Уля, бабушка, лиса

Это был взмах красной тряпки тореадора перед разъяренным быком. Уля это поняла, не успев закрыть рот. Колька отложил беляш, запустил обе руки в карманы и вытащил оттуда весь хлам, который у него был: обрывки салфеток, пластиковые крышки, сломанные ручки, пустые стержни, какие-то фишки, упаковки от жвачек. С противной ухмылкой он медленно подошел к Улиной парте и, как в замедленной съемке, подкинул все над Улей. Она сидела в этом мусорном фейерверке и сжимала кулаки, до боли вонзая ногти в ладони, чтобы не разреветься.

Ну зачем, зачем она снова открыла рот? Глаза предательски защипало от мерзкой выходки. Но еще обиднее было то, что – Ульяна знала – ни один человек в этом классе не вступится за нее. Конечно, попробуй поспорь с этим Коневым. Кому оно надо?«Не реви! А я говорю не реви!» – пронесся в голове веселый знакомый голос из детства. Уля дернула головой, отгоняя его. Она и так не заревет. В первый раз, что-ли?

Кто-то заржал, кто-то отодвинулся в сторону. Рита посмотрела на Кольку неодобрительно:

– А вот мусорить необязательно. Ладно ребята, так мы далеко не уедем. Давайте проведем экспресс-голосование: ставим галочки напротив понравившейся идеи, – Она бросила задумчивый взгляд на Улю, подумала пару секунд и добавила: – И вот что, писать фамилии не обязательно, пусть это будет анонимно. В конце дня посчитаем голоса.

Глава 4

Прозвенел звонок. В класс медленно вошла, нет, скорее торжественно вплыла Фейруза Габдуловна, учительница английского. Это была пожилая женщина внушительных форм, всю жизнь учившая самых разных ребят: сложных и простых, хулиганов и отличников. Уля у нее особой симпатии не вызывала, потому что ни больших знаний, а главное, ни большого рвения к английскому не показывала.

– Ульяна, поверь, не стоит недооценивать язык. Английский не так ужасен, как тебе кажется. И он действительно поможет в жизни, – сокрушенно качала она головой над Улиными листочками с контрольными, в которых было больше размашистого красного цвета, чем неуверенного и дрожащего синего.

– Ага, Фейруза Габдуловна, – рассеянно кивала Уля, больше думая о том, что сказать маме, чем о том, для чего ей может пригодиться этот несчастный английский.

– Хеллоу, пьюпилз. Хау воз ер дэй? Гет реди фор зе лессон, – проскрипела на ходу Фейруза Габдуловна, не глядя на класс, направляясь к своему столу. – Начнем с домашней работы. Савин, к доске.

Она подняла глаза, и пока Кирилл шел к доске, обводила класс взглядом.”Мечтает, наверное, – подумала Уля, – что перед ней сидит не 5 “А”, потрепанный, всклокоченный, в мешковатой одежде и кроссовках. А  члены королевского двора или, на худой конец, приличное английское общество из закрытого клуба Гедеон ”.

– Так, а это что за грязь? Вы что себе позволяете? Вы же в школе, а не на Мумбайском вокзале! – она смотрела на Колькин хлам вокруг Улиной парты. – Уварова, ты почему так намусорила? Ты же девочка, Ульяна!

– Королева помойки она, – заржал Конев.

Знал, что Уля его не сдаст, потому как ябедничать ей не позволит достоинство. Скорее, начнет, как обычно, отбиваться от англичанки словами. А это еще пол урока – глядишь, до него очередь не дойдет, уже хорошо. Ведь он плохо знал английский. Колька откинулся на стуле и готов был услужливо помогать Фейрузе Габдуловне ругать Улю, как послышалось тихое, но твердое:

– Это не Уля разбросала. Это Николай Конев.

Кирилл стоял у доски, скрестив руки, и спокойно смотрел на Конева. Тот покрутил у виска рукой – мол, ты совсем опух? Кирилл ответил ему суровым взглядом и, как будто не замечая его жестов, так же спокойно продолжил:

– Они поссорились с Уваровой, и он закидал ее своим мусором.

Фейруза Габдуловна чувствовала кожей холодок перемен – в классе явно происходило что-то новое. Конева одноклассники побаивались: крепкий, размашистый и резкий, он брал авторитетом. Вот так, в открытую, против него еще никто не выступал.

Она внимательно посмотрела на Улю.  Та еще штучка: сложная девчонка с характером. Жалеть себя не дает, но и получает по полной. Фейруза Габдуловна едва заметно кивнула ей, мол, это правда? Ну же, давай, подай хоть знак какой, что ли, давно пора показать этому Коневу козу в сарафане.

Несколько мгновений Уля не сводила с нее глаз, и кажется, что вокруг них застыл даже воздух. А все, кто сидел впереди, обернулись и, как совы, не сводили глаз с Ули. Конев замер с одной из самых глупых и неприятных гримас на лице. Кирилл пристально смотрел на Улю. Она задержала дыхание и, не сводя с Фейрузы Габдуловны широко раскрытых глаз,  медленно взмахнула ресницами. Учительнице оказалось этого достаточно.

– Так, ясно. Конев, собрал мусор до единой крошки. Савин, на место. Конев, как закончишь – к доске. Сегодня твой бенефис. Против девочки воевать вздумал, да еще и не сознается. Позор! Ну ничего, будешь доказывать свою силу знаниями, на поле боя – у доски. Оружие – английский язык. Прошу, вперед.

Класс медленно выдохнул, и все снова ожило: заскрипели стулья, зашумели первые парты, шумно запыхтел Конев, нехотя подбирая свой хлам, не весь, конечно, куда там. Проходя мимо, хотел было, будто случайно, налететь на Улину парту и толкнуть ее, как делал уже не раз. Но в этот момент на свое место вернулся Кирилл и предупреждающе выставил плечо, как бы говоря – попробуй сначала меня толкни. Конев хмыкнул, прошипел пахнущее беляшом «Поговорим с тобой» и поплелся к доске. А Уля перехватила взгляд Кирилла и на секунду утонула в его теплых глазах цвета крепкого чая. Но быстро вынырнула, кивнула «спасибо» и опустила взгляд.

«Все-таки Кирилл – это Кирилл. Вот с кем я, наверное, хотела бы подружиться. Только он такой… Такой. Короче, вряд ли ему будет интересно со мной», – думала Уля, пока шел урок, а Колька Конев кривлялся у доски, терпя публичное поражение в неравном бою с Фейрузой Габдуловной.

К концу дня на плакате напротив ее предложения по раздельному сбору мусора стояло две галочки и корявая подпись «Коралева памойки». Про Колькину подпись все было понятно. Интересно только, подумал ли он, что ее тоже могут посчитать за голос? А вот галочки… Выходит, нашлись два человека из двадцати четырех, кому эта идея показалась близкой. В целом, неплохо. Значит, у нее есть союзники. Хорошо бы теперь понять, кто? И зачем Ритка предложила сделать голосование анонимным? Уля не питала иллюзий насчет поддержки в классе Она была мечтателем, но в некоторых вопросах оставалась реалистом. Оттого все-таки любопытно, чьи же эти две галочки?

Уля в задумчивости стояла перед плакатом и пристально всматривалась в него. Больше всего галочек было напротив фамилии Анечки Хомутовой и ее идеи: создать свою музыкальную группу и спеть гимн школы на разных языках. Уля покачала головой. И эти люди стремятся полететь в космос, открыть новые миры, разгадать тайну вселенной?.. Или не стремятся? Или этого хочет только она?

А вот и Марьяна со своим аргентинского танго. Не добрала лишь трех галочек, чтобы сравняться с хомутовским “Евровидением”. Больше предложений на плакате не было. Не густо, что тут скажешь. Пожав плечами, Уля поплелась домой.

Глава 5

На выходе из школы она столкнулась с Коневым. Лицо у него было кислое, рубашка грязная, а рюкзак оттягивали к полу две свежеполученные двойки. Он болтался в холле вместе с парой приятелей из параллельных классов и от нечего делать пинал скамейку. Шел бы лучше домой, рубился в приставку или плевал в потолок, как обычно говорит баба Марта про жениха соседки тети Фаи. Уля подтянула лямки рюкзака потуже, чтобы дать деру, если Конев начнет говорить свои глупости.

Конев сам, казалось, не поверил своей удаче.

– А-а-а, Уварова – расплылся он в гадкой улыбочке и загородил ей выход. – Королева помойки собственной персоной. Иди-ка сюда.  – Он толкнул ее к стене, как раз в тот угол, который не просматривался камерами наблюдения. – Это че ты там наболтала Фейрузе? Теперь придется ходить к ней на дополнительные!

– Учиться надо лучше, – буркнула Уля, стараясь не дышать, потому что дыхание Кольки, как и его рубашка, были далеко не первой свежести.

– Чего-о-о? Да ты че, совсем страх потеряла?

Колька никак не мог разгадать ее натуру – ну ведь попадает же девчонке и от него, и от учителей, почему же она никогда не промолчит? Обязательно ляпнет какую-нибудь глупость! Ей совсем не страшно что-ли?

Но Уле было страшно, конечно. Еще как! Что еще должна чувствовать не самая популярная девочка в классе, когда над ней нависает агрессивно настроенный шкаф? По хорошему надо было позвать на помощь, заговорить зубы, зажмуриться в конце концов. Но Уля выпрямила спину, скрестила на груди руки и, не мигая, посмотрела на Конева. «Умирать так с музыкой» – обычно говорила баба Марта. Вот и Уля решила – если уж быть битой, то с гордо поднятой головой. Тем более шансов уйти от Конева у нее не было: за ним стояли два двоечника-приятеля.