Теперь я уже чётко видел очертания её лица и даже смог протянуть руку в ожидании стакана.
– Вы что-нибудь помните? Почти год пролежали в коме… Что-то не так пошло на вашей операции, – девушка настояла на том, чтобы самой поднести кружку с водой как можно ближе.
– Помню… Всё как в тумане было, но помню. Точно знаю, где и с кем был в это время… Но вы всё равно мне не поверите, – язык удалось окончательно отделить от верхнего нёба всего лишь после пары освежающих глотков.
* * * * *
– Мальчик мой, открой мне, пожалуйста! Мы просто с тобой поговорим, – приглушённый женский голос доносился с той стороны двери.
– Нет! Вы с отцом снова будете ругаться! Мне страшно от того, как вы постоянно кричите друг на друга! – белокурый парнишка лет восьми на вид кричал ей в ответ, сидя на своей кровати и закрывая уши руками.
– Дональд, родной! Я же всё равно зайду в твою комнату, рано или поздно это случится. Милый мой, успокойся и тихонечко поверни замок на ручке, – мамин голос стал ещё тише и спокойнее.
– Ты же знаешь, что я совсем не люблю это имя и всё равно меня так называешь! – его большие голубые глаза снова наполнялись слезами, но каким-то чудом он всё ещё не давал им выхода.
– Прости, дорогой… Ты прав… Мы с папой немного погорячились, но теперь уже всё хорошо. Выходи уже к нам, нечего сидеть там в одиночестве, – девушка снова попробовала войти, но вскоре бессильно упёрлась плечом в косяк.
– Я не один… Я уже не один и никогда больше не буду один в этой жизни, – расстроенный юнец вдруг поднял голову и посмотрел прямо на меня.
– О чём ты вообще говоришь? Опять твой воображаемый друг к тебе приходил? – мама постучала в дверь ещё несколько раз.
– Это раньше он был таким… А теперь я его точно вижу. Можно я буду называть тебя Бадди? – мальчишка вытерся рукавом длинной футболки и даже смог немного улыбнуться.
Я появился в той же комнате и в тот же момент времени, но понятия не имел, где конкретно нахожусь и что здесь происходит. Просто очнулся от нескольких ярких вспышек света посреди детской комнаты и стандартного семейного скандала. В первое время пытался осмотреться вокруг и хоть немного прийти в себя, проанализировать собственное состояние и самочувствие.
Где-то вдалеке послышался грозный бас отца, снова и снова кричащего на жену. Закрытая дверь и расстояние приглушали звуки из его рта и боль от его слов. Мама мальчика наконец-то ушла от захлопнутой двери в поисках способа проникнуть в затворённую детскую комнату.
– Ты что, видишь меня? – не узнаю свой собственный голос в голове, чувствую совершенно незнакомые тональности и вибрации в горле.
– Да,конечно. Вижу тебя, но только силуэт, какие-то очертания. Ты такой… Забыл это слово… Вроде как расплывчатый, – парнишка совсем перестал плакать и окончательно успокоился.
– Странно… Ты можешь мне хотя бы сказать где я? – очередной шок я испытываю проходя мимо зеркала в комнате и не наблюдая в нём своего отражения.
– Наш городок называется Абердин, неподалёку находится большой Сиэтл, а вообще – это Соединённые Штаты Америки. А ты сам откуда? – мой младший собеседник свесил ноги с кровати и начал ими усиленно болтать.
– Господи… Что тут происходит… Я в тысячах километров от своего дома, – только в этот момент приходит осознание, что не вижу собственного тела не только в зеркале, но и в целом.
Странные ощущения продолжаются: перед глазами не маячит такой привычный нос, руки и ноги слушаются лишь вяло и фантомно, но их самих не видно. Я бестелесен, абсолютно прозрачен и вряд ли хоть немного жив. Пытаюсь услышать пульс или дыхание, что тоже проходит безуспешно и окончательно вводит меня в ступор.
Сосредотачиваюсь на деталях вокруг себя, разглядывая предметы интерьера в этой детской комнате. К стене прибит большой стенд с распечатанными фотографиями маленького хозяина помещения. На них он запечатлён в разном возрасте, но все объединяет несколько обстоятельств: белокурый мальчик лучезарно улыбается, открыто смотрит в объектив и светится искренним счастьем. Прекрасные картинки на память, где он с мамой и папой в обнимку, один возле собачьей будки, либо едет на новеньком велосипеде по городской улице.
Рядом со стендом прибит старомодный ростомер в виде жирафа, на котором стоят ежегодные отметки, любовно написанные чьей-то рукой. Мои догадки насчёт возраста подтверждаются, ребёнку сейчас действительно минимум восемь лет.
В углу комнаты моё внимание привлекает редкая и оттого очень примечательная вещь: детская ударная установка в виде Микки Мауса. Хромированная окантовка по бокам на ней блестит новизной, а длинные барабанные палочки свисают сбоку на закреплённом чёрном шнурке.
– Крутая штука, скажи ведь? Родители подарили мне всего год назад… Когда у нас всё ещё было хорошо, – мальчик соскочил с кровати и прошёл сквозь меня прямо к музыкальному инструменту.
В тот самый момент, буквально на одну секунду, я почувствовал всю концентрацию боли и страданий в маленьком теле этого ребёнка. При том, что прямо сейчас он с довольным видом усаживается на сиденье установки и вопросительно смотрит на меня. Родительские крики совсем отдалились и исчезли, видимо, они предпочли продолжить ругань где-то подальше от подслушивающего сына.
– Хочешь я тебе что-то сыграю? Мама говорит, что это у меня неплохо получается. Я много тренировался с дядей Чаком, чтобы попадать в ритм и слышать разные тональности, – Дональд взял в руки длинные палочки и даже смог покрутить их между пальцами, как будто давно и успешно даёт концерты в своём родном штате.
– Конечно… Сыграй свою любимую мелодию. Мне много что нравится из музыкальных направлений, не буду особо привередничать, – я всё ещё находился в полной прострации, но всё-таки улыбнулся мальчишке в ответ.
Если у меня и был шок от своего внезапного перемещения из больничной палаты в глубинке России в детскую комнату американского пацана, то каково интересно было ему в такой ситуации? Почему я его прекрасно понимаю и сам говорю по-английски без запинки, хотя раньше едва мог читать со словарём? Жив ли я вообще или это своего рода чистилище для застрявших между адом и раем в ожидании последнего суда? Куча вопросов в голове появлялись быстро и копились в очередь, ожидая логичного ответа, который пока что даже не предвиделся.
Хозяин комнаты с деловым видом принял мой неопределённый заказ, что-то недолго прокрутил в собственных мыслях и решился.
Ритм мелодии, которую он принялся исполнять, показался мне очень знакомым. Послушав ещё несколько секунд, я даже начинаю вспоминать слова этой песни и тихонько подпевать юному музыканту:
“Лишь вчера
Жизнь была беспечна и добра,
Мне забыть о том пришла пора,
Но всё же верю во вчера”.
– Ты знаешь “Битлов”? – после моего комментария Дональд перестал играть и удивлённо уставился на меня.
– Я тебе больше скажу: весь мир их знает. Это же настоящая нестареющая классика! – я был приятно удивлён этим парнишкой, его музыкальным вкусом и такими познаниями.
– Ты, наверное, шутишь? Этой песне максимум лет десять, – чуть хихикнув, парень продолжил свою работу барабанными палочками.
Каждую минуту в этом странном месте меня поджидала одна выбивающая почву из-под ног новость за другой. Ещё раз осматриваюсь вокруг и теперь наконец-то замечаю детали, которые при первичном осмотре от меня ускользнули. Новенький глянцевый плакат с символикой австралийской группы AC/DC, на котором крупным шрифтом была напечатана цифра 1975, а чуть ниже находился календарь, разбитый по месяцам и неделям.
– Извини, ты можешь пока что перестать играть? Какой сейчас год, Дональд? – к моей общей растерянности добавился ещё один страх – боязнь неизведанного и чуждого.
– В смысле какой? Семьдесят пятый, если я ничего не проспал за одну ночь, – парнишка останавливается и вновь с удивлением смотрит на меня.
– Чертовщина какая-то… Как это вообще возможно…– голова начинает кружиться ещё сильней и я вынужден присесть на край кровати, боясь рухнуть прямо на пол комнаты.
– Что с тобой, Бадди? Тебе очень плохо? – он подошёл ко мне поближе и встал напротив, держа руки в замок за спиной.
– Ты знаешь… Я почти ничего не помню и совсем ничего не понимаю. Меня не должно быть здесь и не должно быть это время. Я родился только через десять лет, причём это было совершенно в другой стране, – боль в висках мгновенно усиливается и я вынужденно ненадолго замолкаю.
– Но ты здесь есть, прямо здесь и сейчас. Я вижу тебя и разговариваю с тобой, это не иллюзия и не какой-то фокус. Останься хотя бы на несколько часов, я тебя очень прошу, – кажется, что его голубые глаза смотрят мне прямо в душу.
– Хорошо… Я всё равно не знаю, что мне больше делать, – я ощущал себя вполне живым, но изрядно потрёпанным внутри, видимо, это были физические последствия непрошенного перемещения во времени и пространстве.
– Знаешь, почему мама с папой сегодня так громко ругаются? – детская непосредственность и умение резко сменить тему разговора, как же я им всегда завидовал.
– Нет, расскажи. Для этого может быть сотня причин и поводов, слишком много вариантов, чтоб просто угадать.
– У нас в семье причина для этого всегда одна. Папа снова заложил за воротник, пропил почти все деньги, которые даже не донёс до дома. Но в этот раз маме это надоело и она выкинула всю его оружейную коллекцию прямо в озеро, представляешь себе? – парнишка, видимо, посчитал, что эта история довольно забавная, потому искренне рассмеялся.
– Так было всегда?
– Нет, но после рождения моей сестрёнки Ким они стали ссориться гораздо чаще. Денег постоянно не хватает, но мама всё равно очень старается для нас, – смех затих и искры в его глазах резко угасли.