей. И несколько секунд Виктория наслаждалась этим благоговением и, возможно, она бы не отказалась продлить ещё эти сладкие мгновения, но тут раздался тонкий голосок Петровой Полины.

– И кто же он?

Но и тогда Виктория не торопилась отвечать. Она снова посмотрела на своих бывших одноклассников свысока, после чего громко объявила:

– Это Ксения Величкина.

И в тот же миг народ отвернулся от Виктории, повернув свои головы в сторону худенькой Ксении Величкиной, которая вот уже пятнадцать лет носила фамилию Поротикова, но все ещё продолжали называть её девичьей фамилией, как привыкли это делать в школьные годы.

Ксения же, ощутив на своей коже несколько десятков взглядов, сразу же сжалась, ссутулилась и испуганно посмотрела на мужа, который, нужно отдать ему должное, не колеблясь, пришёл супруге на помощь.

– Это что ещё за обвинения? Чусеева, кто дал тебе право клеветать на мою жену? С таким же успехом я могу обвинить тебя в убийстве Разумовского!

– Обвинить-то ты можешь, – со смешком в голосе ответила Чусеева, – да только толку от твоих обвинений будет ноль! Потому что у меня не было повода убивать Женьку, а у твоей благоверной был!

– И что же за повод, позволь тебя спросить, был у моей Ксюши для убийства Разумовского? – распаляясь, встал на защиту жены Сашка Поротиков, подступая ближе к Виктории.

– А тот, что Ксения переспала с Женькой, надеясь, что он на ней потом женится, а тот её сразу же бросил! – с вызовом произнесла Виктория, выкладывая перед всеми свои карты.

И надо признать, это сообщение произвело ещё больший эффект, чем обвинение Ксении Величкиной в убийстве Евгения Разумовского, потому что никто и представить себе не мог, что такое было возможно.

– Ты спала с Женькой? – удивлённым голосом произнесла Алиса и посмотрела на Ксению так, словно в первый раз её увидела.

Впрочем, подобное удивление разделяли все присутствующие. Народ начал переглядываться между собой, словно безмолвно задавая друг другу вопросы, и пожимать плечами в ответ, так и придя ни к какому выводу. А затем все стали укоризненно смотреть на Ксюшу, пытаясь по выражению её лица узнать, является ли это правдой. Но только в этом не было необходимости, потому что ответ был очевиден, так как на лице у Ксении был написан такой откровенный ужас от неожиданного разоблачения, что никакие слова не требовались.

Но самым поразительным являлся тот факт, что, похоже, Сашка Поротиков был в курсе этой информации, потому что его глаза тут же сузились, а руки сжались в кулаки, словно он уже приготовился вступить в бой с любым, кто посмеет хоть пальцем тронуть его жену.

– Ты спала с Женькой? – наперебой стали говорить все подряд, обращаясь к Ксюше, которая тут же потупила взгляд и не могла произнести ни слова в ответ, который, собственно, и не требовался, так как вопрос был риторическим.

Все были в шоке, пытаясь осознать факт того, что самая тихая и скромная девочка в классе, которая ни разу в жизни не надела мини-юбки и даже не решалась пользоваться декоративной косметикой, считая это верхом разврата, вдруг оказалась способной заняться сексом с парнем, не будучи с ним в законном браке! Да и с каким парнем! С Женькой Разумовским – самым харизматичным мальчиком в школе, который бы никогда не обратил внимания на такую серую мышь как Ксения Величкина!

– Нельзя обвинять человека без доказательств! – неожиданно произнёс Борис Измайлов, вступаясь за свою одноклассницу. – Мы не обязаны верить Виктории на слово. С таким же успехом можно бы сейчас обвинить любую девушку из нашего класса в том, что она спала с Женькой Разумовским или ещё с кем-нибудь, например, с Куртом Кобейном. А потом убила того на почве ревности и неразделённой любви. Простите, но я считаю, что всё это – досужие домысли, бабьи сплетни. И не более того. И пусть не обижается на меня наша Ксения, но я сильно сомневаюсь в том, чтобы такой парень как Женька Разумовский мог запасть на девушку, которая глаз от пола не отрывает, когда к ней подходит мужчина в возрасте от шести до шестидесяти лет. Признаться, я до сих пор удивляюсь тому, как Сашке Поротикову удалось добиться благосклонности такой девушки. Наверное, ему пришлось проявить изрядное терпение и настойчивость, чтобы затащить Ксению в постель. Только вот наш Евгений такими качествами не отличался. Он никогда не тратил на ухаживания за девушками больше двух минут. Так что я сильно сомневаюсь в том, что у него был хотя бы мимолётный роман с Ксенией.

Борис Измайлов говорил негромко, но напористо, последовательно излагая все свои мысли и доводы. И это возымело своё действие, так как люди стали прислушиваться к нему. Напряжение вокруг Ксении спало, и настороженность во взглядах сменилась сочувствием и дружелюбием. А в сторону Виктории, наоборот, полетели обидные слова и неодобрительные взгляды.

– Доказательства, – повторил Измайлов, обращаясь к Чусеевой. – Где доказательства твоих слов? Вот ты лично видела, как Разумовский забирался под юбку к Ксении Величкиной? Или, может быть, ты видела что-то ещё более криминальное?

Такой прямой вопрос немного смутил Викторию, которая явно не ожидала, что кто-то будет с пристрастием допрашивать её. Поэтому она явно медлила с ответом. Но потом снова взяла себя в руки и сказала:

– Можешь не волноваться. Есть свидетель, который всё видел собственными глазами.

– И кто же он, этот неуловимый Джо? – саркастично поинтересовался Измайлов, полагая, что Виктория блефует или просто тянет время, так как никакого свидетеля нет и в помине.

– Это – Яков Гутман. Он сам рассказал мне об этом после выпускного, – уверенным тоном сказала Виктория, с лёгкостью сдавая своего информатора.

И тут же все, как один, направили свои взоры на низкорослого Яшку Гутмана, который вообще не принимал никакого участия в дебатах.

Народ начал отодвигаться от Якова, образуя вокруг него свободное пространство, словно никто не хотел оказаться рядом с тем, кто мог иметь хоть какое-то отношение к убийству.

Под взглядами одноклассников Яков стал ёжиться, как и Ксения за несколько минут до этого. Лицо Гутмана покрылось красными пятнами, а очки запотели.

– Так, Гутман, теперь твоя очередь. Рассказывай, что ты видел и чему был свидетелем, – продолжил свой опрос Борис Измайлов.

– Я не знаю, – начав заикаться, проговорил Яков, отодвигая свой стул подальше от стола.

– Чего ты не знаешь? – переспросил Измайлов. – Ты не знаешь, был ли секс у Женьки с Ксенией, или ты не знаешь, кого из девушек ты видел вместе с Разумовским при компрометирующих обстоятельствах?

– Я знаю, кого я видел, но не знаю, стоит ли говорить об этом, – продолжал заикаться Гутман.

– Теперь уже поздно сожалеть, учитывая, что после выпускного ты всё разболтал Виктории, – заметил Борис Измайлов.

Но Гутман продолжал молчать, испуганно глядя на своих одноклассников. И тогда Виктория поняла, что без дополнительного стимула Яков ничего не расскажет, поэтому она быстро подошла к нему и сказала:

– Гутман, я не пойму, ты перепил что ли? Или от страха у тебя крыша поехала? Ты же сам мне рассказывал на следующее утро после выпускного вечера, что видел, как Ксюшка Величкина сладко постанывала, когда Разумовский стягивал с неё трусики! Как они уединились в свободном кабинете и, пока никто не видел, трахались как кролики!

– Ну ты извращенец, Гутман! Подглядывать за своими товарищами! Как ты мог? – с неприязнью произнёс Борис Измайлов, непроизвольно делая шаг назад, словно ему стало противно иметь дело с Яковом.

– Неужели, правда? – разбитым голосом проговорила Алиса.

– Так, Гутман, ты хоть кивни что ли, если Виктория не врёт, – снова взял на себя инициативу Измайлов.

И ухватившись за эту соломинку, Яков начал мелко-мелко кивать.

– Чёрт! – воскликнула Алиса, с досады всплеснув руками.