Билет в Ад по цене гамбургера

Я взглянул в сторону штурмовой полосы – учебной площадки, заваленной по приказу командира ржавой техникой для отработки ведения огня из укрытия. Она начиналась сразу за основным забором нашей части и была освещена по периметру прожекторами, чтобы снующие взад-вперёд караульные видели узкую тропинку, сойдя с которой можно было по уши уйти в топкую грязь, наполовину состоящую из рыхлого снега.

Генерал точно был сумасшедшим и готовился к войне – до ближайшего населенного пункта не меньше 100 км, а он караульных выставил так, будто у нас не часть на полторы сотни солдат, а стратегически значимый объект всесоюзного масштаба.

Раньше я думал, что командир так лютует из-за груза воспоминаний прошлых войн, но теперь я знаю, что он готовится к новой атаке на врага, от которого однажды потерпел полный разгром.

Я успел до армии повидать некоторой хуйни, которую невозможно объяснить только экспериментами с разной степени тяжести наркотическими веществами. И эти явления для большинства людей кажутся невообразимо-нереальными, сказочными, но, независимо от обывательского мнения, различное «нечто» существует в нашем мире, вполне вольготно и нагло взаимодействует даже с закостенелыми материалистами без оглядки на их неверие в «потустороннее».

Иван явно рассказал мне то, что было с ним наяву. Он видел и червя этого, и как солдаты заживо от искр горят. И отчаяние генерала, сильного человека, впервые в жизни испытавшего страх, желающего теперь лишь одного – отомстить любой ценой. Даже если ценой станут жизни людей, молодых парней, которые верят ему.

Я постоянно замечал восторг в глазах мальчишек, с которыми служил. Они, кое-как закончив ПТУ-ГПТУ до того как попасть сюда, кроме мамкиного подола и пьяных отцов не видели в жизни ничего значимого, величественного и осязаемого до такой степени, что можно потрогать рукой. Они сейчас будто в другое измерение попали, оторванные от привычного мира задротства в игровые приставки и «мама, я кушать хочу». Здесь же их встретил боевой офицер с идеальной выправкой, оглушивший громкими словами о чести и достоинстве, долге перед Родиной. Он для них – живое божество!

Генерал каждый день строит их на плацу, громыхая командами; направляет каждое их движение по учебному полю, самолично одёргивает при неправильном выполнении упражнения; разбирает и собирает различное стрелковое оружие быстрее всех; лезет в двигатели техники и замазученными руками тыкает в каждый клапан, объясняя принцип работы механизмов. Естественно, что все мои молодые сослуживцы любят его настолько, что пойдут за ним хоть самому дьяволу в широко открытую пасть.

Точно также, к власти пришел ефрейтор Шикельгрубер, в начале своей политической карьеры, собиравший из очарованных им мальчишек, бойскаутские отряды и обучавший премудростям войны, обещая сделать их сильными настолько, что они смогут отомстить всему миру за гибель своих отцов на фронтах первой мировой.

В России более двадцати лет идет необъявленная война. Миллионы мужчин пали в ней на протертые диваны, будто в сырые могилы, и пьяно переругиваются с телевизорами. Для собственных детей они – лишь призраки, которых нет в мире живых. И любой российский мальчишка в глубине души мечтает отомстить всему миру за потерю своего отца.

И вот такие, как наш командир, ищущие исполнителей для грязной работы по отмщению за что-либо, приходят к молодому поколению и говорят: «Я дам вам волю и самоуважение! Я научу вас быть сильными!»

И ни один из моих сослуживцев ни разу не подумал о том, какой ценой они расплатятся с генералом за свою же любовь к нему. Теперь момент расплаты стал ближе, как никогда.

Я же становился невольным свидетелем и, по причине знания истино происходящего, соучастником.

Если я сейчас вбегу в казарму и начну рассказывать парням, что на полигоне их ждет электрический червь, разбрасывающий во все стороны искры, от которых даже металл моментально вскипает, то меня, в лучшем случае, поднимут на смех, а в худшем командир пристрелит, как бешеного пса, за попытку посеять смятение в его маленькой, но сплоченной армии.

Один я был не в силах изменить происходящего за оставшееся короткое время. Спасти хотя бы кого-то – уже была бы победа. Но как? Единственное, на что я уповал, что либо генерал всё же застрелится, побуждаемый совестью, либо червь уполз в другой лес, и мы смирненько побряцаем железками, постреляем по бревнам, вернёмся в уютные казармы и предадимся солдатскому сну.

В ожидании приказа о переброске на полигон, я решил подтянуть свои армейские навыки: потренироваться в стрельбе и вождении автомобиля. Благо в этом мне помог Иван, договорившись с инструктором по вождению, чтобы тот натаскал меня.

Но усерднее всего я стал тренироваться в беге. Бегать я научился так быстро, что один раз получил от ротного в дыхло, забывшись и обогнав его.

При попустительстве всё того же Ивана, отыскав на складе старый бронежилет, настолько древний, что на нем даже дата производства стёрлась, я самолично подправил на нем ремни, отстирал ткань, проверил пластины: толстые, будто их из брони танка вытачивали напильником. Прижав археологический артефакт в каптёрке, перед забегом по учебной полосе, переодевал там и уже оттуда выбегал к построению на плац.

Мой расчет на древность бронежилета исходил из легенды, что при Иосифе Сталине вся амуниция проверялась на непосредственном создателе, на которого надевали бронежилет, и стреляли по нему. Если пластина останавливала пули, то и создатель оставался в живых, и орден Ленина получал, и квартиру на Тверской. А защиту принимали на вооружение. Но уже в поздние советские времена черт-те как солдат снаряжали, некому было отдать приказ по ответственным стрелять. Потому и стали бронежелеты громыхалами, которые можно консервным ножом проткнуть. Понимал я, что это всего лишь сказочки, но в безвыходном положении хватаешься за любую химеру.

В общем, готовился я очень скрупулёзно к предстоящему путешествию на полигон Поганое Городище. Да так усиленно, что даже генерал похвалил мои успехи, перед всей ротой приведя в пример. А мне стало очень тошно от его похвалы, что я еле сдержался, чтобы не выпалить при всех всё то, о чем знал.

6

Приказ грянул как гром среди ясного неба – ночью дневальный взревел: «Рота подъём!», и я молнией выскочил из постели, быстрее всех собрался и вкинул в потайной карман на поясе камни, кредитку и листок с номерами телефонов тех, кому я планировал звонить, добравшись до города. Если останусь живым в течение ближайших суток.

Бушлат, портянки, сапоги, подсумок, вещмешок, противогаз, бронежилет и вечно спадающая с головы каска, – приоделись мы знатно, как на бал – и рванули на плац. Бодрая речь генерала, бледный от волнения Иван, ротные все вытянулись, хоть мерки для гробов с них снимай прямо здесь. Выдача оружия, погрузка в кузова зилков, и до появления первых лучей солнца мы уже выехали за ворота части.

Мои сослуживцы, глупые и молодые пацаны, уснули сразу, опираясь на автоматы. Один даже лоб прямо на дуло опёр. Хорошо, что патроны выдают после прибытия на полигон, иначе бы эти вояки из нашего кузова дуршлаг сделали бы на половине пути, поснимав с предохранителей и понажимав на курки автоматов спросонья.

Ехали часа три, первый час по бетонке, а далее по извечным проселочным дорогам Руси.

Всю дорогу я не спал, прокручивал в мыслях все возможные варианты событий. Генерал не застрелился, значит, надежда осталась только на то, что червь из леса уполз в другое место. Или сдох, подавившись болотной лягушкой.

Нас сгрузили на какой-то поляне, раздали патроны на полный рожок, построили и маршем погнали дорогой, по которой явно давно никто не ездил.

Наш марш возглавляли два БТРа, торивших путь, командный УАЗ-буханка, зилок с провизией и прицепленной к нему полевой кухней, зилок с боекомплектами и прицепленной к нему пушкой, и роты одна за другой. Моя шла в середине колонны.

На горизонте стал подниматься лес, и, чем ближе мы к нему продвигались, тем мрачнее он мне казался. Я очень надеялся, что он мерещится мне зловещим лишь из-за того, что я знал о нём от Ивана. За километр до леса нас тормознули, и дальше мы уже шли шагом. Генерал дал, видимо, поблажку, чтобы поберечь наши силы для схватки с врагом, встречи с которым он ждал прошедшие пять лет.

За пятьдесят метров до края леса нас остановили вовсе, и БТР, сделав несколько кругов, примял площадку для развёртывания цепей. Ротные орали, строили нас в боевые порядки подковой, БТРы встали по флангам во фронт к лесу, направив на него свои башенные орудия. За нашими спинами на пригорке поставили пушку.

Одна из рот по приказу метнулась к зилку, перевозившему боекомплекты, оттуда стали вытаскивать… миномёты! И тут только я начал понимать, что задумал генерал – он решил расстрелять лес из миномётов зажигательными снарядами! Сжечь лес.

Минометчики, расставив свои железки, потащили к ним ящики со снарядами.

Неужели хитрый старый лис сейчас действительно устроит из Чертового Городища гигантский костёр, да такой, что наблюдающие за нами спутники передадут в Генштаб его врагам снимки с пылающим полигоном?

Он же совсем ополоумел! Такой пионерский костёр сам не погаснет, пи-пи на него не сделаешь!

Хорошо, если за лесом есть болото или река, на границе с которыми пожар остановится, а если дальше леса идут деревни? Он же может сжечь всё живое на огромной территории! Еще бы, блядь, напалмом все облил, маразматик старый!

Но последствия замысла генерала явно не интересовали – его УАЗ затормозил позади боевых расчетов, оттуда выскочил сам виновник предстоящего торжества с огоньком, и выполз Иван. Генерал в бинокль осмотрел лес. Что-то сказал Ивану и ротным, крутившимся у него. Я не слышал их разговора, стоял далеко от них, и меня трясло крупной дрожью.

У меня в мозгу билась лишь одна мысль: «пусти в генерала очередь из автомата, пусти в генерала очередь из автомата, пусти в генерала очередь из автомата».