Оставив позади разгромленный вражеский офис и истекающего соплями худого нацика – мы растворились во мраке.
8. Арест
Ночью я переступил порог родной квартиры.
Аиша сразу проснулась. Посмотрела на мои перепачканные аэрозольной краской руки – вздохнула, но ничего не сказала.
Затем спросила:
– Чай будешь?.. Сейчас разогрею тебе щи.
Пока я хлебал суп – жена грустно смотрела то на меня, то в пол. Не в ее привычках было меня «пилить». Но от одного только взгляда темных Аишиных глаз – в которых не было даже укора – на меня накатило неодолимое чувство вины.
До чего я дошел?..
Вообразив себя революционером-анархистом – я громлю неонацистские офисы. Герой!.. А о жене не подумал. Как – должно быть – болело ее сердечко, когда я отправился куда-то на ночь глядя!..
Позор мне. Я забыл, что имею право на анархо-деятельность постольку поскольку обеспечил достойную жизнь своей второй половинке. А я ведь ничего не обеспечил!..
Нет. Это Аиша ходит на работу в бутик – принося в семейную кубышку хоть какую-то копеечку. А я?.. Только ем, сплю, хлебаю кофе – да еще шатаюсь где-то дождливыми вечерами.
Одно дело – Иван и Петр. Холостяки. А я обязан помнить об Аише. Я ее муж и единственный защитник.
– Аиша. Я…
– Да?..
– Я… люблю тебя…
Больше я ничего не смог из себя выдавить.
– Я тоже тебя люблю, – тихо отозвалась жена.
Мы легли в постель. Долго ворочались. Не спали. Непрекращающийся ливень – колотил в окно.
Кажется – я заснул только под утро, когда дождь наконец перестал.
Скоро Аиша меня разбудила. Поцеловала – и сказала, что идет на работу.
– Угу, – только и ответил я, снова соскальзывая в сон.
Но в царстве Морфея я гостил недолго. В дверь позвонили.
«Наверное, Аиша что-то забыла», – подумал я, разлепляя веки.
Сунув ноги в шлепанцы – я потащился открывать.
– Именем Русской Конфедерации!..
С порога мне сунул в нос свою пурпурную «ксиву» амбальный полицейский при полном обмундировании.
– Какого?!.. – выдохнул я.
Но полицейские (их было двое) молча оттеснили меня от двери – и втекли в квартиру.
– Именем Конфедерации: вы арестованы по подозрению в терроризме!.. – счел наконец возможным объяснить вторжение амбал в погонах.
– Что?!..
Вихрь закружился у меня в голове.
Я – конечно – понимал: тщедушный нацик, которому я врезал, сразу же после нашего ухода вызвал своих дружков и полицаев. Но чтобы нас так быстро вычислили?!.. Да еще обвинили в терроризме?!..
Юридически, то, что мы с Петром и Иваном провернули – только хулиганство да порча имущества. Впрочем, известно: закон – что дышло. Нас могут выставить хоть террористами, хоть педофилами.
Я похолодел и одеревенел.
Мне не дали позвонить Аише. Не дали даже в руки взять телефон. Будто я был мешок с картошкой – меня просто выволокли из квартиры и погрузили в полицейскую автомашину.
…В следственном изоляторе я подвергся утонченным издевательствам и оскорблениям.
Пузатый майор орал на меня. Обзывал «анархистской свиньей». И требовал, чтобы я во всем признался. Потому что – мол – Петр и Иван все равно меня выдали.
К чести моей: я не раскололся.
В свое время я читал о подлом полицейском трюке. Революционеру говорят: «Твои товарищи от тебя отреклись» – хотя это не так – чтобы морально сломить «преступника».
Я отвечал майору, что скажу что-нибудь только в суде – когда увижу моих друзей. То требовал, то чуть ли не умолял дать мне позвонить жене.
В изоляторе меня держали неделю.
И это было только начало моего страдного пути.
9. Суд
Получилось, как я предполагал: я пожал руки Петра и Ивана в зале суда – куда нас доставили прямиком из следственных изоляторов.
Мои товарищи выглядели усталыми и помятыми. Но держались молодцами.
Мы торчали в «обезьяннике» – отгороженные от публики решеткой. Зал наводняло приличное количество людей: какие-то дядечки в пиджаках и при галстуках, тетеньки чуть ли не в бальных платьях, полицейские. Обиженным волчонком сидел в углу тот худосочный нацик – которого я угостил парой оплеух.
Одной из последних в зале появилась Аиша. Бледная, дрожащая – она напоминала лилию на ветру.
Слов нет – какая буря поднялась в моей душе, когда я увидел жену. Как заныло мое сердце!..
Я ведь был так виноват перед Аишей!..
А она?.. Она нашла в себе силы улыбнуться мне. Помахать мне ручкой.