Священная ложь

– Это называется сказки. Помнишь такие?

– Наверное… – неуверенно ответила я.

– Давай прочитаю тебе одну.

Берти открыла книгу и со знанием дела принялась листать страницы. Их края пожелтели от пальцев, касавшихся бумаги на протяжении долгих лет.

– Господи, – выдохнула я.

Букв оказалось так много, что голова шла кругом. А еще к каждой истории была нарисована черно-белая картинка, изображавшая королей, гномов или русалок. На некоторых девушки прижимались губами к рыцарю. Это значит, они целовались; это значит, они были влюблены. Не помню даже, когда я последний раз видела такую любовь!..

Берти прочитала мне одну сказку, потом, поддавшись уговорам, вторую, третью… Так пролетел целый час.

– Это все было взаправду? – спросила я.

– Нет, просто выдумки для детей.

– А почему они злые?

– И вовсе они не злые! – строго сказала Берти, нахмурив брови. – Это Пророк так говорит. Он не хочет, чтобы мы умели читать. Ведь тогда мы сможем вывести его на чистую воду.

Тем летом Берти обучила меня буквам, поэтому я могу разобрать некоторые слова, если они не очень длинные и сложные. Научиться остальному я не успела – мать нашла книгу у нее под подушкой и отнесла прямиком Пророку.

У Пророка была пара железных туфель. Просто два стальных бруска с кожаными ремнями по краям. Один из дьяконов положил туфли в очаг и дал раскалиться докрасна. Когда их поднимали щипцами, во все стороны сыпанули искры. Люди столпились во дворе, чтобы посмотреть.

Дьяконы втиснули Берти ногами в туфли. Она прыгала по двору, вопя от боли; кожа лопалась, и вокруг расползался запах паленой плоти, дымный и мертвый. Когда Берти упала, Пророк подал знак, и ее снова поставили на ноги, заставляя плясать, и тяжелая коса взмывала хлыстом при каждом прыжке.

Остальные глядели, и по их лицам я ничего не могла понять.

Через несколько дней Пророку был дарован знак жениться на Берти. Он часто брал в жены девушек, которые тем или иным образом нарушили закон, и ему всегда удавалось их усмирить. В день свадьбы Берти сломалась. Возле повязок у нее на ногах жужжали мухи. Пророк безгубо улыбался.

– Пробил час! – гулко пел он.

– Господь услышит нас, – тихо вторила ему Берти.

Ноги у нее в конце концов зажили, но она так и осталась хромой и поникла всем телом. Несколько недель спустя, когда Пророк читал очередную проповедь на улице, Берти встала, оглядела нас, застегнутых на все пуговицы, укрытых шляпами, и заковыляла прочь. Я единственная видела, как она проходит между деревьями и теряется в тени. Однако говорить ничего не стала, пусть даже каждую минуту Берти могла погибнуть от пуль язычников. Отчего-то мне казалось, что там ей будет безопаснее, чем с нами.

Когда ее хватились, глаза у Пророка стали похожи на сжатые кулаки. Он велел найти ее и вернуть любой ценой.

Вскоре Берти притащили обратно. Я мельком, в мешанине тел, увидела ее лицо. На первый взгляд оно показалось обычным, но потом я заметила другую щеку – ее ударили с такой силой, что череп буквально смяло, как скорлупу.

Больше всего меня поразило то, что никто не произнес ни слова.

* * *

Мы знали, что за грехи неизбежно ждет наказание, хотя Берти досталось сильнее многих. Вначале было трудно. Люди заносили руку для удара неуверенно, будто преодолевая в духе сомнения.

Тогда сомнениям еще оставалось место – мы только привыкали к холоду, грязи и к тому, что значит быть святым.

Когда я впервые рассказала про Берти Джуду, тот нахмурился.

– А что сделают с тобой, если поймают в лесу?

– Я ведь не сбежала.

Моя семья знала, что я люблю долгие прогулки, но я всегда возвращалась и исправно выполняла все обязанности по дому, поэтому мои отлучки не вызывали лишних вопросов. Обычное дело для многодетных семей. Многие и не замечали, что меня нет.

– А если они узнают, что ты со мной? – спросил Джуд.

– Тогда… тогда меня убьют, – пожала я плечами.

– И ты не боишься? – поразился он.

Положа руку на сердце я бы ответила, что нет. Страх никогда не отпускал нас, но со временем к нему вырабатывался иммунитет. Просто в какой-то момент терпению пришел конец. Перемены были неизбежны; они надвигались как стремительный лесной пожар.

Глава 14

Я спускаюсь в столовую на обед. В дверях стоит Бенни и кивает мне с легкой улыбкой. Бенни мне помогает с самого начала. Наверное, нарочно приставили, или она сама вызвалась, увидев, как в первые дни я шарахаюсь от собственной тени. Обычно у нее в кармане лежит книга в мягком переплете. Я как-то раз поинтересовалась зачем, и Бенни пояснила: на тот случай, если придется сидеть без дела.

– А что ты читаешь? – спрашиваю я, до сих пор изумляясь, что женщины говорят о книгах в открытую, не стесняясь.

– Документальную прозу, – отвечает та. – Сейчас вот попалась работа про Гаитянскую революцию[2 - Гаитянская революция – единственное в истории успешное восстание рабов, произошедшее во французской колонии Сан-Доминго в 1791–1803 гг.].

– Бенни в колледже изучала историю, – поясняет Энджел. – Но затем продалась и пошла на службу к властям.

Я хватаю поднос и несу к нашему обычному столику. Энджел уже сидит там и насмешливо глядит на девочку-азиатку с густой черной челкой.

– Минноу, я так рада с тобой познакомиться! – восторженно объявляет та, когда я подхожу ближе.

Я ее не знаю. Обычно мы с Энджел едим вдвоем.

– Меня зовут Трейси. Просто хотела подойти представиться. Я-то знаю, как здесь бывает жутко. Местные девчонки не очень-то дружелюбны. – Она косится на Энджел. – Что я пропустила?

Подходит еще одна девочка, такая тощая, что ноги у нее как у оленя; ставит свой поднос рядом с Трейси.

– Минноу, это Рашида, – объявляет Трейси.

– Будем знакомы, – говорит та. – А что у тебя с руками?

– Рашида, о таких вещах не спрашивают, – одергивает ее Трейси.

– Это еще почему? Куда-то ведь они подевались. Их же не просто так отрезали. Все думают, маньяк постарался, а я им говорю: нет, Минноу явно из деревни, так что, скорее всего, попала под комбайн.

– Их отрубил мне топором отец, – отвечаю я лишь затем, чтобы посмотреть, как отреагируют на мои слова.

У Трейси перехватывает дыхание, Энджел поднимает глаза от тарелки и заламывает бровь, а Рашида запрокидывает голову и заливается громким смехом, который эхом разлетается по столовой.

– Что, правда? Если б со мной такое случилось, я бы всем рассказывала. Неужели прямо топором? Да уж, это куда интереснее, чем попасть под комбайн…