Полынь-ягода

«Товарищ Поти! Повторяю, мой моб: +234 803 3910079, я адвокат Олуфеми Лиджаду. Второе повторяю: US 313.580 млн. долларов вами могут взять. Можно уменьшить пошлину, ваш дед уже при смерти. Это возможно сделать… пока возможно.»

Куш-Кешбек – пульсационированный. ККП – вот как назвать детище Поти Агаты. Самое подходящее название для этого интеллектуального изобретения! Названий много, но у Куша было настоящее человеческое имя. Но тоже пульсировало. Пульсации – это наша жизнь, это не предел, а констатация факта. Агата решила начать с презентаций своего Куша. Отчего бы нет? Ходить по кабинетам чиновников надоело. Стучать в закрытые двери тем более. И Агата представила, сколько вообще изобретений теряется на просторах чиновничьего отторжения. И назначила первую презентацию в кафе с бессмысленным названием «Родничок».

Агата надела шёлковое платье, бусы, туфли. Она надела тонкие колготки. Такие переливчатые, что ноги в них казались соблазнительно кокетливыми. И вся Агата, выходящая из лифта казалась сама себе праздником. Руки тонкие в кружевных перчатках, словно сами собой взмахивали, радовались лёгкому ветру. Складки юбки колыхались. Ноги, обутые в туфли, ноги женщины только что приехавшей из Испании, ноги – правая, левая такие послушные, такие цокающие каблучками – всё было лёгким, летящим. Вот говорят, что мы раньше летали, отчего же раньше? И сейчас можно!

Презентация прошла также легко и непринуждённо. В кафе сидели незнакомые Агате люди. Старик что-то записывал, у него была густая борода. Одет старик в затёртые джинсы, мятую рубашку. Он производил впечатление давно болеющего человека, поэтому любая надежда на облечение состояния организма, была для него как соломинка, за которую старик цеплялся. пытаясь задержаться в этом мире хотя бы ещё на какое-то время. Агата подошла к нему первая и включила Куш на десять минут, приложив тонкую круглую металлическую пластину к его жилистой, морщинистой руке. На запястье. Несколько секунд Агата улыбалась, глядя в глаза старику:

– Я не прошу купить мой прибор. Не прошу отдать мне деньги. Просто попробуйте. И всё. Кроме этого, заверяю вас, я не шарлатан. Я просто много читала книг по медицине. Но я не учёный, не физик, не лирик. Я человек, попытавшийся порыться в наших загадках. Кроме этого, у меня нет лицензии, и я покупать ничего не буду. Хочу показать вам, что есть надежда. Вот и всё.

У старика постепенно стали розоветь щёки.

– Но будьте осторожны: вводить в свою жизнь Куш надо постепенно. Знакомиться с ним, это как будто восходить на гору. Может сбиться дыхание. Могут начаться вибрации. Ибо ваша пульсация и пульсация всей галактики – это общее целое. На вас обрушится всё остальное, чем вы.

Агата убрала пластину с запястья старика. Тот продолжил сидеть на стуле. Он явно был очарован. Далее Агата подошла к девушке. Взглянула ей в глаза. И почему-то произнесла:

– У вас любовь. Она не лечится.

Затем Агата подошла к мужчине:

– Вам будет достаточно пяти минут.

Презентация продолжилась около часа. Агата поняла, что Кеш понравился всем. Старик подошёл после презентации и медленно произнёс:

– Я не богатый человек, всё, что получаю, я трачу на лекарство. Езжу в лес, подолгу сижу у реки. Но я бы купил ваш Куш-Кешбек…

– Ой, ну что вы. Я не продаю его. Пока идут испытания, – ответила Агата сдержанно.

– У меня нет времени. Вы сами сказали, что ваш дед умер, а вы не успели попрощаться. Продайте мне ваш Куш. У меня есть при себе небольшая сумма…

– Понимаете, все детали этого прибора были куплены мною по заказу. Затем сборка, изготовление пластин вручную. И повторяю: я хочу провести испытания.

– Где?

– В больнице. У своего друга. Донжа…

Или у кого-то другого. Донж навряд ли разрешит.

К разговору присоединился мужчина.

– Нет, правда, продайте. У него последний шанс. А вы ещё изготовите.

– А вдруг…

– Никаких вдруг! – у мужчины был твёрдый волевой подбородок. «Предприниматель!» – подумала Агата. – Хотите, я оплачу?

Старик протянул руки. Он схватил Агату за руки и опустился на колени.

– Ну, я не знаю, – Агата пожала плечами.

– Я Матвей Матвеевич, и мы знакомы по социальным сетям. Помните «Розу-7»? – пояснил мужчина, – вот деньги. Но пришёл я сюда случайно. У меня должно было состоятся деловое свидание. Но человек не пришёл…

– Это вы. То есть ты? – Агата взяла деньги. Это была приличная сумма. Но отчего бы не помощь человеку, который сам просит о помощи. А в Куше женщина была уверена. До самоотречения. До самозабвения.

– Я вам оставлю свой номер телефона. Позвоните. И не обижайтесь…

– Что вы! – старик прижал к своей груди Куш. – Я даже никому не скажу где и что купил. И если что, то я сам виноват, что настоял. Сам у вас выпросил ваш неопробованный прибор.

– Да! – кивнул Матвей Матвеевич, – я свидетель. Ты упиралась. А мы сами выпросили и сами купили.

Агата ещё немного поколебалась. Затем махнула рукой. Тем более вырвать из рук старика что-либо было уже невозможно. И вернуть деньги Матвею Матвеевичу, человеку в имени которого два «Мм», было тоже невозможно.

Далее в социальных сетях Агата написала сложный путаный текст:

Какой смысл обрекать себя на поиски какого-то обманного наследства. Адвокат, забудьте меня! Если вы не адвокат мой. А я не ваша. Но искать дедов и дедовы могилы – это мой новый путь в настоящее время. Ибо их имена выстроены во всех обелисках. Дед, который вымышлен и дед настоящий – это два разных деда. Да, мне жаль чужого человека, находящегося в коме в Барселоне. Но мне больше всего жаль моего настоящего деда. Ибо всем родившимся в моё время – между всеми молотами и наковальнями времени надо учиться помнить. Без наших дедов у нас бы не было того, что есть сейчас. Не было бы электричества, железных дорог, домов и городов, сёл и деревень, наших великих свершений и унижений. Высот и низин. Наших друзей и врагов. Любимых.

Без наших дедов не было бы нас.

Поэтому я решила – найду того самого деда, который есть на самом деле. Любого. Изучу всю родословную, все древо, корни и ветви. Изучу географию. Найду нужную дорогу.

Не в Испанию же ехать к чужому и странному Дему?

Не ловить же тушканчиков в Нигерии. С этого дня я блокирую сумасшедшего адвоката. И канал «Роза-7». Это лишнее, как являются лишними все препятствия по лицензированию Куша. Я найду своего настоящего деда.

Агата достала свой паспорт. С раздумьями прочла – Агата Захаровна Непёхина.

Отец – Захар Иванович. Дед Иван Иванович.

Вот его-то и надо искать.

Агата достала старую фотографию. Прочла пожелтевшую, выцветшую надпись: «Ни о чём не жалеет наша пехота, мы уже ваша солёная слеза, содовая вата, искра, которой прикурила звезда. Меня, наверно, проткнёт штыком фашист. Насквозь. Я сам протыкал его своим штыком до этого. Но не я начал первым. Он первый пришёл топтать мою землю. Я не приходил на его – Ганцевскую песчаную, кишащую рыбами отмель. Поэтому если я лежу, глядя в небо своими бирюзовыми глазами, то я смотрю в своё небо. А он в моё.

Внуки мои! Если вы меня слышите. А я кричу вам из-под земли, то знайте, что фашизм это страшно! Я видел, как младенца втаптывали – кричащего, живого – давя его сапогами! Я видел как мальца за ноги, как щенка разрывали руками. Я видел столько мерзостей! Не верьте тем, кто скажет, что фюрер и коммунист это одно и тоже. Что гулаг и концлагерь – это идентично. Не верьте им! Это разные вещи. Полярные. Конечно, быть узником страшно. Но быть сожжённым в топке, растерзанным, с содранной кожей, изнасилованным, раздавленным, униженным, растерзанным, заморённым голодом фашистом и быть гулаговцем – это не одно и тоже. Война и мытарство вещи разные, попрание человеческого достоинства и душевного слома. Это не уравнения. Это не попытка оправдания не человечности и зверя. Фашист – это зверь. А красный молох – это молох.

Между ними идейная разность. Вы все крепко спите на наших телах, глазницах, черепах, костях. Наши крики раздаются из-под железобетона. Вы видели, как отделяют мясо от кожи младенца, как люди разбрасывают свою кожу, как чрево вспоротой матери исторгает крики крови, вы видели фашиста, съевшего губы дитя? Даже вши разные – в концлагере они мелкие, а в гулаге жирные и яркие, шепелявящие. Их давишь, а они скрипят. Клопы разные. Тараканы не такие. Как мне вам доказать это различие. Только своей смертью. Зверь и человек понятия разные. Фашист – это зверь. Мнящий себя царём человека. Однажды я выкрикну: Хочу, чтобы мои дети росли счастливыми, все дети, чтобы им светило солнце, чтобы их омывал дождь. Радуга, лучи. Я уже уголь. Я даю улицам имена. Городам. Пусть будут фильмы о нас, мультики, песни и стихи про лучшее, мирное и доброе. Пусть барабанщик сойдёт с пьедестала, выломав арматуру и прильнёт губами к горну и воспоёт про величайшее благо, про воздух этого счастья, ибо поэтому мы тонули, горели, дрались храбро. До смерти. И пусть смертью будет доказана та огромная пропасть между фашистами-зверями и нквдешниками. Гетто и НКВД это – не одно и тоже. Как закон о пяти колосках и зверь с когтями. Как пятьдесят восьмая статья и бездна сатанинская.

И легкие кленовые палочки пусть застучат в барабан, встанут все трубачи мира. Вновь ринутся красные командиры защищать страну. Как я смогу доказать эту большую и бесспорную разницу? Чем?

Слезами на моей могиле…»

ЧАСТЬ 2

ДЕД

Для сравнительного анализа Агата вычитала в интернете:

«…в «сталинские лагеря» попадали только те, кто нарушил тогдашние законы, по приговору тогдашних судебных органов на сроки, указанные этими органами. И никак иначе. Можно много спорить о несправедливости законов сталинской эпохи. Но законы везде меняются – и что казалось вчера справедливым, сегодня кажется произволом.

Концентрационные лагеря появились более века назад. И служили они для концентрации (сбора и удержания) какой- либо части населения по формальному признаку. Изобретатели концлагерей – англичане – держали там семьи буров, держали в жутких условиях, иногда расстреливая партии заложников до полного прекращения сопротивления со стороны буров-мужчин.