Именем королевы

Как лондонский туман, подгоняемый легким ветерком, они бесцельно слонялись бы по городу, убивая время. Затем вернулись бы в дом на Майден-Лейн, задавленный между двумя сдаваемыми в аренду домами с осыпающейся штукатуркой.

Пиппа одна занимала комнату под крышей. Почти одна. Она делила ее с довольно агрессивной и любознательной крысой, которую по необъяснимым для нее самой причинам она называла Павло. В комнате также проживали в большом количестве ее собственные тревожные мысли и воспоминания, больше похожие на сны, а также необъяснимая печаль, в которой она не призналась бы никому на свете.

Вчера свободное течение ее жизни нарушилось. К лучшему или худшему, она не знала. Она не испытывала привязанности к Морту или Дову, все трое использовали друг друга, делясь добытым и завистливо наблюдая за тем, что прошло мимо. Если им и будет ее не хватать, так это из-за ее способности своим трюкачеством собирать толпу. Если же она начнет по ним скучать (а она еще не осознала, станет ли она вообще их вспоминать), то лишь потому, что они были чем-то привычным в ее жизни, но она вовсе не любила их.

Нет, Пиппа сто раз подумает, прежде чем привязаться к кому-то, да еще и полюбить этого кого-то. Не такая уж она простофиля.

Она пошла за знатным ирландцем потому, что у нее не было иного выхода. Может статься, судьба наконец протянула ей руку. Она все время мечтала о покровительстве богатого мужчины, но ни один из них никогда и внимания не обращал на нее. В какой-то из своих увлекательных фантазий она представляла себя даже при дворе. Но сейчас она согласилась бы и на хозяина кельтского замка.

Как-никак, а он был чертовски хорош собой, явно богат и на удивление добр.

Когда он привез ее сюда, ее страшно развезло от выпитого в таверне эля. У нее сохранились смутные воспоминания о том, как она едет на огромной лошади О'Донахью. Map сидит перед ней, а все его диковинные воины следуют в пешем строю за ними.

Девушка убедилась, что потрепанная сумка с ее вещами покоится в углу комнаты, затем вытерла лицо. Когда она начала чистить зубы подолом рубашки, предварительно смочив его в тазике, разглядела на дне герб.

Норманнский крест, ястреб и стрелы.

Символы Ламли. Она их прекрасно знала, поскольку однажды, когда он пересекал двор собора Святого Павла, стащила у этого вельможи серебряный знак.

Пиппа выпрямилась и пятерней, как расческой, попыталась привести в порядок растрепанные волосы. Она не жалела, что обрезала волосы, но время от времени ей хотелось выглядеть как великолепные дамы, которые проплывали на баржах по Темзе. В прошлом, когда она еще обременяла себя мытьем головы, ее собственные длинные волосы ниспадали медовыми волнами, золотившимися на солнце.

Она натянула шапку (мятую, из коричневого войлока, знавшую куда лучшие времена) и рывком открыта дверь, чтобы выйти на дневной свет.

Утренний туман, словно покрывало, укутал бурлящий внутренний двор. Люди, собаки, лошади легко двигались в пределах и за пределами ее зрения, как духи. Туман глушил звуки, а сводчатая галерея отражала их мягкое бесплотное эхо.

Пиппи заложила пальцы, чтобы отпугнуть злых духов. На всякий случай.

В нескольких ярдах от нее трое мужчин разговаривали приглушенными голосами. Они производили неизгладимое впечатление. О'Донахью в темно-синем, перекинутом через плечо плаще поставил ногу на подножку фургона, упершись локтем в колено.

Донал Ог, его грубоватый кузен, облокотясь на колесо фургона, возбужденно жестикулировал. Кто-то третий, тоже высокого роста в разноцветной одежде, стоял к ней спиной, широко расставив ноги, словно находился на палубе корабля. Наверное, свита состояла из одних лишь гигантов, подумала девушка.

Девушка вышла из своей комнатушки. Она направилась к фургону и, не задумываясь, подхватила край цветной одежды мужчины, стоящего подле ее нового господина, чтобы определить на ощупь качество материала.

– Милая девушка, – начал было предостерегающим тоном Айдан О'Донахью, но тут мужчина в цветастой одежде повернулся к ней лицом.

Пиппа от удивления открыта рот. Завизжала и попятилась. Нога ее заскользила, и она опрокинулась на спину прямо в лужу, подернутую утренней ледяной корочкой.

– Господи Иисусе, претерпевший за нас на Кресте! – выпалила она.

– Вот ведь она еще и набожная, как оказалось! – ехидно отметил Донал Ог.

Пиппа не могла отвести взгляд от человека в разноцветной одежде. Вот теперь перед ней точно стоял мавр. Она слышала много разных сказок и баллад о маврах, но ни одного никогда не видела. Лицо у него было запоминающееся: блестящие скулы, красивая нижняя челюсть, правильный рот, глаза цвета крепкого эля. Великолепные черные волосы и тело цвета старой отполированной кожи.

– Меня зовут Яго, – представился мужчина, отступая назад и отдергивая край удивительной одежды, чтобы на него не попали брызги из лужи.

– Пиппа, – выдавила она из последних сил. – Пиппа Трю… Трю…

Айдан протянул ей руку и помог подняться. Она почувствовала в этот момент его ненавязчивую силу. Его прикосновение стало для нее еще большим чудом, чем встреча с мавром.

– Мой господин, на сей раз вы превзошли самого себя. – Яго перевел взгляд с Пиппы на Айдана.

Она почувствовала, как грязь стекает по спине и ногам, заползая внутрь ее старых ботинок. Прошлой зимой она стащила эти ботинки с трупа, замерзшего прямо посреди дороги.

– Предпочитаешь поесть или сначала принять ванну? – поинтересовался О'Донахью у девушки без тени презрения или насмешки.

В животе у нее уже урчало, но она давно привыкла к чувству голода. А вот холодная грязь начинала пробирать до костей.

– Ванну, желательно, ваше сиятельство. Донал Ог и Яго оскалились от удовольствия.

– «Ваше сиятельство», – промурлыкал Яго с переливами в голосе.

Донал Ог выставил мысок сапога и склонился в почтительном поклоне:

– Ваше сиятельство.

Айдан не обращал на них внимания.

– Значит, ванна, – сказал он.

– А я никогда раньше не купалась в ванне.

О'Донахью задержал на ней взгляд. Взгляд этот обжигал ее так, что она почувствовала себя цыпленком, которого поджаривают на вертеле.

– Почему-то это меня совсем не удивляет.

Она горланила от удовольствия и беспричинной радости. Комнатушка рядом с кухней в доме Ламли была небольшой и тесной, без окон, но через приоткрытую дверь в нее проникали лучи света. Айдан сидел с другой стороны ширмы, зажав уши руками. Но ее бьющая через край радость выливалась наружу в хулиганских куплетах и прорывалась сквозь все барьеры.

Симпатяги молодые, неженатые,
В трактире «Стилярд», так случилось,
Пропивали вы мозги, так приключилось,
Сбежав туда от лишних дел,
Девиц искали для забавы,
И кто-то в том преуспел.

Она прекратила пение и позвала:

– Ваша милость, вам понравилась моя песня.

– Гениально, – заставил он себя произнести. – Просто гениально.

– Хотите, спою еще одну? – воодушевилась она.

– Ах, это доставит мне несказанное удовольствие. Уверен, – подшутил он над Пиппой, но та почему-то восприняла его слова серьезно. Слишком серьезно.

Кровать качалась,
Красотка упиралась,
И рыцарь с ковра сбежал до утра…

Пение Пиппы уже давно заставило горничных Лам-ли высыпать во двор, где они вовсю судачили о странных ирландских гостях хозяина.