Билет в Ад по цене гамбургера

– А если делиться еще с кем-то?

– Нет. Нас тогда либо убьют, либо без копейки оставят.

– А почему мне сказал? Я ж тебя и грохнуть мог.

– А ты понимаешь, что, прибив за эту партию, много не выручишь. Сбыт не найдешь. А я и сбыт знаю. И от продажи этих камней могу наладить еще посылку. Со мной ты больше заработаешь. Также и мне выгоднее жить в этой глуши под защитой государства и оружия, чем одному на гражданке торговать.

– Мне до пенсии четыре года осталось служить. Сколько мы успеем за это время заработать?

– Твоим внукам хватит.

– А с этим что делать будем? – показал Иван на груду камней.

– Дождемся, когда генерал уедет. Я напишу с компьютера электронное письмо скупщику. Он пришлет человека, который привезет за брюлики деньги. Мы половину из них разделим между собой. А на вторую часть денег я закажу на адрес части товар. Камни умеют очень хорошо прятать среди кучи барахла.

Мы с Иваном переглянулись. Махнули спирту и, спрятав камни, разошлись спать.

4

И тут судьба совершила новый поворот. Мы ждали, когда генерал покинет часть и мы сможем воспользоваться компьютером, но генерал не уезжал, а наоборот, он еще злее каждый день инспектировал часть и выдавал наряды вне очереди один за другим.

Иван отозвал меня и сообщил причину:

– Я генерала хорошо знаю, если он так лютует, значит, ждет приказа о внеплановой проверке войск. У него фронтовой друг в генштабе, он его заранее предупреждает. Пропали мы, нас опять в Поганое Городище направят.

– А что это за «Поганое Городище»?

– Это смерть наша, Савелий! Там полигон с советских времен, но с дурной славой. В восьмидесятые годы случилось на нем ЧП, после которого полигон законсервировали, а информацию засекретили. И вот пять лет назад, по приходу нового командующего нашим округом, полигон решили отрядить под нашу часть. Типа вы там побегайте, окопы покопайте, тушенку с кашей поварите. Просто для отчета. Ты же знаешь нашу часть, курам на смех. Мы тут все для галочки служим. И вот, прибываем мы всей частью туда марш-броском. По картам там поле же, но тридцать лет никого там не было, и уже лес вырос. Как есть лес. Наш командир насупился, приказ есть приказ. Он не умеет отступать, поэтому его сюда и сослали, за принципиальность. И он нас строит: берите, говорит, солдаты, топоры, начнем рубить лес и расчищать плацдарм под полевые учения. Я попробовал удержать его, говорю, мы месяц рубить будем, и четверти не срубим. Не сделаем мы тут полигон. В центр сообщить надо, что нет больше полигона. Оказалось, в центре всё и так знали, снимки с космоса делали, а тот, кто в генштабе зуб на нашего генерала имеет, нарочно его погнал с приказом полигон сделать. Понимаешь? Чтобы за невыполнение приказа уволить с позором. В общем, мы заночевали на опушке, палатки разбили, значит. А утром подъем. Генерал сам берет топор и первым к деревьям идет. Начинаем рубить, все рубят. И тут гул резко так возникает. Все его услышали и перестали рубить. Из глубины чащи идёт гул. Будто огромный рой пчел. И опять тишина. Мы начинаем рубить. И снова гул. Уже сильнее. Командир у нас боевой же, он сразу беду почувствовал:

– Отойти к технике! – Приказал он. – Надеть амуницию и бронежилеты! Занять оборонительные позиции!

Всех нас пружиной от его приказа подкинуло. Мы за пять минут заняли боевой расчет. Смотрим в сторону леса. Генерал в громкоговоритель вещает:

– На этом месте проводятся учения Министерства Обороны, покиньте немедленно территорию! – И прочее по уставу.

А гул нарастает, в нашу сторону надвигается. И звук ещё такой вместе с гулом, будто по стеклу куском пенопласта шкрябают, аж зубы сводит.

У солдат в рожке по пять патронов. Нам же отчитываться за каждый из них. В пулеметной ленте пятьдесят патронов. А в пушках и того, заряды холостые. Генерал скомандовал: «приготовиться к стрельбе». Мы все перезарядились, сняли с предохранителей, ждем. Напряглись.

И тут из леса вываливается червяк, как весь из искр, будто молния шаровая. Диаметром пять метров, а длины непонятной, его хвост в лесу среди деревьев был.

И у него не морда, а, как у земляного червяка, тупой конец такой, закругленный. И вот эта махина в нашу сторону поворачивает эту свою морду или чего у него там. Гул от него идет, как трансформатор гудит огромный. И мы вот все же реально окаменели со страха. Командир как заорет: «огонь из всех орудий!».

И мы все разом по этой хреновине дали, у кого что стреляло. А патронов-то у всех только то, что выдали в части. У всех все разом закончилось. Пули, попадая в эту херовину, в никуда будто попадают. Просто в нем исчезают и все. Мы замерли, и тут из него как вылетят искры, словно иглы, во все стороны. Со мной кто стоял, солдат, в него такая искра-игла угодила, и он сгорел сразу же, моментально. В БТР искра стрельнувшая сожгла его, как коробку со спичками. В БТРе же пацаны, боевой расчет весь был, сгорели заживо внутри.

И тут все, кто остался в живых, в кого не попали искры, побежали, крича от ужаса. Кто куда побежали.

Когда комиссия из Москвы прилетела, мы неделю по всей округе солдат собирали, с вертолетом искали. Тех, кого нашли, у всех шок. Они ума лишились. Их спецрейсом в Москву вывезли, и что там с ними было дальше – неизвестно. Мы с генералом только вдвоем в части остались. Ты в столовой на стене выцарапанную в штукатурке карту России во всю стену видел?

– Конечно, видел. Я еще удивился, что это за арт-брют?

– Так это наш генерал за одну ночь по памяти ложкой вышкребал. Я думал, что он совсем спятил. Сижу, глушу спирт и на него смотрю. Готовлюсь связывать его, ремни рядом с собою положил. Он с рассветом, когда дошкрябал, в свой кабинет пошел. А я за ним. Достает он из стола пистолет свой наградной. Прощай, говорит, Иван.

Застрелиться он хотел. Я его еле отговорил. Надавил на честь офицера и присягу. Что, мол, если он уйдет, то враги России, желающие его смерти, победят. А, значит, родина проиграет. Я-то свою семью сразу сослал в город к теще. А семья генерала за ним не поехала, когда его сюда сослали. Кроме меня, его остановить некому было. И вот сидим мы вдвоем тут и ждем решения из Москвы. Трибунала ждем. Погибших даже не посчитать. Тех, кто сгорел, от них и горстки пепла не осталось. А кто разбежался по сторонам, не знаем, сколько их. Может, утопли в болотах. Потому мы ждали трибунала. Оба.

И тут ответ из центра: «Комиссия установила, что произошел взрыв боекомплекта БТР и рядом стоящей цистерны с горючим… Несчастный случай… Командир и старшина части проявили героизм в спасении военнослужащих и подлежат награждению». Это было хуже, чем под трибунал пойти. Почти вся часть полегла, а нам поощрения.

– Так вы приказ выполняли, какой тут с вас спрос?

– Не было приказа стрелять в неведомую хуйню. Надо было пробовать отойти, но мы все испугались. Генерал две войны прошел. По штабам не прятался. На передовой все дни. А тут вылезает чудо-юдо, и он испугался, потому и крикнул: «огонь!»…

– Но, может, нас на другой полигон? – Робко спросил я.

– Нет другого. Наша часть в глубоком резерве. Это Поганое Городище единственный оставшийся полигон в округе. Нас на смерть посылают, понимаешь?

– А зачем?

– Они генерала вынуждают с собой покончить. Счеты свои с ним сводят. А я же его тогда так зацепил словами об офицерской чести, что он теперь пойдет на этот полигон и нас потащит. Там нас этот червяк точно убьет.

– Ну, а выход-то какой?

– Не знаю. Хуже всего, что, когда нашу часть не расформировали, а пополнили новым составом, командир принялся по всем ведомствам пороги обивать, чтобы расширить оснащенность нашей части вооружением. Все эти пять лет генерал готовился к реваншу. От призыва к призыву наши боезапасы только возрастали. Новобранцев он муштровал все жестче и жестче. А я ждал и надеялся, что либо его обратно в Москву втянут, либо его инсульт шарахнет, либо я успею до пенсии доработать.

– А почему ты в другую часть не перевелся?

– Отклоняют мои рапорта. Он меня к этой части намертво приколотил. Ты, говорит, был со мной в том аду, значит, второй раз мы вдвоем туда же и пойдем.

– Так уволься вообще.

– Не могу. У меня в городе квартира по военной ипотеке. Я в армии крепостной. До пенсии обязан дослужить. Иначе моя семья на улице окажется. Таков контракт.

– А мне как быть тогда? Как мне спастись?

– Слушай внимательно теперь. Я это тебе сейчас рассказывал вот зачем: когда нас погонят в этот лес, ты держись в последних рядах, ближе к штабному УАЗику. Деньги и камни неси на себе. Как только этот червь выползет, и начнется заваруха, садись в УАЗ и уезжай. Я приготовлю в нем еды, карту, воду и одежду гражданскую. На карте найдешь дорогу, отмеченную красным. По ней до города доедешь. С деньгами ты доберешься до Москвы. Искать тебя не станут, как тех, кто в прошлой мясорубке пропал. Спишут, как погибшего. Только дождись заварухи, ведь за прошедшие годы червь мог и сдохнуть, или в другое место уползти.

– Надо вдвоем тогда уходить. Мне и тебе.

– Нет. Я же не умею так жить, прячась. У меня семья. Авось, в меня эта штука и второй раз не попадет.

Иван заулыбался, а по моей спине побежали злобные мурашки – старшина явно смирился со своею участью потенциального смертника и без всякого раздумья пойдет на заведомый убой. Это была улыбка приговорённого к смерти.

5

После разговора с Иваном я вышел на улицу, спрятался между тыльной стеной казармы и пожарным выходом столовой – отличное место, ночами тут никто не шастал, и караульному не видно. Это было единственное место в части, где я мог побыть один и всё обдумать.

Лето по календарю уже месяц как началось, но в этих широтах до сих пор было холодно. Мы даже не сменили зимнюю амуницию на летнюю. Был риск заболеть и быстро помереть от сырости окружавших нашу часть со всех сторон болот.

Я курил одну сигарету за другой и очень быстро был вынужден распечатать пачку солдатского «перекура» – только они смогли остановить меня своей дикой вонью и крепостью. Дало так сильно по мозгу, что сознание сразу очистилось от лишнего.