Я знаю, родная, в городе нелюбви фонари разбиты…
Разбиты чувства, лица… В глазах – северо – ледовитый.
И кажется, что не по силам… И что не вместить в себя горя-безразличного габариты.
И что даже солнце полувесеннее светит исподтишка и сердито.
Но я с тобой, родная. В любую твою минуту.
С тобой – перемолим, перемолчим, перетерпим и снова, о Боже, живы!
И в очередное, прекрасное, яркое, долгожданное утро…
Ты с лёгкостью отделишь свой мир чудес от мира – лживых.
«Какая все-таки свобода – говорить правду…»
Какая все-таки свобода – говорить правду,
Какая сила – не отчитываться перед теми, кто к тебе так глух,
Какая радость – превратиться в слух
И впитывать слова всем сердцем, как награду.
Какое ликование – быть рядом с теми, кто тобой живёт,
Кто ценит каждый штрих на раненной от вечнопонедельников душе,
Какое счастье – разбивать о скалы-собственного мнения истертые клише,
И как невероятно-сладко – слышать, как внутри по-соловьиному любовь поёт.
Какой великий дар – почувствовать себя, понять
И не делить, как прежде, на куски: тому, сему и этим…
Какое наслаждение – спросить: «А кто я?» и мгновенно, с точностью ответить.
Ответить, согласиться с ровной гордостью, безоговорочно принять.
Какая все – таки свобода – говорить себе правду.
Прощай, Февраль!
Февраль уже почти полностью заграбастал весну. Он буквально наполнился дыханием марта, скользя приятным холодком между пальцев, радостно снявших с себя оковы меховых перчаток. И в эту пору так здорово задуматься, уйти в личный мирок, покопаться в закромах возродившейся души, вытащить себя на свет, погреться в лучах сердечной неги и понять, что все, что кажется важным – на самом деле надутые мыльные пузыри, которые лопаются после первой искренней улыбки.
И, когда заботы не хватают за горло, проблемы не окутывают туманом, можно подумать о самом бесценном. О любви.
Для себя я сделала совершенно простые и, в то же время, невероятно-алмазные выводы. Итак. Если это любовь, то тебе больше не захочется себя менять. Вообще. Нет больше смысла в том, чтобы моделировать себя – новую. Нет больше потребности в себе – напыщенном павлиньем идеале. Нет больше радости – часами изводить нервную систему, вытаскивая из клубка-себя по одной тоненькой ниточке. Ты – это просто ты. И тебя (такую ТЕБЯ) – любят! И ты (такая ТЫ) – любишь! Ничего не хочется менять, и, тем более, менять кого – то. Мир – это мир. У него свои заботы, свои дела. Ты не меняешь его, ты не злишься на него. Ты просто его принимаешь. Говоришь ему: «Эй, мир! Ты бываешь разный. Но я соглашаюсь с каждым мгновением, с каждой секундочкой твоего проявления!»
А в ответ – Мир радужно улыбается, льётся градом, свищет северным ветром, блещет молнией, колется снегом. И это он так принимает тебя.
Но вот в чем парадокс: несмотря на то, что ты – это ты, все же в любви: ты – это самый лучший ты, самая яркая, добрая, искренняя часть тебя. Это возвращение к себе – ребёнку, который не знал критики, самокритики, который не просил и не требовал, а благодарно принимал; который всей душой верил, всем сердцем ощущал спокойствие и всем разумом знал, кто он есть.
«А ты словно подснежник, милая…»
А ты словно подснежник, милая…
Съёжилась под слоем собственного снега:
Мёрзнешь и дрожишь, в каждом вдохе – лишь тревога.
А в душе – манит-манит взрывоопасная дорога,
Сладость будущего, крылья нерастраченной любви и мечт – воздушных нега,
Как же хочется быть слабой, несмотря на то, что очень сильная.
А ты словно подснежник, родная…
Выжидаешь. Так прекрасна, но никто ещё не видит эту красоту,
В четырёх стенах, как в личном омуте-спасителе,
Сценарист и режиссёр – себя. И в глазах своих – единственного зрителя,
В злости бестолковой выделяя только чуть живую доброту,
Зная – что такое ад, но шагая к сердцу- только в сторону земного рая.
«Поиск иного смысла. Поиск себя среди кружек остывшего кофе и солнца не-по-февральски сочного…»
Поиск иного смысла. Поиск себя среди кружек остывшего кофе и солнца не-по-февральски сочного.
Поиск работы, чтобы кормила, поила и вдохновляла. Чтобы учила жизни и будущему заочно.
Поиск кота – на автомате – кормить и гладить по шерстке три раза.
Поиск без опыта, чтоб у акул-РАБотодателей вымолить «перезвоним» – отказа.
Поиск надежды: закрыть холодильник и снова открыть – само появится может!?
Поиск одежды: по углам ворчливого по-стариковски-шкафа, с которым договориться сложно.
Поиск лопаты-вопросов: копать и копать. Себя. Глубоко. До сердцевины истины.
И тараканов поиск, которые до конца с тобой и в огонь, и в воду выстоят.
В поиске вся жизнь. Перед глазами. Снаружи и изнутри. Да около.
Тот ли вагон? Тот ли рядом жалуется сосед?
То ли место по серым дождём? И так ли сердце заохало:
Странно-сочувственно из – за очереди автоматной чужих бед.
Поиск иного смысла и результата в конце пути.
Так ли старался? Так ли бежал? Не повредил ли колени?
Остановите поиск… Позвольте себе просто идти,
Просто дышать, пусть даже жизнь ещё не повернулась апрелем.
«Все испытания даны для силы: веры, слов, мгновения, бесценности объятий…»
Все испытания даны для силы: веры, слов, мгновения, бесценности объятий.
Всё сбудется. И как бы не просили. Отсеет жизнь: пустых, наивно-лживых, вспинускалящих приятелей.
Отсеет через решето бессмыслия: проделки утра-суеты, бескровие февральских вечеров.
И разорвёт на части мысли, развеет их у ног размеренности-берегов.
И будет вам на всё ответ – любовь. И будет дом, тепло, уют в морщинках возле глаз,
И будет борщ, и будет плов,
И будто заново себя. И словно с чистого блокнотного листа – рассказ.
Не бойтесь испытаний, ибо трудности – барьеры (говорю вам, это точно) к счастью,
Желайте, не стесняясь собственных желаний.
И смейтесь! Смейтесь! Смейтесь! Дышите жизнью, наполняя воздух безрассудной страстью!
«И теперь я знаю: кишит мимо жизнь моя прошлая, изувеченная невнятными заботами…»
И теперь я знаю: кишит мимо жизнь моя прошлая, изувеченная невнятными заботами,
Автостопом чужих мнений, бесконечно-долгой травлей пятницы перед субботами,
Одержимостью стен, заточивших голос истины, дышащей маскарадом.
И теперь я знаю: круговерть железобетонно-условная – для сравнения, вовремя. Так, как надо.