Последняя тайна тамплиеров. Рыцари Бургундии

– Поэтому от тебя воняет всегда, – подколол его Этьен.

С тех пор как Анри выбрал Этьена в свою группу, он зорко следил за тем, чтобы тот не отлынивал от занятий. И к двенадцати лет у Этьена пропала полнота, появилась мускулатура, которая присуща тренированным детям его возраста.

Тибо зло посмотрел на Этьена, но вступить в спор не решился.

– Побежали, – позвал друзей Рене, – я хочу хорошо вымыться.

Анри, Рене и Этьен побежали к дворцу. Барон де Муаре с улыбкой смотрел им вслед. За эти несколько лет он хорошо изучил своих воспитанников, и теперь он точно знал, кто на что способен. Барону не очень нравилось то противостояние, какое возникло между Готье и Анри. С одной стороны, соперничество всегда приводит к улучшению результатов. Но это тогда, когда соперники вели себя честно. А Готье вел себя подло. Он не раз пытался подставить Анри, и ему даже один раз это удалось.

Барон поморщился, вспоминая этот случай. Ему пришлось наказать Анри только из-за того, что Готье, Робер и Тибо обвинили Анри в битье вазы, а у того не оказалось свидетелей. Несмотря ни на что, барон был склонен верить именно Анри, а не этой троице. Но, ничего не поделаешь – правила есть правила. И он благодарен своему ученику за то, что тот не затаил на него обиду.

Был полдень, когда барон де Муаре привел своих воспитанников в тронный зал, где новобрачные принимали поздравления, а герцогиня знакомилась со своими поданными. В зале собралось много гостей, и церемониймейстеру пришлось немало потрудиться, чтобы навести порядок. Медленно-медленно приближалась очередь барона де Муаре и его воспитанников. Анри с любопытством посмотрел на герцогиню Агнессу. При виде её, его сердце почему-то забилось сильнее, дыхание стало прерывистым, руки похолодели, а ноги стали тяжёлыми. Никогда еще он не видел красивее девушки – высокая, стройная, девятнадцатилетняя герцогиня величаво сидела на троне и улыбалась своим поданным, которые ей кланялись в верности. Как и все Капетинги, она была блондинкой с голубыми глазами. Не зная почему, но Анри захотелось привлечь её внимание к себе, хотелось, чтобы из всех пажей новая герцогиня и, отныне, его владычица, запомнила именно его. И вот, после поклона, барон де Муаре, начал представлять мальчиков.

– Ваше сиятельство, разрешите мне представить вам моих воспитанников, пажей, которые переходят в ваше распоряжение, – и, по одному он начал их представлять: – Готье де Брезе, – Готье поклонился и стал в сторону, а барон продолжал называть имена, пока очередь не дошла до Анри. Когда барон назвал его имя, Анри вышел, стал на одно колено и произнес:

– Ваше сиятельство, я, граф де Суансе, хочу поклясться вам в своей верности и преданности.

В зале возникла тишина. Никто не ожидал такого поступка от двенадцатилетнего мальчика. Анри и сам испугался – не нарушил ли он приличий, не оскорбил ли он эту прекрасную герцогиню? Тишину нарушил мягкий чарующий голос Агнессы:

– Я с радостью принимаю вашу клятву, граф де Суансе.

Анри поднялся и посмотрел на герцогиню. Их глаза встретились, и Анри понял, что с радостью отдаст жизнь за свою сеньору. Его потеснили другие придворные. Когда он занял свое место возле барона де Муаре, тот ему ободряюще улыбнулся.

– Неожиданный поступок, Анри, и благородный. Теперь вам нужно научиться держать свою клятву.

– А разве это сложно, господин?

– Сложно, Анри, очень сложно. Но, не думаю, что это будет сложно для вас. У вас благородное сердце. И вы сдержите свою клятву, даже ценой своей жизни, если это потребуется.

Слыша этот разговор, Готье побледнел от злости. Почему именно Анри, а не ему пришло в голову принести клятву верности. Хоть он и не граф, но тоже вассал герцогов Бургундских.

И Готье принялся придумывать новую месть, чтобы Анри наказали, хотя он прекрасно знал, что это бесполезно.

А Анри не мог оторвать взгляд от герцогини, пока не почувствовал, что кто-то сильно толкнул его кулаком в бок. Анри обернулся, резкое слово уже готово было вырваться из его губ, но его серые глаза встретились с голубыми глазами Рене.

– Ты что толкаешься? – спросил его Анри.

– Не смотри так пристально на её сиятельство. Слишком заметно, и не только мне. Тем более, после твоего неожиданного поступка.

– Ты прав, – Анри сделал равнодушное лицо и начал рассматривать фрейлин герцогини. – Но она так прекрасна.

– Поговорим об этом в комнате, – сказал Рене и Анри кивнул.

За эти несколько лет, что Анри и Рене прожили вместе во дворце герцогов Бургундских, они стали друг для друга братьями. Между ними не было тайн, секретов, недосказанности. Они всегда стояли друг за друга горой. Так и сейчас, Рене заметил восторженные взгляды, которые Анри бросал на герцогиню, и его это встревожило. Каждому понятно, что между Анри и герцогиней не может возникнуть никакого взаимного чувства, хотя бы потому, что Анри всего лишь двенадцать лет. Но, если Готье, и его друзья что-то заметят, они могут посмеяться над его чувствами, а Анри может вспылить… Все это ни к чему хорошему не приведет.

Вечером, поменяв свои праздничные одежды на повседневные, Рене и Анри расположились на своих кроватях.

– Ну, – обратился Рене к своему другу, – рассказывай: что тебя дернуло так поступить.

Анри провел ладонью по своим немного длинным волосам. Потом тряхнул головой и улыбнулся.

– Не знаю, – задумчиво произнес он. Потом посмотрел на Рене и покраснел. – Я, как только увидел её, сразу…

– Ты влюбился! – воскликнул Рене.

– Рене! – Анри покраснел гуще. Помолчав немного, он добавил: – А может ты прав. Когда я увидел нашу новую госпожу, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мне захотелось сделать что-то… что-то необыкновенное.

– Понимаю. Но ты будь осторожнее. А еще лучше – забудь. С герцогиней прибыло столько красивых фрейлин!

– Рано тебе еще о фрейлинах думать, – усмехнулся Анри.

– Так и тебе тоже, – подмигнул ему Рене, но потом серьезно добавил. – Анри, пока твоя страсть только-только в начальной стадии, попытайся ее в себе подавить. Это до добра не доведет. А если об этом узнает Готье, и его компания…

– Да, ты прав. Я постараюсь.

– Постарайся. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

Анри лег на кровать, положив руки под голову. Перед его глазами вновь предстала герцогиня – её белокурые воздушные волосы, голубые, как небо, глаза, коралловые мягкие губы. Анри закрыл глаза и попытался представить себе ощущение, когда прикасаешься губами к женским губам.

– О чем ты думаешь? – спросил его Рене.

– Я? Ни о чем, – мигом ответил Анри. Но ему было неловко лгать своему другу, поэтому он честно ему сказал: – Я… я пытался представить, как это – целовать девушку в губы.

Рене хмыкнул.

– Я давно это пытался представить.

– Правда? – Анри привстал и с любопытством посмотрел на друга. – Ты мне никогда об этом не рассказывал.

– А что рассказывать, если ты никогда не думал ни о чем, кроме обучения рыцарским наукам. Ты не смотрел ни на придворных, ни на их жен, ни на их дочерей.

– Это точно. В тронном зале мною всегда овладевает скука, – согласился Анри.

– Присмотрись. У казначея есть очаровательная дочь. Ей всего лишь тринадцать, но она развита не по годам. Когда я её вижу, мне хочется прижать её в темном углу, и прикоснуться к её округлой груди.

– Рене! – Анри был немного шокирован откровением друга. – Нам еще рано этим заниматься. Во всяком случае, я еще никогда не испытывал физического желания к девушкам.

– Я тоже. К тому же я младше тебя. Но это мне не мешает любоваться девушками, представлять на ощупь их кожу, представлять вкус их губ.

– Хм, ты меня убедил. Завтра я обязательно присмотрюсь к девушкам в тронном зале.

– Присмотрись, – Рене сладко зевнул и потянулся. – Что-то я устал.

– Да и я тоже.

Юноши разделись и юркнули под одеяла. Камин в их комнате почти погас, и воздух был немного прохладным, поэтому мальчики плотнее закутались в свои одеяла. Но уснули они не сразу. Рене был доволен собой – ему удалось заинтересовать своего друга другими девушками. Так Анри не будет думать о герцогине. А Анри тем временем вспоминал сцену своего детства, как однажды он увидел, как дядя Раймонд занимался любовью со служанкой. Это было на виноградниках.

«Наверняка герцог и герцогиня занимаются тем же», – подумал Анри, и от этих мыслей ему стало горько.