Клеман уже был зол – на их бесполезные пререкания. Каждый выполняет свою работу, каждый вкладывается в общую копилку… Что они делят – труп, преступника?
– Специалист по психиатрии – доктор Уилсон, – произнес он, обращаясь в первую очередь к Марсу. – Если он счел доводы доктора Уортона полезными, я доверяю его экспертизе. В психиатрии. У нас нет зацепок, у нас нет подозреваемых, нам нужно решить это, любым способом, собрать все, что у нас есть, воедино – до того как дело обратится публичным скандалом и создаст массовую панику. Всем все ясно?
– Ясно, – единогласно отозвались судмедэксперты.
– Да, босс, – запыхтел, но согласился Марс, сложив руки на груди.
Затем он прищурился и указал пальцем сначала на Харта, затем на Уилсона, перед тем как уйти прочь.
Харт усмехнулся, Уилсон вздохнул.
– От обязанностей ассистента это тебя не освобождает, – сказала доктор Ллевелин.
– Конечно нет.
10. Монстр
Новелла о Настаджо дельи Онести входит в состав «Декамерона» итальянского писателя Джованни Боккаччо, одной из известнейших книг ранней эпохи Возрождения – собрания из ста новелл, объединенных в цикл повествования о сотворении мира за десять дней – в противопоставление шестидневным, библейским.
В центре внимания – любовные сюжеты – и эротические, и трагические, а работа Сандро Боттичелли, легендарного художника флорентийской школы живописи, любимца семейства Медичи – иллюстрация к одной из новелл, оригинал которой хранится в Национальном музее Прадо в Мадриде.
Флорентийский купец заказал у Боттичелли четыре картины по мотивам «Декамерона» – четыре панно с повествованием легенды о Настаджо, протагонисте, встретившем в лесу бежавшую навстречу и молившую о пощаде девушку – преследуемую всадником. Всадник – отвергнутый ею поклонник – настигает ее, убивает и скармливает ее сердце псам.
Проклятые на вечно повторяющийся сценарий нескончаемой погони – вечной охоты – призраки, девушка и всадник, проигрывают один и тот же сюжет – а Настаджо наблюдает. Поскольку Настаджо сватался к дочери местного купца и был отвергнут подобно всаднику, он видит параллели – и придумывает план.
Он устраивает пир в том лесу для семьи купца и его дочери, они наблюдают ужасающее зрелище с призраками – и в итоге дочь соглашается выйти за Настаджо. Кульминацией истории является пир и крики убиваемой всадником девушки, а счастливой развязкой – свадьба сообразительного Настаджо и его избранницы.
Есть мнение, что четыре панно на деревянных щитах были выполнены не Боттичелли, а его подмастерьями. Самое известное из четырех – второе, с изображением лежащей на земле рыжеволосой девушки, склонившимся над ней спешившимся всадником, собаками, грызущими сердце и стоящей неподалеку белой лошадью.
У Уилсона уже раскалывалась голова от вопросов, связано ли убийство с «Декамероном», итальянскими писателями и художниками, почему выбрана именно вторая картина из четырех, будет ли продолжение – потому что про всадника и протагониста Настаджо ничего на месте преступления не нашли.
– Эд.
Дверь в архив была прикрыта, но не заперта, Уилсон остановился на пороге и постучал о дверной косяк.
Писториус вскочил сразу – и тут же пошел открывать.
– Виктор. Я только что узнал о новом деле.
– Итальянское искусство Возрождения в Лондоне.
– Да, – говорил Писториус, двигаясь лабиринтами коробок и стопок перевязанных джутовыми веревками папок, обратно к столу. – Невероятно. То есть, непостижимо. Непонятно! Чем я могу помочь? – он обернулся на идущего по пятам Уилсона. – Но ничего не обещаю.
– Идея подражать художнику не новая, поклонников Боттичелли немало. Преступнику могла прийти идея повторить попытку, – доктор Уилсон привычно выделил нужное слово, чтобы подчеркнуть дополнительный смысл. – Причем, не «Весну» или «Рождение Венеры»…
Эд на мгновение замер, взгляд остановился на одной из полок – но видел он нечто иное.
– Il Mostro di Firenze.
– Иль Мостро? – переспросил Уилсон, пытаясь припомнить.
Писториус уже сорвался с места, подбежал к одному из стеллажей, начал что-то торопливо доставать.
– Флорентийский монстр, – заговорил он, роясь в бумагах. – В восьмидесятые-девяностые годы прошлого века в Тоскане были совершены четырнадцать преступлений. Иль Мостро убивал молодых любовников, уединявшихся в темноте, он устраивал тела, подражая картинам Боттичелли, украшал их цветами, обнажал левую грудь жертвы, не оставлял никаких подсказок. – Эд запыхался и перевел дух, а затем добавил: – Был осужден Пьетро Паччиани… Но позже инспектора обвинили в подделке улик, и дело осталось нераскрытым.
Писториус, наконец, достал то, что искал – и положил на стол папку. Потом он повернулся к нахмурившемуся Уилсону.
– Я точно об этом слышал… Ну конечно, – с облегчением всплеснул тот руками. – Четверть века назад, продолжатель дела, ценитель наследия. Про него на своих лекциях по искусству Возрождения рассказывал Лукас Гаштольд[7 - Лукас Гаштольд – один из центральных персонажей романа «Рыцарь, красавица, чудовище, шут»; также Гаштольд упоминается в романе «Замок Альбедо».], – Уилсон усмехнулся, – как пример, насколько искусство влияет на умы, – затем он пояснил: – Гаштольд – американский психиатр, еще и искусствовед. И кулинар…
«Главное не ляпуть что-нибудь осуждающее, – думал Уилсон, – а то будет непрофессионально».
Эд оживился.
– Мы можем проконсультироваться с ним?
Уилсону меньше всего хотелось привлекать к делу Гаштольда – пусть и явных объективных причин для неприязни у него не было.
– Резонно. Он знает все о Боттичелли… Даже то, что Боттичелли о себе не знал. Надо, чтобы Клеман одобрил и сказал, что мы можем давать на публику.
Когда два консультанта заявились в кабинет к детективу-инспектору Клеману без стука, тот вычеркивал из какого-то длинного списка имена, шурша скрепленными листами.
– Захари, у нас может быть зацепка, – оптимистично заявил Писториус.
Клеман посмотрел сначала на него, потом на Уилсона – и кивнул, приглашая продолжать.
– Флорентийский монстр, – поспешил объяснить психиатр, – серийник из Тосканы, поклонник Боттичелли, делал из тел подобие картин, орудовал в восьмидесятых-девяностых.
Клеман все еще молчал, держа в одной руке ручку, в другой – бумаги.
– Есть психиатр из Балтимора, он может рассказать про него, – добавил Уилсон.
«Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки, – уже рассуждал мысленно Клеман. – Другое государство, ведомства с хитрыми законами, в каждом штате свои правила… И уж слишком много профайлеров».
– Как хорошо вы знаете его? – спросил детектив-инспектор. – Ему можно доверять?
– Его зовут Лукас Гаштольд. В его экспертизе и профессиональной этике я уверен. Он сотрудничает с ФБР как консультант, не знаю, в плюс это ему или в минус. Если спрашивать его слишком абстрактно, может сделать вид, что сильно занят… – Уилсон не лукавил. – Если посвящать его в детали, надо предусмотреть, как это сделать конфиденциально.
Еще один психиатр – да еще и консультант ФБР! Скоро все вокруг рехнутся – и это будет уже похоже на целый психиатрический заговор.
– Все официально, – отрезал Клеман, – и строго через участок. Никакой самодеятельности. Пусть подпишет соглашение о неразглашении и консультирует.
Уилсон сомневался, что Гаштольд пойдет на такие формальности – где под каждым словом нужно расписываться прежде, чем это слово произнести. Клеман тоже сомневался, что кто-то в участке вообще еще соблюдает формальности – но рамки, если они есть, все же, держат систему на себе и собирают ее внутри себя воедино, особенно когда после решения задачи в беспорядке более нет нужды.
– Да, сэр. Свяжусь с ним сейчас, – заверил его Уилсон. – Будем держать в курсе.
Доктор Гаштольд,
вам пишет доктор Виктор Уилсон, профессор Имперского колледжа Лондона, на данный момент судебный психиатр-консультант при департаменте полиции Уайтчепел.