За сорок

За сорок
Стас Неотумагорин

Просыпаясь с утра, чувствуешь какой-то жизненный подвох. Неторопливо листаешь сценарий многозадачного фильма. Сильно научного, но абсолютно не популярного. Главным героем которого являешься ты, разрываемый на части от невозможности поэтапного решения задачи за задачей. Лежишь, хлопаешь кожаными шторами узких занавесов в надежде, что как-то оно само, все это. Точно решится. Весь этот бесконечный мыльный сериал. Про работу, коллег, погоду, друзей, особенность петербургского менталитета, возраст, девушек, возраст девушек, бренность и относительность, искусство и порок. Такие разные истории, но с юмором и от души.

Простая жизнь

"Но я не он, и я живу не его жизнью, а своей, маленькой, мещанской, но безопасной и наполненной обязанностями" Герман Гессе "Степной волк"

Простая жизнь. Не та, которая проще некуда.

Простая жизнь возможна. Даже необходима. Кому-то иногда. Кому-то всегда. Кто-то не знает, как жить другой жизнью, кроме как простой.

В современной действительности простая жизнь вызывает чувство неприязни. Даже непонимания. Сошёл с дистанции. Лох. Дауншифтер. Или по толстовски-опростился. Можно услышать много нелицеприятного, несмотря на осознанный выбор человека. Люди могут иногда просто уставать. Такое тоже случается. Или просто захотелось. И думайте, о чем вам заблагорассудится.

За весь мир говорить не хочу. Скажу за вечно солнечные испанские просторы. Наблюдение в течении нескольких счастливо-прожитых лет. По-простому прожитых. Может быть за исключением первого посещения этой страны.

Что для испанцев есть простота? Простая жизнь это-семья, это всегда вместе, это простая еда. Это умение радоваться простым вещам, простым и незначительным подаркам. Ценить все то, что тебя окружает в настоящий момент. Момент, заставший тебя в любом месте. В любое время суток. Улица, пляж, магазин, горы, рынок, скамейка городской площади. Везде.

Люди, отличающиеся немногим от других таких же людей. Люди умеющие жить. Чувствовать. Наслаждаться. Радоваться жизни даже в её грустных проявлениях. Испанская печаль бывает только двух видов. Один из них это болезнь. Когда даже незнакомцы на улице пытаются тебе помочь любым доступным способом. Другой вид печали, когда кто-то умирает. Это серьёзная трагедия и соболезнуют жители не только твоего дома, а всей вашей улицы. И пожилая пара с собачкой с соседней. И хозяин овощной лавки ещё с одной улицы.

Искренне переживают и поддерживают. Даже когда проходит много времени. Даже когда родные сами уже забывают. Память у простоты надёжнее и верней. Неподдельная.

Радость простоты безгранична. Как всегда в последний раз. Как мурашки после громкого чихания. Такая обычная эйфория.

***

На малолюдном пляже средиземноморского побережья. Недалеко от деревушки под названием Санта-Пола. Три молодых парня на вид лет пятнадцати, коротко стриженные, загорелые, в шортах тёмных тонов по колено. Все белозубые как один, крикливые и звонкие. Вытворяли невероятные трюки с футбольным мячом. Мяч, как намагниченный, не смел коснуться земли. Ни у кого из них. Запросто перелетал с одной смуглой от загара кожи на другую. Прилеплялся.

Компанию дополняла жгучая чернявка. Молодая испанская девчонка. С мокрыми чёрными, развевающимися на слабом ветру волосами. Хлопала смоляными ресницами в такт ударам мяча. Одного возраста с парнями. В треугольниках ярко-белого купальника. Сидела по-простому на горячем мелком песке, поджав одну ногу под себя, посреди разбросанной всеми одежды и пляжных шлепок. Заразительно смеясь, она фотографировала парней на обычный пленочный фотоаппарат. Иногда выкрикивая слова ободрения каждому из них по очереди. Когда удавался какой-то немыслимый трюк с мячом. Мяч был старым и потертым с небольшим пузырём сбоку, но команды ребят исполнял как податливый кусок теста.

Наигравшись в мяч, парни решили окунуться в тёплое море. Подбежав к своей единственной прелестной спутнице, начали наперебой предлагать руку. Руку помощи и лёгкость своей компании в достижении солёной воды.  Не переставая улыбаться, громко сулили ей множество морских сокровищ: живого осьминога, опасного краба, радужных рыбёшек, причудливых ракушек, гладких и округлых камней, вылизанных волнами. Красотка, несильно сопротивляясь, отсылала их жестами подальше. В сторону воды.

Парни, устав от уговоров, понеслись к лазурно-пенным волнам. С разбега они изящно поднырнули под очередного "барашка". Центр веселья и задиристости переместился на мелководье прибрежной зоны. Парни стояли на руках, прыгали с плеч друг у друга, подолгу задерживали дыхание, замирая под водой. Один из них победно взметнул руку над поверхностью с крупным квадратным крабом. Краб беспомощно сводил-разводил по сторонам раскинутые в приветственном объятии клешни. Как таракан сучил всеми ногами одновременно. Пытался хоть кого-то из веселящихся обидчиков достать своей боевой клешней. Парни махали подруге руками и крабом. Звали к себе в изумрудно-голубое пенящееся море. Озирающаяся по сторонам и погрустневшая было девушка, продолжала, шутя отмахиваться, но уже менее уверенно. Она была в полушаге от согласия составить им компанию. Внезапно, парни все втроём начали, профессионально хлопая в ладоши и щёлкая пальцами отбивать четкий ритм. Зажигательно-чёткий ритм танца. Как удары сердца. Вдобавок, ломкими басовитыми юношескими голосами, стали подпевать красивую и немного грустную песню о тореадоре. Глаза красотки вспыхнули блеском на фоне и без того яркого солнца. Вскочив, она, изящно подгибая коленки, двигая телом и живо щёлкая пальцами, согнутых у головы рук, начала движение в сторону моря. В сторону юношеского хора. Сколько жизни было в этом движении! Кажется, вся испанская безудержная страсть вселилась в эту маленькую бестию. Тесемки завязок-бантиков купальника на бронзовом теле нахально подрагивали белыми витыми змейками. Подпрыгивали в такт движения корпуса танцовщицы. Парни взвыли от восторга. Начали свистеть наперебой при этом, не переставая хлопать в ладоши.

Добравшись до воды, она грациозно вошла в морскую пену, несмотря на волны, разбивающиеся мелкими брызгами о её ноги. А затем, с громким смехом кинулась к ребятам.

Они долго все вместе плескались и фыркали водой. Плавали наперегонки. Ныряли и кричали. Компания, наконец, выбралась на берег, отряхиваясь от солёных капель и следов песочных клякс на теле. Игнорируя место игры в футбол, они расселись по горячим жёлтым валунам. Осколкам гряды уходящей неровным гребнем прямо в море. Один из парней среди вороха футболок и пакетов раскопал огромный темно-зеленый шар. Арбуз на вид был очень тяжёлым. Неизвестно, как они его сюда дотащили. Другой из подростков оглядывался в поисках подходящего первобытного инструмента. Оборудования для достижения сладкой сахарной начинки. Ни один из ребят не был похож на владельца перочинного, или какого бы то ни было ножа. Отыскав подходящий, немного с заострённой кромкой камень, парень со всей силы воткнул его прямо в прочный бок тайника арбузной сладости. Легко и глухо хрустнув, корка арбуза поддалась с первого раза. Вся четверка жадно накинулась и начала ломать поруганную целостность зеленого гиганта. Нервные пальцы торопливо замелькали. Ладони сложенные горшнями загребали прозрачную мякоть. Ярко-красный сок  лился по рукам, ногам, молодым спортивным телам. Липкие капли падали на горячий песок, высыхая практически на глазах. Парни заслоняли куски арбуза торсом от лёгкого ветерка с моря, приносящего  крупицы песка. Девушка, сладкой рукой почесав спину, испачкала и сдвинула резинку купальника. Обнажила молочно-белесое пространство, не обласканное лучами горячего испанского солнца. Собрав в пакет раскиданные корки того, что раньше называлось арбузом, молодёжь с веселыми криками кинулась опять в прибрежную лазурь.

Маленьким песочным взрывом рядом со мной упал чёрный телефон. Воткнулся почти вертикально прямо в песок. Следом упали дешёвые электронные пластиковые часы.

– Пойдём тоже окунёмся! – раздосадованный Серега смотрел вслед удаляющимся подросткам, затем перевёл взгляд на семечки и оставшиеся  кусочки розовой плоти на песке.

Два, неизвестно откуда взявшихся, выгоревших на солнце пепельных голубя, опустившись на песок стали клевать остатки арбуза и семечки с обжигающего песка.

– Мой малыш звонил! Пригласили их, видите ли, с дочуркой на очередное событие. Гонку олдтаймеров. Достойно-отреставрированных машин. По этому случаю, кабриолетик она себе прикупила. Маленький такой. Беленький. Нахера в Москве кабриолет? Куда я его потом дену? Ей понравилось, как дверки открываются. Цацочки предложили ей в прокат взять в Столешниковом. Одобрения моего хочет для залогового депозита. Сама уже краев не ощущает так и дочку туда же втянула. Такие уж светские львицы. Слова её эти уменьшительно-ласкательные. Как будто не коренная москвичка вообще. Или можно подумать от них менее больно становится, когда весь этот расточительный бред слушаешь, – Серега что-то остервенело, искал рукой в кармане красных, под флаг Испании, изрядно поношенных шорт.

– А чего ты их с собой сюда не взял? В Испанию. У тебя здесь прекрасный дом. Просторный бассейн. И прочие атрибуты качественной жизни.

– О чём ты друг? Я купил этот дом три года назад, ты думаешь, кроме меня сюда кто-то приезжает? Ей с дочкой Лазурку подавай. Говорят, что если кто узнает в какой они деревенской жопе мира отдыхают, засмеют до смерти. Они сразу после этой гонки персональным чартером в Ниццу летят. Там на пляжных белых диванах коктейли, видите ли, правильные подают.  И фотографии лучше получаются, по их мнению. Да и куриная стая её там сгрудилась. Все московские пышногубки слетелись на голубой огонёк. Знаешь? Яхтенный такой. Да ну их в пень! Ты идёшь? Или дальше жарится будешь? – Серега, наконец, посмотрел в мою сторону.

– Да с превеликим удовольствием! Составлю тебе компанию и той беззаботной и ещё непорочной молодёжи.

Не вприпрыжку конечно, но мы тоже побрели с Серегой к морю. По нестерпимо обжигающему ступни песку.  Прямиком к шумной, плескающейся группе. Думая каждый о своём. Серега, видимо о своей семье и жизни. Об уже свершившихся и предстоящих тратах. Я пытался ни о чем не думать. Просто наслаждаться моментом, глядя на беззаботную молодёжь.

Возможно, это дети богатых родителей. Ищущие счастье в простоте. В минутном наслаждении каждым моментом счастливой жизни. А возможно, это настоящие люди. Люди из небогатых семей. Живущие настоящей жизнью, которую когда-то можно будет вспомнить. Вспомнить, рассматривая пожелтевшие фотографии, сделанные испанской девушкой. Ни у одного из них не звонил телефон. Никто не отвлекался на посторонние тяжёлые думы. Каждый слушал каждого. Внимательно. Они просто жили. Жили счастливо и просто. Проживая каждый миг.

Позже, выезжая на дорогу с этого полудикого пляжа, мы встретили этих подростков. Они стояли на автобусной остановке. Девушка в свободном цветастом сарафане оживлённо что-то рассказывала внимательно слушающим её парням. Широко размахивала руками и обезоруживающе неподдельно улыбалась. Парни улыбались в ответ. Один толкал другого в плечо, показывая на рассказчицу. Невольно мы оба залюбовались этой  картиной. На короткий счастливый миг. Кажется, что даже искренне позавидовали. По-простому.

Урожайность осенней палитры

Дожди случаются, но не в душе…

Сентябрьская погода радует. Солнце щедро размазывает свои лучи по окружающему миру. Правда, под аккомпанемент уже чересчур освежающего ветра. Пытаясь проникнуть под складки одежды, он желает выветрить остатки легкомысленного лета. Оставляя местами памятные отрывки. Спасибо и за это.

Прогнозы, как и общение с некоторыми людьми впечатляют. Одна знакомая сообщила: "Я знаю человека, который знает человека, который близок к погоде, так вот он обещал – тёплый Октябрь!"

Когда я с интересом посмотрел на неё, в надежде, что её знакомства ведут на самый "верх", за самые облака, она поправилась: "…он свои наблюдения  строит на поведении пчёл, которые и дали понять тёплые перспективы, будущие приятные погодные аномалии. Пчелы констатировали смещение сезонов назад на три недели".

Представляю картину: пчёлы пишут рекомендательное письмо в Росгидромет. Хотя насекомым и животным определённо можно верить. Иногда больше, нежели людям. У них нет часов, термометров и барометров. Даже календаря нет. Зато есть связь с "верхом". Прямая линия.

Каждый верит в то, что ему ближе. В пчёл. В Росгидромет. Я верю в погоду в телефоне, связи у меня нет. Той самой прямой. Все сам. А ещё, я верю в себя. Хоть и многие именуют меня слишком оптимистичным жизнелюбом. Не отказываюсь от этого и не перестану верить. Безусловно, так сложнее, но определённо, так интереснее. Ну, вот сами представьте, хотели бы вы читать исключительно грустные мысли? Грустные мысли, как горькие мюсли. Вкус есть, полезности нет. Грусть – это просроченная радость. Слишком просроченная. А ведь так хочется лёгкости и свежести…

Кому сложно представить, может подумать о весне на крайний случай. Там как-то все более сговорчивые и женщины и природа.

И почему бы не ощутить, что-то похожее в сентябре? Когда ещё свежо предание о лете.

Любимая ленинградская земля насторожила. Оказалось – не готов.

К после южному возвращению. Не то, чтобы не хотел. Чрезмерно разнежился, наверное, на тёплых дальних берегах. Задвинул локальные заботы очень далеко. А может попросту забыл об их существовании. Если проблем не видно на горизонте, значит, их нет.

Один из первых встреченных знакомых поинтересовался: "Чего желтый такой? Болеешь что ли?"

На фоне его мертвенно синей и сморщенной, как куриная кожа (тут хотел другое слово написать), во времена советских магазинов, лишенной волос головы. Действительно желтый. Желтый среди синего и зелёных.

Очень много зеленого вокруг. Настолько непривычная буйная зелень. Правда, местами с проседью. Осенними листочками. Но в Испании вообще все выжжено беспощадным солнцем.

И вода. Любимый мегаполис встретил приземление самолёта обильными каплями. Санкт-Петербург и дождь, это слова синонимичнее некуда. В шортах мёрзли желтые коленки. Позабытое чувство широких луж напомнило о себе глубоким проникновением в ещё пока летнюю обувь. Настоящий Петербург – всегда встречает по родному, дождём. Было приятно. Правда, только первый день, второй может тоже. На третий затянувшаяся музыка дождя и свитер с горлом по дому вернули в реальность. Окончательно.

Два товарища, потерявшие работу, севшие как чертята на плечи, наушничали: первый – "поехали обратно в испанскую жаровню!", второй – "поехали на рыбалку в родные просторы!" Послушал я их, стряхнул свой бэтменский дождевик и их обоих с плеч, и пошёл своим путём. Уехал от них подальше. От негативных подстрекателей. За гордым грибным одиночеством. В довлатовскую заповедную вотчину.

Оказался прав. Желтые ромашки августовских, сентябрьских лисичек хорошо подошли к цвету кожи. И всё стало очевидно. Какое же это СЧАСТЬЕ вернуться домой! Даже мелкий дождь не помеха такому чувству. Да, я – ДОМА! И вам хочу сказать, наступает прекрасная пора года. Длинные звездные ночи унесут все несоответствия. Куда подальше. И они не смогут найти свою дорогу обратно. Не одолеют расстояние.

Счастье, как концентрат, а не суррогат.

Не переставать любить. Не переставать радоваться.

Удивляться, как маленький ребёнок. Знаете, как радуются дети? Очень искренне. Очень по-настоящему. Ночной, теперь уже сентябрьский, Петербург обволакивает непроглядной тьмой и заворачивает в непрочное ветреное одеяло сшитое нитками капель из лоскутков разной листвы. Ясные ночи подмигивают крупным глазом желтой луны. Луны, которая ярче петербургских фонарей.

Попав на праздник нового потока, первоклашечной молодой жизни, начинаешь сомневаться, а жил ли до этого?