Рвущийся в небо

– Вот какие тебе крылья, а? – ворчал он. – Птенец ведь ещё. Голыш неоперившийся.

– Будет парня принижать, – тихо сказал ему дед, а Кипуну подмигнул и пояснил: – Да ты не переживай. Я тут королём устроюсь. У старого друга погощу.

– У друга? – просипел Кипун, удивление его меньше не стало.

С каких это пор у деда на Срединном друзья имеются, да ещё и старые? Судя по отцову выражению лица, он словам про друзей тоже изрядно удивился.

– Хорошего дня, – почти пропели за широкой спиной отца.

Кипун вытянул шею, силясь разглядеть, кто к ним подошёл.

– Инесь, девочка моя, – прогудел дед, оборачиваясь.

Он развёл руки, словно забрасывая сеть, а затем прижал к груди улов. В объятиях деда оказалась черноволосая дочь Иняя. На отца она походила мало. Была стройной, высокой, с чёрными тяжёлыми волосами, что плащом лежали на плечах. Тёмные, большие, будто коровьи, глаза, острый нос и тонкие, тронутые усмешкой губы. Сколько ей было лет? Кипун задумался. Впервые на Срединный отец его взял лет восемь назад. Инесь тогда выглядела точно так же, как и сейчас. Заговорённые они с Иняем, что ли? Не меняются совсем. Но в любом случае выходит, что Инесь была сильно старше него, но младше отца и матери. Поздний ребёнок у Иняя и единственный. Кипун до сего момента об этом не задумывался. Иняй-то сам постарше деда будет.

– Давно вы к нам не заглядывали, дядька Парко. Забыли совсем, – мягко пожурила деда Инесь.

– Да вот, дела, – смутился дед. – Зато теперь нагрянул… Вот, внучек мой, – он мотнул головой в сторону Кипуна. – За крыльями рвётся.

Инесь взглянула в лицо Кипуну и, тепло улыбнувшись, заверила:

– Не переживай, дядька Парко… С ним всё хорошо будет. Я присмотрю.

Последнюю фразу она произнесла веско, всерьёз, давая обещание и деду, и отцу, а не выговаривала пустые фразы из вежливости.

– Вот спасибо, милая, – просиял дед. – Вот спасибо, родная. Сам-то где? Занят ещё? С девчушкой той?

Инесь качнула головой.

– Отец освободился. Девочкой уже другие руки занимаются.

– Так пойдём, – сказал дед, тронув её за локоть. – Поздоровкаюсь с ним, пару слов Иняю шепну.

Инесь склонила голову. Улыбнулась Кипуну и отцу и повела деда с площади.

– Н-да, – задумчиво протянул отец, глядя им вслед.

– А дед с Иняем знается? – спросил у него Кипун.

– Знался, – буркнул отец, затем махнул рукой и, повернувшись к сыну, сгрёб его в охапку.

– Ну-у, – смущённо гуднул Кипун, вдыхая родной запах соли и прогретой солнцем кожи.

Отец взъерошил волосы и шепнул:

– Давай, держись тут, а мы с дядькой к матери.

Кипун кивнул, сказать не решился. В носу что-то подозрительно защекотало. Того и гляди слеза из глаза выкатится.

Отец ещё пару мгновений его мял, потом махнул рукой и, резко повернувшись, зашагал к пристани, не оглядываясь. Кипун проводил его взглядом и вновь уселся на землю. Глаза стали закрываться сами собой. Бессонная ночь сказывалась.

– Тебя Кипун звать? – девичий голос вырвал его из полудрёмы.

Он поднял взгляд. Рядом стояла одна из сестёр, то ли Алкажа, то ли Сэнежа.

– А мы тебя помним. Ты на Угре живёшь, – сообщила издалека вторая.

– Кипун. На Угре, – подтвердил он и зевнул. – Я вас тоже помню. Только путаю, кто Алкажа, а кто Сэнежа.

Девушки прыснули. Одинаковые круглые лица светились любопытством. Пряди волос переливались разными оттенками песочного цвета, совсем светлые, почти белые, перемежались тёмно-рыжими.

– Нас многие путают, – отсмеявшись, сказала та, что стояла ближе. – Я Сэнежа. Я сяду? Здесь тень гуще.

Она указала рукой на траву рядом с Кипуном.

– Садись, – пожал плечами тот и немного сдвинулся. – И сестру можешь позвать. Я не кусаюсь.

Сэнежа улыбнулась.

– Она чуть позже подойдёт, – заговорщицки шепнула она. – Когда убедится, что не кусаешься. Пока робеет.

Сэнежа плюхнулась на траву, а Алкажа фыркнула и, задрав нос, стала смотреть в другую сторону. Кипун улыбнулся. Жданка тоже иногда себя так вела. Ходила кругами и изо всех сил делала вид, что ей ни капельки не интересно.

– Ты ведь синее семечко брал? – спросила Сэнежа.

Кипун лениво кивнул.

– Ещё один рвущийся… – проговорила очевидное Сэнежа и тихонько по старушечьи протянула: – Охохонюшки…

Кипун вопросительно заломил брови.

– Всё-то вы в высь рвётесь, – продолжила Сэнежа. – Да забываете, что одному не справиться. Чтобы ты крылья расправил, тебе их сперва подарить кто-то должен…

– За тем и пришёл, – хмыкнул Кипун.

Сэнежа печально покивала.

– И ты пришёл, и они пришли, – она мотнула головой в сторону парней, что участвовали в обряде. – Даже с Дальних островов один приплыл… А дарить-то кто будет? Меня Алкажа одарит. И у этих всё славно сошлось.

Она указала на парочку, что сидела поодаль. Юные. Если и старше Кипуна, то на год-два, не больше. Сидели в обнимку на расстеленной накидке. Шептались о чём-то, миловались. И начхать им было на посторонние взгляды.

– Четай и Наруша с детства вместе. После обряда они и свадьбу сыграют, – продолжила говорить Сэнежа. – А дальше всё сложнее. За крыльями вас четверо непристроенных явилось, а одаряющих свободных всего две. Бажута, – Сэнежа взглядом указала на сидящую в одиночестве девушку, – и Вияна. Но с Вияной не всё ладно, и попадёт ли она в этот раз на остров – неясно. Скорее всего, здесь останется. Так что одна надежда на Бажуту. А она и Литюш, – быстрый кивок в сторону парней, – живут по соседству. С детства друг друга знают. Он её не первый год замуж зовёт. Так почему ты думаешь, что она тебе крылья подарит?

Сенежа смотрела на Кипуна внимательно, серьёзно и с некоторой долей сочувствия.

– А я и не думаю, – пожал плечами Кипун. – Может, и не мне, а только вряд ли Литюшу. Ежели б ему, давно бы за него замуж пошла…

– Замуж? – переспросила его наконец решившаяся подойти Алкажа. – А ты за женой сюда пришёл? Не рано ли?