Город богачей

Алексей сидел молча. К нему не обращались, и поэтому он, словно тень, даже не шевелился. Казалось, что все уже забыли о его присутствии, но он не видел нужды в том, чтобы напомнить о себе. Хозяйка дома ему однозначно не нравилась: она вела себя слишком манерно, причем очень наигранно, и то, что она не задавала вопросов Алексею, только радовало его. Он не смотрел на нее, а еле заметно двигал головой, осматривая помещение. Он заметил, что стол был накрыт на пятерых и одно место по правую руку от главы семьи пустовало. Хотя этот вопрос и интересовал юношу, он не решался его задать. Он считал неприличным задавать лишние вопросы, если хозяева сами не делятся информацией. Его взгляд побрел по комнате.

Куполовидный потолок поднимался на уровне третьего этажа, его украшали светлые узоры; во всю высоту стен размещались в ряд высокие узкие окна с тонкими рамами и массивными портьерами; ровными рядами размещались ажурные бра, между ними декорировали зал живописные картины в толстых рамах; под ножками стола стлался винтажный ковер голубых и телесных оттенков, и его пара, ковер такой же расцветки, покрывала паркет под роялем у окна. Паркет блестел чистотой, солнце играло дневным светом, шутливо полосили деревянные угловые столики, ловя тени оконных рам. Эти столики размещали вазы с ароматными букетами свежесрезанных цветов из сада. Они являлись главным украшением комнаты. Обеденный стол, покрытый белой узорчатой скатертью, украшали позолоченные канделябры и золотистые сервировочные салфетки. Ни единой пылинки на картинных рамах, кушетки и стулья выставлены в ряд спинка к спинке, подлокотник к подлокотнику. Все идеально – настолько идеально, как будто никто здесь никогда не жил.

Внимание юноши зацепила одна вещица – кукла в балетной пачке на деревянной подставочке. Она стояла на рояле у окна. Целиком состоя из дерева, она поражала своей детальностью и изяществом, проработаны были до мельчайших подробностей красоты человеческого тела, вплоть до мягкого изгиба ключиц и фаланг пальцев на кистях рук. Глаза, полузакрытые густыми ресницами, скорбно смотрели в пол, а на губах не играли ни веселая улыбка, ни печальная дуга – они выражали смирение с неизменной жизнью пленницы, но Алексею думалось, что кукла вот-вот поднимет голову. Она выглядела как живая, и казалось, словно она тоже испытывает человеческие эмоции. Кто мог создать подобное чудо? Нигде доныне Алексей такого не видел.

За изучением убранства помещения Алексей умудрился пропустить все нудные расспросы, задаваемые, очевидно, по списку. Наконец принялись за еду. Григорий Макарович, которого явно давно не кормили, как ужаленный схватился за приборы и начал уплетать салат. Иноземцевы кинули на него ничего не выражающие взгляды, и Елена Евгеньевна, заметив это, залилась краской. Она восприняла слишком резкое движение супруга как угрозу идеальному приему. Для нее было крайне важно оставить безупречное впечатление о своем доме, и каждая мелочь казалась ей катастрофой. На ее удачу, Федору Андреевичу было безразлично поведение хозяина. Он сам больше не сказал ни слова. Опустошая тарелку, он слушал восторженные рассказы о Мошногорске. Елена Евгеньевна рассказывала о всех нововведениях, новых постройках, о богатых семьях города и о том, кто из них пробился в шоу-бизнес. Через двадцать минут диалога Алексей понял три вещи: первое – хозяйка дома отлично разбирается во всем, что касается богатства и известности, второе – остановить ее уже не получится, третье – в доме главная она. Еще через несколько минут ее слова стали сливаться в непонятную бессмысленную кучу в голове юноши, и его мысли улетели далеко-далеко, в маленький домик на зеленом холме, точь-в-точь такой же, как картинка на его шкафу.

Он видел, как дверца домика распахнулась, и оттуда выбежала белокурая девочка в полосатом платьице, за ней мальчик помладше, в шортиках и маечке. Он держал в руках воздушного змея. Дети побежали по склону, радостно смеясь, и растянули веревку. Бумажная птица взмыла в воздух, сопровождаясь восторженным детским визгом. На пороге показался Алексей, такой же молодой, как сейчас. Он с улыбкой смотрел на своих дочку и сына. В ладони его была зажата рука девушки. Ее лица было не видно. Алексей никогда не представлял себе ее внешность. Он стоял и смотрел, как малыши бегали под яркими лучами солнца, более красивого, чем в реальности, и отбрасывали четкие темные тени. Ветер развевал их светлые волосы, и лица, озаренные радостью, вдруг поймали золотистый свет уходящего солнца. Позади бегающих детей не было города, там была лишь полоска леса вдали, а до нее – покатый спуск и большая поляна. От дома не вело ни одной дороги, словно он единственный в мире…

– Алексей!

На юношу звук собственного имени подействовал как разряд молнии. Он никак не ожидал его услышать, и оттого, что из мыслей его вырвали так неожиданно, фантастический мир разбился точно ваза, упавшая с десятого этажа.

– Алексей, – повторил голос, принадлежавший, как оказалось, хозяйке дома, – нам очень хотелось бы побольше узнать о вас. Кем вы собираетесь стать в будущем?

Не сразу осознав, где он находится, юноша, оправившись от путешествия в прекрасный мир грез, четко проговорил:

– Я унаследую дело моего отца. Буду заниматься бизнесом.

– Как замечательно! – восхитилась Елена Евгеньевна. – Бизнес позволяет делать очень хорошие деньги!

– Разумеется, – сказал Федор Андреевич, – наша семья уже несколько поколений владеет двумя заводами под Петербургом. Они – наш основной источник заработка.

– Да, я слышала об этом. Прелестно!

Сверху послышался стук каблучков и шуршание тканей. Головы всех присутствующих взмыли к верхним ступеням и стали наблюдать, кто же сейчас появится. Алексею было интересно, кому предназначалось пятое место за столом. Может, это идет его хозяин? Сперва Алексей не понимал, что он увидел: за перилами показалось что-то объемное, и Алексею почему-то сразу представился Григорий Макарович в атласной мантии, по его мнению, именно так он бы и выглядел. Но, спустившись ниже, глазам всех присутствующих предстала фигура миловидной девушки, причем совсем не тучной, как показалось Алексею, а, наоборот, очень даже стройной. Изящно выставляя с носка тонкие ножки, она медленно спускалась вниз. Григорий Макарович подавился огурцом, Елена Евгеньевна покраснела словно помидор, а гости застыли точно статуи. На девушке было надето платье, какие носили благородные дамы два века назад: лиф имел аккуратный воротничок и широкие рукава с шелковыми манжетами, шелковая юбка цвета лазури на каркасе закрывала ноги до щиколоток, голову покрывала шляпка с цветами и лентой, а на ногах были надеты белые чулочки и старинные шнурованные ботиночки. Девушка изящно проплыла по ступеням, перед последней ступенью сделала грациозный поворот и присела на свое место. Ее прекрасное лицо, окаймленное светлыми кудрями, выражало крайнее довольство собой.

– Аннетт… – произнесла Елена Евгеньевна, собравшись с мыслями; она была не в силах принять тот факт, что увиденное ей не померещилось, поэтому глаза ее выпучились, как у резиновой игрушки, которую изо всех сил сжали в кулаке. – Аннетт, ты пришла… в этом?

– Да, мама. Ты же просила надеть что-нибудь приличное. Пожалуйста! Что может быть приличнее платья дворянки?

– Это же твой театральный костюм!.. – Елена Евгеньевна пришла в крайнее возмущение. – Ты же… Ты же… Переоденься, Аннетт!

Аня не послушалась. Состроив издевательскую гримасу в сторону матери, она взялась за приборы. Некоторое время был слышен звон приборов лишь с ее стороны. Потом Григорий Макарович, подтирая подбородок салфеткой, сказал:

– А что, Леночка, по-моему, ей очень идет.

– Спасибо, папа. Я тоже так считаю.

– Григ! – возмущение Елены Евгеньевны теперь было направлено на мужа. – Это же костюм для театра! Она может его запач… То есть… не запачкает, конечно, просто… внешний вид должен соответствовать поводу.

Аня только ехидно улыбнулась, словно в голове у нее созрел план. Елена Евгеньевна сконфузилась. Она изо всех сил пыталась найти объяснение такому поведению дочери, которое можно было бы скормить гостям и оставить хорошее впечатление. Она отступилась, не пытаясь больше спорить, и снова зазвенели приборы.

– Это наша дочь Аннетт. Она просто… в этом году заканчивает лицей и поступает в театральное. Она изучает культуру дворянства девятнадцатого века, – с наигранным восторгом пропела хозяйка. – Она делает большие успехи! У нее, между прочим, скоро выступление. Она играет в пьесе «Купцы» главную роль, дворяночку Натали. Героиня, кстати, отлично владеет пианино и поет, как и наша Аннетт. Да, она эту роль получила не за красивые глаза. В пьесе, кстати, Натали исполняет очень интересную песню. Аннетт, не сыграешь нам?

– С превеликим удовольствием, маман!

Девушка ловкими плавными движениями отдалилась от стола. Присев в поклоне с игривой ухмылкой, девушка порхнула к инструменту. Она быстро села на скамью, а ее воздушное платье мягко опустилось вслед за ней.

Не выжидая времени, Аня сразу начала играть плавную, нежную, приятную для слуха и при этом не известную Алексею сюиту. Юноша любовался, как Аня красиво двигает пальцами рук, как выдерживает идеальную осанку, и все в ее внешности и движениях казалось юноше гармоничным и эстетически прекрасным. После второй гаммы краем глаза он уловил какое-то движение над клавиатурой рояля. Снова Алексей подумал, что ему показалось, но деревянная кукла взаправду шевелилась. Она подняла лицо, носящее извечное траурное выражение, встала на носочки, вытянулась в блестящем арабеске, затем мягко согнулась, потянувшись к носочку выставленной вперед тонкой ножке, коснулась тонкими пальцами пуанта и снова выпрямилась. Все движения она проделала абсолютно бесшумно, словно танцевала на облаке. Это поражало воображение.

Когда пришло время слов, протяжный звонкий голос Ани заполнил зал.

– Наш великий основатель

Был красив, хитер, умен.

Он решил построить город,

Вечной славой заклеймен,

Самый лучший город в мире,

Полный злата и красот.

В нем лишь тот познает счастье,

Кто не ведает забот,

Кто похвастаться сумеет

Тонной новеньких банкнот.

Остальные тонут в муках,

Опускаясь к дну болот,

А детей-сироток трупы

В реках крови уплывут…

Последняя нота сюиты пролетела по залу эхом, а после нее разразилась гробовая тишина. Кукла-балерина завершила па и вернулась в исходную позицию. С гордым видом Аня проследовала на свое место за столом. Она не считала нужным прокомментировать свое выступление или хотя бы поздороваться с гостями, молча села и взялась за приборы. Алексей увидел на ее лице улыбку, имеющую неясный характер. Она была настолько слабой, что улыбкой ее было не назвать. Она как будто бы была, но в то же время отсутствовала. Веки были слегка опущены, а глаза под ними сияли уверенностью и довольством собой.

– Это… – вымолвила хозяйка в надежде найти объяснение такому необычному номеру, но так и не смогла его придумать. Она выглядела одновременно испуганной и смущенной.

– Так понимаю, пьеса в жанре мистики? – уточнил Федор Андреевич, отреагировав на услышанное совершенно спокойно.

Елена Евгеньевна в знак согласия покачала головой, но глаза, увеличившиеся раза в два, говорили об обратном. По ним было понятно, что хозяйка дома не ожидала услышать такого художественного произведения. Но она быстро справилась со своим шоком, ожила и, стремясь отвлечь гостей от неугодной песни, дала команду для обеда.

Распахнулась дверь кухни, и, словно речной поток, по столовой поплыла колонна официантов. Они одновременно сменили пустые тарелки из-под салата на миски с супом. Судя по их внешности, именно она и служила главным критерием выбора официантов для обеда. Все были одеты одинаково, все одинаково молоды, стройны и ухожены. На каждом была надета белоснежная рубашка с бабочкой, черные брюки со стрелками, и волосы всех были зачесаны с одинаковым пробором. Все двигаются синхронно, молчат, четко выполняют инструкции. Все схожи, как на подбор. Федор Андреевич и семья Чеканщиковых отвлеклись на эту процессию, Елена Евгеньевна засветилась лучезарной улыбкой: больше не надо было выдумывать глупых оправданий поведению дочери. Процессия официантов сменила гостям тарелки, проскользила вдоль стола, образовала колонну и удалилась в кухню.

Елена Евгеньевна продолжила расхваливать Мошногорск, и старый диалог возобновился. Принявшись за суп, Аня как будто бы впервые заметила, что за столом есть кто-то, кроме ее родителей. Может, она бы и вовсе не заметила их, если бы неизвестный юноша не глазел на нее уже почти минуту без перерыва. В его глазах не читалось ни жадности, ни наглости, а лишь испуг. Широко раскрытые глаза выглядели глупыми. Ане показался этот взгляд забавным и даже милым. Она кокетливо улыбнулась. Алексей одернулся и внезапно осознал, что смотрел на незнакомку неприлично долго. Он сконфуженно опустил голову к своей тарелке и стал есть.

Целый мир вокруг перестал существовать для него, Алексей бездумно опустошал тарелку, не имея понятия о ее содержимом. Он больше не слышал голоса Елены Евгеньевны, и даже его разум не выдавал четких мыслей. Никогда еще он не чувствовал такой потерянности. Он не чувствовал вкуса супа, не слышал голосов, и мысли как будто бы в комок свернулись, превратив умного юношу в глупца. Внезапно осознав, что ложка скребет дно пустой тарелки, юноша очнулся. Он таращился на дно тарелки, боясь поднять глаза. Теперь он прислушивался к голосам с особой тщательностью. Елена Евгеньевна рассказывала про Жеодиных, очень богатую семью в этом городе; слева серебряная ложка в руке отца звенела о фарфор. Алексей заглянул в его тарелку, и она была почти полной. Это отец так долго ест или Алексей смел всю порцию за минуту? Он продолжал слушать. На дальнем конце стола пыхтел и шуршал салфетками Григорий Макарович. Аня ни одного звука не издавала. Здесь ли она? Алексей не шелохнулся, не поднял головы, но глаза скользнули по скатерти, и, по непонятной причине, взгляд упал прямо на лицо девушки. Она не ела. Она смотрела в окно. Воспользовавшись моментом, пока она не обращала внимания, Алексей любовался ей, ее аккуратными маленькими глазками, похожими на утренний туман, дивным изгибом губ, напоминающих цветочный лепесток, грациозно вздернутым маленьким носиком. Больше всего внимания привлекала ее улыбка. Девушка как будто бы не улыбалась, но уголки губ были подняты, а в глазах читался хитрый умысел.

Аня сидела в этом положении уже довольно долго, и Алексей не мог понять, что так заинтересовало ее на заднем дворе: там не было ничего, кроме ряда деревьев неподалеку. Когда хозяева дома и Федор Андреевич были заняты трапезой, Аня внезапно издала тот самый звук, который невольно вырывается из груди, когда человек вспоминает что-то важное или видит невиданное. Но Алексей видел, что за окном ничего не было. На вздох отреагировали все, все отвернулись к окну, и в этот момент со стола соскользнул масляный брикет. «Она это специально сделала?» – подумал Алексей. Брикет прокатился по гладкому паркету несколько метров и остановился между стульями Ани и Алексея. Вопросительные взгляды направились на Аню. Всем хотелось знать, что такого удивительного она нашла в грустной октябрьской пелене облаков.

– Там была такая красивая птица! – пояснила она.