– В следующий раз.
– Михалыч, ну ты скоро?
– Иду.
– Я с вами, – засуетился я.
– Куда?
– Пройдусь.
Мы поднялись этажом выше. Соседка-старушка узнала меня и сразу открыла.
– Что случилось? – затревожилась она.
– Где-то протекает, – ответил я.
Молодой напарник протопал в ванную.
– Михалыч, здесь! – крикнул он оттуда.
– Надолго?
– Время займет.
– Перекусить хотите? – засуетилась соседка. – Я как раз щи сварила с телятинкой.
Поймав ласковый взгляд мастера, соседка побежала накрывать стол.
– А голод? – спросил я.
– Да уж, кхм, рискуем, – покачал головой старшой, – но что поделать, после твоего рома аппетит прямо разыгрался.
– Дико хочется пожрать, – потирая руки, появился молодой напарник.
Подмигнул и исчез обратно в ванной. Только я собрался уходить, а соседка и говорит:
– А ты куда же, сосед? Уважь старушку, отведай стряпню. Я сама-то уже не едок.
Пока она накрывала на стол, молодой напарник закончил стучать по трубам и присоединился к нам. Мы дружно сели за стол.
– Всё в порядке? – спросила соседка у молодого напарника.
– А как же, – подмигнул тот, – течь устранили.
– Сколько с меня? – засуетилась старушка.
– Да просто уважь нас, – добродушно махнул рукой молодой напарник.
Соседка ловко извлекла откуда-то из недр буфета графинчик и поставила на стол. Выпивая, я чуть запрокинул голову и увидел, как сверху появилась рука. Она схватила старушку за подол и утащила.
– Эй! – вскочил я. – Куда?!
Слесари как ни в чем не бывало махали ложками, отдуваясь от горячих щей. Молодой потянулся к рюмке.
– Еще по одной, и хорош, – строго сказал мастер.
– Михалыч, меру знаем, – улыбнулся молодой напарник.
Я стоял, очумело мотая головой.
– Это чего сейчас было?
– Отъела свое старушка, – усмехнулся мастер. – Сама обмолвилась.
– Вы это видели? Рука!
– Нога, рука, голова, дело не в этом, – вытирая губы, говорил пожилой мастер. – Слово не воробей…
– А кого не спасешь, того убей, – хохотнул молодой.
– В общем, за боталом следить надо. Чего тут непонятного, – договорил старший.
– Как?!
– Каком как… Как сказал, так тебя и поняли.
– А соседка чего сказала?
– Чего тебе соседка далась? Ты лучше за собой следи, мелешь, бывает, без остановки. За мыслью, понятно, не всегда уследишь. А вот, прежде чем рот разевать, подумай.
Я передумал открывать рот, смотрел на мастера и хотел проснуться, потому что не верил в происходящее. Неужели за нами постоянно присматривают, подумал я. Потом услышал, как откуда-то сверху стукнули по трубам, и усмехнулся своим мыслям. Молодой напарник, как отражение в зеркале, усмехнулся вместе со мной, да так, как будто он уже лет тридцать следил за ходом моих мыслей. От его усмешки у меня прям озноб по телу пробежал. Я присел обратно.
– Ну что, Михалыч, пошли, пора, – встал молодой напарник.
Михалыч немного погрустнел. Ничего в ответ не сказал и тоже встал. И я хотел было встать, но понял, что в ногах имею странную слабость. Я только приоткрыл рот, чтоб сообщить об этом, но поймал взгляд молодого и промолчал.
Они так и ушли, больше ничего не сказав. А я еще долго сидел и смотрел на белые перышки на табуретке, где сидел молодой напарник мастера.
Предвкушение классики
После смерти родителей я научился жить, мало чего имея и желая, и уединился. Нашел подальше от города домик. Он стоял в глубине старого заброшенного сада за высоким давно не крашенным забором, доживая свой век, не нуждаясь в компании. О таком я мечтал давно и сразу заселился.
В свое жилище я притащил кресло-качалку, два пледа, кипу толстых книг и кое-какую утварь. В доме не было электричества, но имелся ящик стеариновых свечей. Я зажигал по одной на ночь и, поглядев с полчаса на пляшущее пламя, листая книгу, засыпал прямо в кресле под скрип полозьев.
Поселок был заброшенный. После того, как первые выстрелы с той стороны разрушили подстанцию, школу и сельсовет, люди съехали. Тем более им обещали, что взрывы могут повториться.
Раз в неделю я выбирал день и, когда приближалась пора зажигать свечку, брал ружье и уходил со двора. Осенний ветер приносил незнакомые запахи и гнул деревья, они тревожно шумели, словно о чем-то просили. Я принюхивался и прислушивался. В соседних домах никто не жил, они были заколочены. Люди давно перебрались в город, только в двух-трех домах вдалеке иногда горел свет, кто-то сторожил или, как я, скрывался от всех.