Именем королевы

– А вы как считаете? – настаивала Пиппа.

– А я считаю, что тебя это не касается. А если ты будешь продолжать настаивать на этом разговоре, мне придется с тобой что-то решать. Окончательно и бесповоротно.

Она фыркнула, ясно поняв тщетность его угроз. Он не привык к женщинам, которые его не боялись.

– Если бы у меня был отец, я бы его окружила заботой.

– Так у тебя же есть отец. Герой войны, помнишь?

– Ах он. – Она явно растерялась. – Да, конечно.

Айдан ударил кулаком по каменной стене и произнес, почему-то обращаясь к родовому гербу Ламли, висящему на стене:

– И что же мне с ней делать?

Ветер порывисто бился в окна. Айдан оторвал взгляд от герба, обошел вокруг девушки, нависая над ней и не спуская с нее гневного взгляда.

– «Делать» со мной? – Девушка судорожно оглянулась через плечо на дверь.

– Не можешь же ты оставаться здесь вечно, – произнес он. – Я не напрашивался тебе в покровители.

При этих словах чувство глубокой вины пронзило его. Айдан не привык поступать жестоко с беззащитными женщинами.

Девушка же даже не удивилась. Она как-то затравленно и осторожно смотрела на ирландца и походила на собаку, привыкшую к пинкам.

– Я вовсе и не напрашивалась. Возьму и вернусь обратно к Дову и Мортлоку.

Он вспомнил сомнительного вида сотоварищей Пиппы с площади у собора Святого Павла: потного и грязного Дова и бледного как покойник Морт-лока.

– Они, наверное, сходят с ума от беспокойства за тебя?

– Эти-то? – Пиппа фыркнула и с безучастным видом начала стучать кочергой по чурбаку в камине, норовя попасть в его сердцевину. – Если их и беспокоит мое отсутствие, так из-за того, что некому больше собирать зевак. Они мастаки только по части срезания кошельков.

– Я не могу позволить тебе вернуться к ним. – Айдан сам удивился своим словам. – Я подыщу тебе… – он задумался, – место при какой-нибудь состоятельной даме.

– Фу-ты, это вы в самую точку, – опять фыркнула Пиппа и, горько усмехнувшись, вернула кочергу на место. – Самое то для меня. – Всю жизнь мечтала возиться с дамским бельем, стелить постель и наливать дамочке вино.

– Что ты бормочешь, разве это занятие не лучше, чем шляться по улицам? – Рассерженный, он подошел к столу и налил себе в бокал вина. В окне сверкнула молния, четко прочертив холодным светом ночное небо.

– Сравнили тоже!

Она пересекла комнату, положила ладони на стол, оперлась на них и посмотрела ему прямо в лицо.

– Послушайте. Я же живу на подмостках, я развлекаю публику. Я актриса, и хорошая!

Он это уже заметил. Пиппа талантливо имитировала любой акцент, могла повторить любое движение с врожденным изяществом, в доли секунды могла войти в образ и меняться настолько, что казалось, это другой человек.

– Я не просила вас забирать меня с площади у собора Святого Павла в свою жизнь, – заявила она решительно.

– Что-то не припомню возражений с твоей стороны, когда я спас твои уши от колоды.

Он пригубил вина.

– Я быта голодна. Но это вовсе не значит, будто вы можете мною распоряжаться. Вот еще напридумали! – Пиппа презрительно щелкнула пальцами. – Да я запросто найду себе место, если вздумаю.

Она стояла так близко от него, что он мог разглядеть, как дергается ямочка у нее на левой щеке. От нее пахло мылом и свежим бельем, высушенным на солнце. Чистые, уложенные в прическу волосы поблескивали золотыми нитями в свете от камина.

Он отпил еще глоток вина. Затем очень медленно и осторожно поставил бокал на стол и протянул руку, чтобы дотронуться до легкого локона, упавшего ей на щеку.

– Как мало надо, чтобы просто выжить, – тихо заговорил он. – Ты никогда не мечтала о чем-то большем?

– Проклятье! – Девушка оттолкнулась от стола и повернулась к нему спиной. Необузданная, разрывающая сердце гордость сквозила во всем ее облике от головы до пят, в малейшем движении. – Прощайте, ваша милость. Благодарю вас за наше непродолжительное знакомство. Мы больше никогда не увидимся.

– Пиппа, постой…

Под шелест юбок, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство, она устремилась прочь, исчезая в темноте монастырского двора, примыкавшего к аптечному огороду. Айдан не смог объяснить себе, почему вид уходящей от него женщины вызвал у него в душе болезненный всплеск чувства вины и сожаления.

Он выругался, допил вино и стал широкими шагами мерить комнату. У него было много дел, гораздо более важных, чем судьба наглой уличной актрисы. Войны кланов и вылазки англичан рвали его землю в клочья.

Все, чего он добился в ходе переговоров, – шаткий и непрочный мир. И самое печальное – он заплатил за это решение слишком дорого. Он купил мир слишком дорогой ценой.

Эта мысль невольно вернула его к Пиппе. Неблагодарная маленькая бродяжка. Пусть проваливает в свою комнатенку и дуется на него, пока не образумится.

Вдруг он понял, что она не из тех, кто станет угрюмо сидеть и переживать, она начнет действовать. Она и выживала, и сводила концы с концами только благодаря действию.

Зазубренная молния прорезала небо как раз в тот момент, когда он об этом подумал. Швырнув бокал из-под вина на пол, он бросился вон из дома по направлению к монастырю братства крестоносцев, пробежал по галерее к ее келье и резко распахнул дверь.

Пусто. Айдан пересек трапезную и вышел на улицу. Он оказался прав. Вдали он увидел Пиппу, спешившую по обрамленной деревьями широкой дороге в направлении Вудроф-Лейн и вселявшему суеверный ужас району вокруг Тауэр-Хилл. Вырвавшийся на свободу ветер шевелил переплетенные кроны каштанов. Облака медленно наплывали и сгущались, погружая все вокруг в темноту. Он вздохнул. В воздухе пахло надвигающимся дождем, доносились слабые раскаты далекого грома. Где-то опять сверкнула молния.

Она прибавила ходу и уже почти бежала.

«Обернись, – мысленно обратился он к девушке. – Обернись, посмотри на меня».

Но вместо этого Пиппа приподняла юбки и побежала.

С того места, где стоял Айдан, казалось, будто рука Господа распорола облака и ниспослала пучок огня вниз, на землю, чтобы уничтожить сердце Лондона. Раскаты грома создавали впечатление, что раскалывается земля. Тучи как будто прорвало, и начался дождь.

Не раздумывая ни секунды, он рванулся в самую гущу разбушевавшейся стихии. Дождь швырял в него огромные холодные капли, тяжелые серые тучи снова рассекла молния. Он прикрыл глаза от ливня рукой и начал всматриваться в пропитанные водой сумерки. Канава посреди улицы уже переполнилась и превратилась в полноводный поток, наполненный нечистотами большого города.

Тут и там люди искали укрытия, но темень поглотила Пиппу. Он громко позвал ее по имени. Буря заглушала его голос. Рыча проклятия, он начал методичные поиски по обеим сторонам дороги, в переулках, что попадались ему на пути, удаляясь то южнее к реке, то западнее – в сторону собора Святого Павла.

Буря нарастала, ветер мешал идти, рвал одежду. Утопая по колено в грязи, он продолжал поиски.

Он углубился уже далеко на запад, выкрикивая ее имя и проглядывая все улочки.

На какой-то мрачного вида улице ветер сорвал со стены дома поблекшую рисованную вывеску. Вывеска ударилась в дверь, ведущую в подвал, затем отлетела куда-то в сторону и застряла на куче древесных опилок.

Айдан услышал слабый приглушенный плач. С нахлынувшей надеждой он отодвинул вывеску и расшвырял опилки.