Священная ложь

У концерта не было слушателей – лишь он сам да птицы с деревьями и прочие обитатели леса.

И теперь мне горше вдвойне – потому что все, что там было, осыпалось пеплом и больше никто не сыграет лесу мелодию. Вот в чем настоящая трагедия.

– Привет! – крикнул Джуд.

Я открыла глаза.

– Привет.

Держа гитару за гриф, он спрыгнул с дерева. Я заметила, какие мозолистые у него пальцы – наверное, от частого перебирания струн. С тех пор я часто за ними наблюдала – как он трет глаза или приглаживает отросшие волосы. Отчего-то его пальцы вдруг стали очень важны. Если он умеет вытворять ими такое – то, может, способен и на что-то большее? Какие еще таланты он в себе таит?

– Ты умеешь сочинять музыку? – спросила я.

Джуд кивнул.

– А кто тебя научил?

– Мама, – коротко ответил тот.

– А твоя мама… Она у тебя одна?

– Что значит одна? Конечно. А у тебя что, больше?

– У меня четыре.

Джуд скривился.

– Куда так много?

– Кто сказал, что много?

– Никто. Это факт, все знают.

– Если потеряешь одну, остальные три ее заменят.

– Мою маму никто заменить не сможет, – очень серьезно сказал Джуд.

Мне стало не по себе, будто я нечаянно шагнула на край пропасти.

– Ты здесь живешь один?

– Только я и папа.

– Ни братьев, ни сестер?

– Никого. А у тебя, наверное, их навалом?

Я кивнула.

– Значит, скучно не бывает, – добавил Джуд.

Я покачала головой.

– Они почти все маленькие. А взрослые у нас давно все вышли замуж. Знаешь, ты… ты, наверное, первый мой ровесник, которого я встретила.

Джуд задумчиво почесал подбородок о гитару. Видимо, ему тоже не доводилось общаться с девочками моих лет.

– Почему ты живешь в лесу? – спросила я.

– Я здесь родился. Мама с папой пришли сюда задолго до моего рождения. Папа рассказывал о людях, которые живут там, в городе, о том, как у них все пропитано дымом и химикатами. Человек не должен жить в подобной грязи. А здесь, – он обвел рукой цветущий лес вокруг нас, – все именно так, как задумал Господь.

– Пророк тоже так говорит.

– Думаешь, это правда?

– Конечно! – Я пожала плечами. – Так и должно быть. Пророк говорит, что Господь живет в звездах, а в городе их совсем не видно. А еще если хорошенько приглядеться, то ночью в лесу можно заметить ангелов. В городе их не бывает.

– Ты их видела – ангелов?

– Конечно, видела!

Не знаю, почему я соврала. Каждую ночь я всматривалась в темный полог деревьев, даже в те секунды, когда шагала из дома в Зал Пророчеств, но ни разу не заметила ни малейшего всполоха крыльев, ни проблеска сияющей кожи. Ни разу.

Среди деревьев царила тьма.

Глава 12

– Констанс, Джеридайа, Риджент, Пейшенс, Хершиль, Эймос, Лиа, Элиезер, Пруденс, Тобин, Сайленс, Эфраим, Соломон, Халла, Евстафий, Гидеон, Марта, Либерти.

– Ты кого-то пропустила.

– Что?

– Всего восемнадцать назвала, – поясняет Энджел. – А говорила, у тебя девятнадцать братьев и сестер.

– Ой!

Я прижимаюсь затылком к бетонной стене и начинаю мысленно перебирать свою родню, сортируя по матерям. Донна Джо с короткими руками и толстыми пальцами. Вивьен, от которой дети унаследовали темные глаза и волосы. Мейбл – той было всего семнадцать, когда ее выдали за отца. И моя мать. Вообще мы не должны были знать, от кого родились, но ее отпрыски выделялись в толпе светлыми кудряшками и васильковыми глазами. Я единственная, кто уродился не в нее.

– Вирчи, – говорю наконец. – Забыла Вирчи. У нее очень странные глаза, никогда таких не видела. Светло-голубые, почти белые. Когда она родилась, все решили, что она мертвая. У нас такое часто бывало. И лишь потом, через пару минут, она задышала. Но даже не заплакала и вообще не издала ни звука. Только глаза открыла и уставилась прямо перед собой.

Вспоминается мать – как та скорчилась после родов. Красно-синее тельце лежало у нее между ног на утоптанном земляном полу, под полотнищем родильной сорочки, скомканной на коленях.

– Говорить она так и не научилась, – добавляю я.

– А врачам ее что, не показывали? – спрашивает Энджел.

– Мать просила, но… – Я замолкаю. – Отец и слышать не хотел. Сказал, мы сами выбрали такую жизнь, давным-давно.