Выстрел в будущее

– А твой отец? Он с тобой совсем не играет и не общается? – решив отложить свои вопросы на потом, я переключил всё внимание на собеседника.

– Несколько раз брал с собой на местные вечеринки.

В трейлерном парке, где живут несколько его друзей, они ставят пустые жестяные банки из-под пива и садят из ружей по ним по очереди. Даже мне давал пострелять из пистолета… Правда в том, что я ни разу так и не попал, – по мальчику было видно, что эта тема ему вовсе неприятна.

– Это не страшно, что у тебя что-то не получается. Мне уже тридцать семь лет, а я до сих пор много чего не умею, – я попытался приободрить его своим личным примером на сравнении.

– Папины друзья долго надо мной смеялись… Говорили, что я такой хилый и немощный, как маленькая девчонка, – Дональд присел рядом со мной на кровать, его глаза слегка заблестели от выступивших на них солёных капель.

– У тебя много других талантов и целая жизнь впереди, а они так и останутся ничтожествами из маленького городка. Никогда не позволяй себе расстраиваться из-за таких людей.

– Зато все они не знают… Даже мама не знает, что мы с соседскими мальчишками вытащили всё папино оружие из озера. Я видел сам, в каком месте она его утопила… Мы сходили на “рыбалку” и достали всю его коллекцию! Хотим продать на барахолке и я наконец-то смогу купить свою первую гитару, – настроение парнишки прыгало так же быстро, как он теперь скакал на своей детской кровати.

За дверью вновь послышалось движение: шуршание мягких тапочек по полу, а затем три коротких стука по деревянному полотну.

– Курт Дональд Кобейн! Немедленно открой эту чёртову дверь или я за себя не отвечаю! Уже совсем поздно и тебе давно пора ужинать. Да и отец ушёл к своим собутыльникам, можешь больше его не бояться, – искажённый голос мамы было трудно узнать из-за переполнявшего её гнева и расстроенных чувств.

Я точно и чётко расслышал, как именно эта молодая женщина только что назвала своего единственного сына.

* * * * *

Глава 2 – Роковая страсть

В тот самый момент я испытал новое ощущение, к которому позже уже привык. Что-то внутри меня сжалось, скомкалось, свернулось в трубочку, картинка перед глазами потеряла цветность и хоть какой-то смысл. Зажмурив глаза, я сосредоточился на стуке собственного сердца, которое всё ещё служило в груди живым метрономом.

“Раз… Два… Три…” – так просчитав про себя до десяти, мне удалось наконец-то успокоиться и открыть глаза.

Я по-прежнему был в той же детской комнате, но заметил в ней некоторые незначительные изменения. Ранее чистые новые обои на стенах теперь были исписаны многочисленными буквами, собранными неуверенными детскими руками в целые высказывания.

“Я ненавижу маму, я ненавижу папу, папа ненавидит маму, мама ненавидит папу, от этого просто невозможно не быть печальным.”

В полуметре от этой надписи я приметил две карикатурных фигуры – мужскую и женскую. “Папа – отстой” и “Мама – отстой” – такие подписи сопровождали их снизу. Нарисованный чернильный мозг с большим вопросительным знаком увенчал эту художественную композицию.

Каждая маленькая буква была пропитана болью и слезами автора надписи. Самого мальчика нигде не было видно, только его новенькие джинсы безвольно висели на спинке прикроватного стула. В доме была слышна лишь звенящая тишина, которая пугала похлеще ругани и криков его постоянных владельцев.

Вид из окна возле входной двери был довольно типичным для провинциальной Америки тех годов, насколько я мог судить по многочисленным просмотренным фильмам и сериалам. Кто-то назвал бы его совершенно унылым, кто-то вполне умиротворяющим, мне же в голову пришло слово “минорным”. Для полноты картины не хватало проезжающей полицейской машины с вечно жующим пончики пухлым сержантом, да жёлтого школьного автобуса со скрипучей входной дверью.По-прежнему не понимая, что со мной случилось и зачем я здесь нахожусь, решил немного осмотреться вокруг в поисках хоть каких-то ответов.

От этих мыслей меня отвлёк звонкий звук лихорадочно зазвеневшего колокольчика.

– Бадди! Ты снова здесь! Где ты был эти несколько долгих лет, милый мой пройдоха! – белокурый парнишка почти не изменился с нашей прошлой встречи, только вытянулся в рост и оттого стал выглядеть ещё более худым.

Завидев меня, он бросился в мою сторону, в попытке обнять смог схватить в охапку лишь только пустой воздух.

– Я тоже рад тебя видеть, Курт… Говоришь, что меня несколько лет не было? – одарив тёплой улыбкой, я пытался уловить мельчайшие перемены в его глазах и поведении.

Былого блеска и юного очарования заметно поубавилось, зато я обнаружил почти взрослый, резкий и колкий взгляд. Мальчик явно через многое прошёл за то время, что меня не было с ним рядом.

– Да! Ты в тот день растворился и даже след простыл.

Я тогда получил подзатыльник от мамы за якобы глупые выдумки о тебе. Она до сих пор думает, что ты плод моего воображения, – хозяин детской комнаты поманил меня за собой, – иди сюда, я хочу показать тебе кое-что!

Если бы он мог, то взял бы меня за руку и повёл в нужном направлении, а так пришлось просто пройти за ним до небольшой кладовой в углу помещения.

– Смотри, что подарил мне дядя Чак! Самая настоящая акустическая! Ни у кого в этой вонючей дыре нет ничего даже похожего! – Курт вошёл в эту непроглядную темноту, а выскочил из неё уже со своей новой лучшей подругой.

Всего на минуту этого триумфального появления на свет блики счастья вернулись в его большие голубые глаза. В худых ладонях улыбающийся мальчишка зажимал гриф полноразмерной шестиструнной гитары. Корпус из тёмных пород дерева был покрыт прозрачным лаком, а лады и колки блестели начищенным металлом.

– Выглядит нереально круто! У меня тоже когда-то был подобный инструмент. Никогда не прощу себя за то, что бросил играть, хотя мне и очень нравилось этим заниматься. Лень в один из не очень прекрасных дней всё-таки меня победила, – я показал парнишке большой палец вверх – универсальный сигнал одобрения практически для любого языка мира.

– Я каждый день с ней упражняюсь. Бывает, что запираю дверь, часами сижу у себя в комнате и просто бесконечно бренчу. Иногда даже что-то интересное из этого получается, – Курт ловко перевёл гитару в рабочее положение, положив на колени, зажал какой-то аккорд на верхних ладах и ударил пальцами по натянутым струнам.

Мне всегда нравился звук этого инструмента, особенно если он был хорошо настроен и руки, державшие его, знали что делают. Мальчик на вид лет двенадцати-четырнадцати, сидевший сейчас передо мной, даже зажмурил глаза от нескрываемого удовольствия. Нечёткая мелодия вырисовывалась в ритмичную сетку нот, в которой я узнал музыкальную пародию на легендарную композицию британской группы Led Zeppelin.

– “Лестница в небо”! Ты всё больше поражаешь меня! Откуда в подростке такая страсть к року?

Парень как будто не услышал меня и во весь голос запел:

Как хозяйке стремянки на Небо».Дама есть, что твердит: «Злато – всё, что блестит! Прикуплю, мол, стремянку на небо! Для других вход закрыт, Но пароль разрешит Приоткрыть мне любые Врата,

Тонкий юношеский голос резко контрастировал со вполне взрослым текстом, но казалось, что молодой исполнитель даже осмысливает о чём эта песня.

– Бадди, понимаешь в чём дело… Родители водили меня с трёх лет в баптистский хор, тётя Мэри до сих пор играет в ансамбле на саксофоне, дядя Чак создал свою собственную группу, а дедушка Делберт долгое время пел тенором. Думаю, что я никак не мог избежать этой принудительной пропитки музыкой, – Курт перестал играть и наконец-то ответил на мой предыдущий вопрос.

В эту секунду я едва сдержался от того, чтобы не рассказать ему всё, что я знаю о его дальнейшей трагической судьбе. Полностью не осознавая возможных последствий таких откровений для этого мальчика, я решил пока что не шокировать его подробностями. Просто буду рядом, пока ситуация позволяет, попробую помочь и может быть спасти…

– Тебе нужно продолжать этим заниматься. Я верю, что у тебя большое будущее, – эти слова сами сорвались с моих губ.

– Упражнения делают нас идеальными. Но никто не идеален в итоге. Так зачем же тогда упражняться? – парнишка расставил для меня логические силки и ждал, когда я попадусь в эту ловушку.

– Единственный твой реальный соперник – это ты сам. Но нет никакой чести в победе над слабаком. Сегодня ты должен стать лучше, чем был вчера. Посвяти себя музыке полностью, делай это только для себя и ни для кого больше, – я старался донести свою мысль и подбирать слова попроще, понимая, что говорю хоть и с одарённым, но всё ещё ребёнком.

– Раньше я думал, что друзья – это тоже враги, но знакомые и близкие тебе. Но я рад, что ты появился в моей жизни, милый Бадди. Только больше никогда не оставляй меня одного, обещай мне это, пожалуйста! – Курт посмотрел прямо на меня, его глаза стали слегка влажными.

– Я никуда не исчезну по своей воле. Пойми, я до сих пор не понимаю, как это работает, никак не контролирую этот процесс, – мне захотелось как-то утешить его, погладить по длинным светлым волосам, но я тут же вспомнил, что ничего из этой прекрасной идеи не выйдет.

В коридоре за дверью послышался шум: женский и мужской голоса наперебой кричали и ругались друг на друга.

– Твои родители так и не помирились?

– Ты знаешь, совсем даже наоборот… Они развелись уже четыре года назад. Мы с сестрой Ким пока что живём с мамой. У неё с тех пор было много мужчин, я даже не знаю, кто конкретно из них сейчас так надрывается и вопит на первом этаже.

С этими словами он положил гитару на кровать и спрыгнул на деревянный пол, покрытый тонким хлопковым ковриком. Подошёл к невысокой тумбочке, окрашенной в ярко-красный цвет, и начал на ней что-то делать.

– Я совсем забыл с утра выпить свои лекарства… Наш доктор сказал, что у меня синдром дефицита внимания и гуперактивность…

– Гиперактивность!

– Ааа, точно! Я пью целую горсть разных таблеток каждый день, но не знаю правду, помогают ли они. Ещё эти жгучие боли в животе, постоянно колет где-то глубоко внутри меня, – он сморщил лоб и сделал гримасу, показывая то, как ему бывает неприятно при этих симптомах.