Кровь деспота

Из всех работников ферм лишь один нас не испугался. Смотрел, облокотившись о черенок лопаты, и молчал. Я пялился на него, а он на меня, но вступить в разговор никто из нас так и не решился. Сомневаюсь, что он сказал бы что-то дельное.

Солнце миновало свой апогей и принялось медленно спускаться к горизонту. Время от времени его заслоняли тучи, но лучи находили себе дорогу до земли даже через тяжелые синие облака.

Совсем скоро мы разглядели мощные бастионы Вековой Вершины, вырисовывающиеся на крутой скале. Башни с красными конусовидными крышами возвышались над окрестностями так значительно, что им позавидовали бы даже правители Скалистого Края. Большая часть долины была у обитателей замка как на ладони. Не удивительно, что граф предпочитал проводить время здесь, за неприступными стенами. Во времена, когда любой сосед-феодал может вонзить в спину нож, это было разумно.

Вокруг возвышенности и дороги, ведущей к замку, рассыпалось множество неказистых каменных домиков. Как булыжники у старой скалы, они возникали перед нами то тут, то там.

Так уж получилось, что прибыли мы в обширные графские предместья в неурочный час. И дело было не в том, что небо грозилось вылить на нас все свои запасы воды; не в том, что каждый окрестный житель страшился незнакомцев, как чумных. Нет, этот страх имел под собой почву. Почву зыбкую, утягивающую всякого, кто бояться не желал. Или устал. Придать новых сил таким людям и было призвано разворачивающееся перед нами представление. Спектакль, в коем некоторые актеры участвовали первый и последний раз. Мы прибыли на место массовой казни.

Назвать площадью территорию, на которой происходило нелицеприятное событие, язык не поворачивался. Всего лишь крохотный пустырь между несколькими домами.

Осужденных на смерть было трое: двое мужчин и женщина. У всех были связаны руки. Выглядели они довольно молодо, и даже грязь на их лицах не могла этого скрыть. Подле пленников стояли четверо воинов в потрепанных кольчугах. Еще один, пятый, проверял пальцем остроту двуручного тесака. Это был палач.

Несмотря на то что все воины были разных возрастов и телосложения, на лицах каждого из них читалось абсолютное безразличие и какая-то первобытная тупость. Они лишь изредка поглядывали на пленников, в нашу же сторону бросил бессмысленный взгляд только палач. И тут же отвернулся, возвратившись к своему сверхважному занятию.

Никто из жителей деревни на экзекуции не присутствовал. Все попрятались по своим норам. Лишь участники и невольные зрители – мы.

Палач, похоже, приноровился к своему оружию и постучал им по широкому пню, на котором вот-вот прольется кровь. Его товарищи сигнал распознали. Один из воинов схватил за шиворот пленного мужчину и потащил его к плахе. Не проронив при этом ни слова. Обреченный же молчать не собирался и кричал что-то на парланском.

Алабель была встревожена и нахмурила брови. Я заметил это, но прежде, чем вразумил ее, она спрыгнула с коня и крикнула воинам:

– Позвольте узнать, кого ваше оружие отправляет на божий суд? Кто эти люди?

Ни один из странных вояк даже не взглянул на Алабель. Над головой пленника палач занес тесак.

Чародейка была явно озадачена. Куснула палец, силясь вспомнить что-то важное. Вспомнила и тут же выкрикнула единственное слово – «здравствуйте» на парланском. Два воина, как по команде, повернули свои головы к чужестранке, но мгновение спустя потеряли интерес. Палач тоже взглянул на мою спутницу. А в следующую секунду вогнал тесак между головой и плечами несчастного пленника. Его голова отвалилась так легко, будто и не принадлежала телу.

Алабель посмотрела на меня недоуменным взглядом. Мое выражение лица было точно таким же.

– Едем, Алабель, нам не нужны неприятности, – вот и все, что я мог сказать после увиденного.

Но моя спутница не была бы собой, если бы смирилась с неудачей. С полным безразличием со стороны молчаливых бойцов. Она подошла ближе и повторила вопрос. Ничего не произошло. Кроме того, что теперь к плахе потащили взъерошенную женщину. Та попыталась вырваться, но сделала это, скорее всего, только из-за накопившейся злости, потому что сразу же обмякла, закрыла глаза и принялась что-то шептать. То ли молитву, то ли заклинание. Я склонялся к первому.

Никто с ней не церемонился и дожидаться окончания ритуала не собирался. Палач приготовился снести очередную голову.

– Черт подери, со мной может кто-нибудь поговорить? – рассердилась Алабель. – Скажите хоть слово. Не на имперском прошу – на парланском.

Для пущей убедительности Алабель произнесла все ругательства, услышанные в тавернах. Я удивился: она еле-еле вспомнила местное приветствие, но все грязные парланские словечки отлетали от ее языка, как горох от стены. Впрочем, удивление быстро сменилось гневом, ибо Алабель, судя по поведению, просто жаждала неприятностей. И они не заставили себя ждать. Правда, разозлили воинов не слова.

Расстояние. Алабель слишком близко подошла к одному из этих головорезов. Он держал стоящего на коленях мужчину, но тут же отшвырнул его, извлек из-за пояса меч и снял со спины небольшой круглый щит. Его примеру последовали и остальные. Алабель получила внимание, которого заслуживала. Она попятилась назад:

– Я все поняла – вы не любители трепаться. Уже ухожу. Спокойнее, парни.

Но рука девушки инстинктивно сжала рукоять меча. Успокаивать воинов было поздно. Теперь все решит схватка.

В былые времена я нечасто бился конным. Копейный бой – целое искусство, и его успешное выполнение одинаково зависит как от всадника, так и от зверя. Иными словами, чем дороже и сильнее твой конь, тем больше у тебя шансов выжить после громоподобного столкновения с такими же всадниками. Другая часть успеха: доспехи, длина копья и хладнокровие. У меня не было ни рыцарского коня, ни дорогущего снаряжения, а нестись навстречу смерти – героически размахивать мечом, пока не вылетишь с седла со скоростью снаряда из баллисты – мне не хотелось. Лучше сражаться в плотном строю, под прикрытием товарищей и леса пик.

Сейчас конники среди моих новых врагов отсутствовали. Пора преподать неразговорчивым пехотинцам урок. Ну, и спасти неугомонную Алабель, которая всю эту кашу заварила.

Я вытащил меч и хлопнул коня по бокам. Он вздыбился и бросился вперед. Получилось весьма зрелищно, но именно в этот момент мне вспомнился небольшой эпизод из прошлого. В голове прокрутилась сцена: серьезное столкновение с наемниками из враждебного города, почти две тысячи воинов безжалостно рубят друг друга, зеленое поле превратилось в месиво из грязи, крови, обломков стрел и копий. Командир нашей легкой конницы повел своих бойцов в атаку, крикнул что-то воодушевляющее и вздыбил коня для пущего эффекта. К слову, командиром он стал буквально на днях – его предшественник умер от кишечного расстройства. Так вот, конь встал на дыбы, дико заржал… и лишился наездника. Горе-командир не удержался в седле, а одна его нога выскочила из стремени. Он вонзился головой в землю. Шлем не подвел – подвела шея, хрустнувшая, как вареное куриное крылышко. Негромко и легко. Наша конница тогда так и не поучаствовала в бою. Мы отступили на прежние позиции.

Со мной подобной глупости не случилось. Мой конь стремительно мчался вперед, и воины, окружившие Алабель, переключились на меня. Девица воспользовалась их замешательством и яростным выпадом ранила в сердце одного негодяя. Она была способна и на большее, но воин с огромным тесаком, палач, не предоставил ей свободы действий. Он атаковал ее с таким рычанием, что мне почудилось, будто бы эти вояки лишь разыгрывали свою бесчувственность и безразличие к совершаемым деяниям. По-моему, с выводами я поторопился.

Пока Алабель уклонялась от атак безумного палача, я сшибся с троицей щитоносцев. Один враг отлетел на несколько метров, другого я изящным взмахом снизу вверх рубанул по голове. Третий воин ушел от столкновения со мной и сразу же нанес сильный удар. Если бы щедрый гелетианский рыцарь не подарил мне кольчугу своего брата, я смог бы увидеть, как содержимое моего желудка покидает тело неестественным образом. Это обстоятельство меня озадачило, но разобраться с ловким негодяем сразу не получилось. Вместо этого я направил коня на сбитого с ног воина. Он начал приходить в себя, и момент, чтоб отправить мерзавца в преисподнюю, был идеален. Мой зверь попросту затоптал его.

Я резко развернул коня. Враг, ударивший меня по туловищу, не успел помочь своему соратнику, но он сделал кое-что иное. Кое-что более интересное. Он швырнул в мою сторону свой щит. Этого я не ожидал – тяжелый удар пришелся по моей груди. Я охнул и свалился с коня. Перед глазами все плыло, и воздух… У меня никак не получалось вздохнуть.

Алабель, если и заметила то, что со мной стряслось, ничем не могла помочь – на нее напирал воин, бывший опаснее всех прочих. Он не позволял ей контратаковать, а единственный раз, когда Алабель рискнула парировать его размашистый удар, чуть не стал последним. Она не теряла надежды улучить момент, но продолжала отступать.

Я об отступлении не думал: боль сковала тело, словно путы. Краем глаза я заметил, как несется ко мне враг, и приподнялся, дабы найти потерянный меч, но все оказалось напрасно. Воин пнул меня сапогом, а когда я вновь упал, раскинув руки, он занес над моей головой меч. Лицо его оставалось абсолютно бесстрастным.

Глава 27

Отцы и дети

Хладнокровию моего противника позавидовали бы даже рыбы. Ни один мускул не дрогнул на его отвратительной морде. Я даже позавидовал такому самообладанию. Мне приходилось корчиться от боли, а никто из поверженных врагов перед смертью даже лишнего звука не издал.

Одну секунду я думал о том, что кольчуга может вновь выдержать удар. Если только враг попадет по ней. Другую секунду я посвятил безудержной ненависти. Конечно же, к Алабели. Кто еще повинен во всем происшедшем? Этот безмозглый воин, больше походящий на ожившего мертвеца? Нет, он лишь следствие моей глупости. Моей наивности.

На третьей секунде думать о чем-либо было поздно. Враг придавил меня коленом и собрался нанести прицельный удар по моей голове. Но не нанес. Его шею сдавила толстая веревка: пленный мужчина, которого спасло наше появление, решил не оставаться в стороне. Его руки были связаны, и единственное, что он мог сделать, – придушить обидчика. Лишенный воздуха противник выпучил глаза, попытался пальцами поддеть веревку, но безрезультатно. Решил воспользоваться мечом, однако я тоже не дремал. Обхватил его руку и держал ее изо всех сил. Безобразная сцена удушения длилась, наверное, целую минуту и была прервана самым неожиданным образом. Алабель вонзила свой меч меж ключиц безмолвного воина. Приложила немалое усилие, чтобы клинок проник глубже. Наконец раздался отвратительный хруст, и враг дернулся в последний раз. Из его рта потекла густая темная кровь, а глаза – их выражение, казалось, совсем не изменилось.

Я посмотрел в ту сторону, где Алабель билась с палачом. Обезглавленный, он лежал на земле, но, что самое удивительное, еще пытался встать.

– Как ты… как ты это сделала? – указывая пальцем на здоровенную вражескую тушу, спросил я.

– Там еще где-то рука его валяется. Считаю особым шиком, когда противник умирает от собственного оружия.

– Ты его тесаком, что ли?

– А похоже, что этим? – девушка потрясла окровавленным мечом. – У него шея толще моего бедра.

Пока мы разговаривали, спасенные нами пленники уже бежали, сломя голову, мимо домов и пашен. Они исчезли из виду за считаные секунды. Что ж, лично мне благодарность от них уже поступила. И она ценнее золота и похвалы. Алабель глядела им вслед с разочарованием. Наверное, хотела о чем-нибудь расспросить.

– Если ты вступилась за них из любопытства, то ошиблась. – Я потирал больную грудь. Там наверняка красовался огромный синяк. – Если ты решила погеройствовать, то выбрала неудачное время. Ты понимаешь, что натворила, Алабель?

– Самую малость.

– Все впустую, весь наш путь. Проще соорудить плот и отправиться по Арису против течения, чем путешествовать с тобой. Тебе действительно было важно спасти доходяг? Может, мертвец в лесу – дело их рук?

– Может, но мы узнали кое-что важное. – Алабель смотрела на меня с самым серьезным видом. – Крестьянин говорил, что у графа полно безмолвных стражей. Он не врал.

Меня чуть не передернуло от такого вывода.

– Демонических стражей?! – воскликнул я. – Ты видишь среди этой кучи трупов кого-то рогатого или клыкастого? Приди в себя, Алабель. Я думал, среди нас Энрико был самым легковерным.

– И все же они вели себя странно, – буркнула девица и подошла к одному из убитых врагов. Пальцами раскрыла его челюсть.

– Язык на месте, – пояснила она и повторила ту же процедуру с другим телом. Результат не изменился.