Идолы для дебилов

Отойдя подальше, я вставал спиной к ветру и стрелял в темноту. Мне нравились безнаказанность и в то же время опасность моих действий. О том, что они опасны, давали знать крики людей вдалеке и лай собак. Но я делал только один выстрел и уходил, ни разу никого не встретив.

Охотничье ружье и коробку патронов я нашел на чердаке. Они лежали в чехле под ворохом полыни, иссохшей до желтизны, на старой, такого же цвета газете со значками компартии. Тот, кто припрятал оружие, явно был не простым охотником. В самом доме я нашел несколько орденов и медалей, одну из них, «За отвагу», я надевал, когда выходил с ружьем.

Перекрывая вой ветра, выстрел разрывал пространство и долгим эхом перекатывался через балку к горному кряжу. Не только возможная опасность или мнимая безнаказанность влекли меня, важнее была мысль, что я стреляю в темноту. Нанести ей хоть сколько-нибудь серьезную рану я не мог. Но и мириться с ней я уже не хотел.

Мне повезло, что нашел ружье. Я это понимал. Иначе пришлось бы просто плеваться в темноту и ощущать бессилие. А так я мог стоять к ней лицом, презрительно улыбаться и стрелять в нее. Если бы у меня была не одна коробка патронов, я бы стрелял чаще. А так я рассчитал, патронов должно хватить до первого снега. Что потом ? мне было все равно: мир сошел с ума, держаться за него не имело смысла.

Однажды я проснулся от жуткой сырости. Накануне, поздно вернувшись со своей дуэли, я неплотно закрыл дверь. И порыв ветра ее распахнул. Под утро пошел дождь, быстро превратившийся в ливень. О стекла бились волны. У порога собралась огромная лужа, мусор по ее краям сбился во флотилию кораблей разной величины.

Скудную пищу и чай я готовил на улице, осторожно разжигая костер. Теперь, вынужденный довольствоваться сухарями, запас которых еще водился, я взял чистую кружку и выглянул, чтобы набрать дождевой воды – запивать сухари.

Под навесом напротив, где хранились дрова, я увидел рыжего пса, он тихонько скулил и дрожал от холода. На вид псу было чуть больше года. Я позвал его в дом. Пес понял приглашение, но следовать ему не поспешил.

Я набрал в кружку воды, спрятался под пледом в кресле и принялся грызть сухарь. Дверь так и осталась открытой, чтобы рыжий пес, если захочет, мог войти.

Он вошел осторожно, когда я размачивал второй сухарь.

– Будешь сухари? – спросил я. – Другого ничего нет.

И не дождавшись ответа, бросил ему ржаную корку. Рыжий пес благодарно высунул язык и, улегшись, принялся за угощение. Дождь поливал два дня. За это время мы с рыжим псом уничтожили весь запас сухарей и привыкли друг к другу.

Хорошей особенностью моего жилища было то, что у него не протекала крыша, хотя это была очень древняя хибара. От воды земля вокруг дома вздулась и походила на черные гребни мрачного океана, в пучине которого гибнет живое. У меня даже возникло желание зарядить ружье и выстрелить в жирную клейкую массу. Остановила мысль, что я испугаю своего рыжего товарища, он не поймет и убежит.

По вечерам, зажигая свечу, я рассказывал псу об ангелах, охранявших наш покой, как они опускаются на заснеженные с утра вершины холмов за деревней и обдумывают наши судьбы. Рыжий пес слушал внимательно и не сводил с меня грустных глаз. Когда я просыпался, он уже был на лапах и лакал воду из лужи у порога.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Вернее, надо полагать, не закончился, а взял передышку. Это было видно по серому зловещему небосводу, висевшему низко-низко, как теряющий опору потолок.

Нужно было раздобыть продуктов, и я решил обшарить несколько соседних домов. Благо у меня появился помощник. Я поручил рыжему псу подавать сигнал, если заметит что-либо подозрительное, а сам принялся добывать трофеи. К исходу вечера мы натаскали столько провианта, что можно пережидать дождь несколько недель. В основном это были остатки круп и консервы.

К ночи дождь так и не начался. Тогда я взял ружье, зарядил и вышел со двора. Рыжий пес увязался следом. Я не стал его прогонять, а объяснил, куда идем:

– Это будет похоже на охоту. Только нам в любом случае не удастся никого подстрелить. Да это, знаешь ли, и не главное. Просто у каждого свои счеты с темнотой. Я хочу отдать ей должок за нашу жизнь. По выстрелу за каждый год с начала военных действий. Конечно, глупо в такой ситуации тратить патроны. Но я не собираюсь кого-то лишать жизни.

Пес внимательно слушал и шел рядом. Несколько раз я поскальзывался и чуть не падал. Кругом было тихо и сыро, лишь на краю темного неба сверкала зарница.

Наконец, выбрав место, я выждал паузу и разрядил ружье так, словно это могло что-то изменить в мире. Грохот моего выстрела слился с громом. В небе полыхнула молния, потом еще одна и с неба обрушился целый шквал воды, будто я сделал там огромную дырку.

Рыжий пес даже не тявкнул и не вздрогнул, и, если бы не он, я бы вряд ли нашел дорогу домой. Вслед за ним я пробирался сквозь буйство стихии, иногда припадая на четыре конечности. Однако я ликовал. Наверное, потому что рядом был друг, и еще казалось, что я все-таки достал эту чертову темноту. Из ее раны хлынула ее темная кровь.

– Ха-ха-ха! – смеялся я. – Ха-ха-ха! Я все-таки тебя достал! Достал!

Мы вползли домой мокрые и грязные, кое-как обтерлись и вскоре закатили настоящий пир из рыбных консервов. После сытного ужина я уснул в кресле как убитый.

Пробудился я от неистового лая, открыл глаза и увидел человека. Он держал ружье, наведенное прямо на меня, и хмурился, словно не понимая чего-то важного. Одет человек был, как североамериканский рейнджер с Дикого Запада, на ногах добротные высокие башмаки из хорошей кожи. С моим ружьем в руках он походил на зверобоя, который несколько дней кочевал по лесам и полям в поисках добычи. Он явно был с той стороны и пришел чем-нибудь поживиться.

–Ты кто? – спросил он.

Хотя в глазах у него не было никакого интереса. Глаза были пустые и холодные, как серое небо, в которое я стрелял.

Рыжий пес лаял на улице, прыгая на закрытую дверь. Дождь уныло поливал окна.

– Как же так получилось? – вслух подумал я.

– Кто ты такой? – повторил вопрос человек и угрожающе повел ружьем.

– Это мое ружье и мой дом, – я вдруг осознал, что не боюсь. – Что тебе надо? Ружье? Оно мне и самому пригодится.

Выстрел оглушил меня, оторвал мочку уха и опрокинул на пол вместе с креслом. Рыжий пес замолчал. Хотя, скорее всего, я перестал слышать.

Человек что-то проговорил и нацелил ружье мне в голову.

– Ты не сможешь меня убить, – говорил я, не слыша своего голоса. – Это никому не под силу. Ты не понимаешь, о чем я говорю? И не поймешь. Потому что тебя послала темнота, и она тебя обманула. Ты стреляешь в меня, а убиваешь себя. Это классика, дядя. Я бессмертен.

Он ничего не понимал и пытался засунуть ствол мне в рот. Меня уже разбирал смех. Внутреннее необъяснимое ликование наполняло сумасшедшей радостью и восторгом. Происходящее казалось прологом чего-то грандиозного, самого значимого в жизни. Перед собой я видел не злодея, а гонца, который неуклюже докладывал, что всё готово и великолепие долгожданного действия скоро начнется. Блудные дети вот-вот вспомнят дорогу домой, возлюбят ближних, и к ним вернется мир.

Захлебываясь хохотом, я ерзал по полу. Избавив мой кривлявшийся рот от нескольких передних зубов, незваный гость ударил прикладом в солнечное сплетение. От боли я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то долго не мог понять, что же происходит. Тишина и боль. Обломки кресла и перемазанный кровью пол вернули в памяти зверобоя в отличных кожаных башмаках. С трудом я поднялся, зажег свечу и осмотрел жилище.

Зверобой ушел, забрал ружье и консервы. Нигде не было и рыжего пса. За окнами темно, беззвучно накрапывал дождь, изредка скатываясь по стеклу большими каплями. Я глядел в темноту и не хотел верить, что проиграл, один, обезоружен и следующий шаг должен сделать, снова покорившись темноте, ее безграничной силе.

И вдруг, словно теплая морская волна, на меня накатило ощущение жизни. Прежнее предчувствие чистого будущего, предчувствие бессмертия и вечности, которое отличает живого от мертвеца. У меня даже перехватило дыхание, я точно захлебывался теплой волной. Чувствовал ее солоноватый морской вкус на губах и в горле. Прихрамывая, я вышел на порог и судорожно глотнул свежего воздуха. Немного закружилась голова, потом зазвенело в целом ухе, и сразу где-то рядом я услышал знакомый лай.