– Тайное дело есть до тебя: у Омельянова палаты походишь вечером, с девицей с какой ни есть посмеешься, а глаз держи на воротах. Окольничий с дьяком из Москвы прискакали. Куды пойдут, кто к ним ли придет – гляди пуще! Спишешь всех, кто пойдет.
– Уж посмотрю, Гаврила Левонтьич!
– Иди.
Поздно вечером Прохор Коза проехал по улице мимо дома Емельянова. Захарка стоял с какой-то девушкой у самых ворот Федора. К ночи его сменили двое стрельцов, вооруженных саблями и пистолями. Им дан был наказ никого не пускать со двора, ни во двор.
Поутру большая толпа псковитян окружила дом Емельянова. Слышались выкрики, насмешки.
В выбитые и выдавленные в первый день восстания окна летели с улицы камни. В окнах не показалось ни души.
Наконец из ворот вышел дворянский слуга.
Его окружила толпа.
– Ты, малый, чей будешь?
– Окольничего князь Федора Федорыча Волконского человек.
– Куды идешь?
– Послал господин в съезжую избу.
– В съезжей нет никого. Мы тебя сведем к земским старостам во Всегороднюю.
– А мне что, куды ни сведете!
И толпа, окружив слугу, привела его в Земскую избу.
– Мой господин, князь Федор Федорыч, указал отвесть ему для постоя иной дом. В Емельянова доме стоять не можно: людишки псковские шумят, камнями в окна мечут, – сказал слуга.
– Скажи своему князю, парень, что мы его княжих дел в Земской избе не ведаем. Пришел бы чин чином в Земскую избу, поведал, зачем приехал, проезжую грамоту явил бы да иные грамоты, буде есть. Тогда и дом ему отведем по чину и званию. А может, он и не князь, а лазутчик какой иноземский – почем нам знать! – сказал Томила Слепой.
– Как не князь?! – возмутился парень.
– Да ты не шуми. Может, князь – нам как знать. А может, и ты с ним лазутчик и оба вы для изменных дел. Станем огнем пытать, и признаетесь сами, – вставил Гаврила.
Парень перекрестился.
– А ты не бойся. Иди скажи князю. Он сам рассудит, как быть, – успокоил Слепой.
Пока шла беседа в Земской избе, некоторые из провожатых псковитян вошли в избу и слушали весь разговор. Они любопытной гурьбой проводили малого от Земской избы обратно ко двору Емельянова.
Когда Волконский и бывший с ним дьяк Герасим Дохтуров выехали было из ворот, толпа горожан удержала их.
– Воротись, люди добрые, на конях не пустим скакать – не в Москве. Пеши ходите.
Волконский помнил, как был он бит во время соляного бунта такой же толпой, и покорился.
За князем шла сзади гурьба посадских. По дороге еще приставали люди, и шли все вместе. Когда же окольничий миновал Всегороднюю избу, народ заволновался:
– Эй, князь, не туда пошел!
– Тут она, Всегородняя! – крикнули за спиной.
Герасим Дохтуров хотел отвечать, но Волконский остановил его.
– Молчи, Герасим. Пускай себе каркают, а ты словно не слышишь, – шепнул он дьяку, и оба едва заметно прибавили шагу.
– Князь! – крикнули сзади.
– Упал в грязь! – поддержал второй голос.
Раздался сзади пронзительный свист в три пальца. Волконский держался, чтобы не оглянуться, но дьяк оглянулся и увидал, что впереди посадских за ними бежит толпа ребятишек и передний из них уже метит в него снежком. Дьяк вобрал голову в плечи, и снежный комок миновал его, но залепил ухо князю.
– А-а-а! – заорали ребята, и еще несколько снежков попало в голову, спину и плечи Волконскому и дьяку.
– Только донес бы господь до Троицкого дома, а там в соборе схоронимся, – сказал дьяк.
Они шагали теперь насколько возможно быстро, но Троицкий дом был еще далеко впереди.
Ребятишки настигли их и лупили в упор снежками и комками навоза.
– Не обернись, – хотел удержать Волконский, но дьяк уже повернулся и стал отбиваться палкой.
Обрадованные сопротивлением, ребята с визгом кинулись в свалку. Дьяк был обезоружен, и детвора дергала его теперь безнаказанно за полы и за длинные рукава.
– Стой, дьяче, – сказал мужской голос, – идем в Земскую избу.
Волконский оглянулся, и, увидев, что дьяка схватили, подобрал длинные полы, и помчался бегом.
– Братцы, ведите того, – раздались голоса за его спиной, – а мы длинного схватим.
Князь Федор Федорович бежал, тяжело дыша. За ним мчался румяный Федюнька, двенадцатилетний Иванкин брат. Он ловко гвоздил окольничего жесткими снежками по шапке, каждый раз попадая так, что снег сыпался за ворот. Они пробегали мимо свечной лавки, когда из сторожки вышел Иванка.
– Федька, ты куда? – окликнул он брата.
– Князя ловим! – радостно крикнул Федюнька и запустил новый снежок так ловко, что сбил с Волконского шапку. Федюнька подхватил ее и кинул хозяину в голову.
– Имай, имай! – кричала сзади ватага посадских.
Иванка тоже пустился в погоню.
Волконский пробежал мимо архиепископского дома, мимо воеводского двора и вбежал в Троицкий собор. Ребята отстали у паперти, не смея бежать в церковь.
Погоня с шумом ввалилась в собор. Непривычно громко отдавались под просторным куполом пустой церкви простые голоса с обыденными, немолитвенными словами:
– Куды ж он схоронился?