В глубинах неба

В глубинах неба
Станислав Цыбульский

Недалекое будущее. Появление телепортации позволило человечеству выйти к внешним планетам Солнечной системы, заселены Марс и система Юпитера.

В атмосферных станциях газового гиганта происходит череда не связанных на первый взгляд смертей, каждую из которых можно расценивать как несчастный случай, но все они – лишь детали мозаики.

Станислав Цыбульский

В глубинах неба

1. Прибытие

Момент перехода можно сравнить с ощущением, когда засыпаешь. Разверзается невидимая бездна, но полет длится лишь краткий миг, и вот ты лежишь в постели, сердце колотится как бешеное. Ты не понимаешь, что случилось, а рептильная часть мозга смеется из глубины эволюционной пропасти. Ненавижу это.

Состав замедлялся в длинном замкнутом на себя тоннеле. Десяток вагонов, семь метров диаметром и двадцать пять длиной каждый, медленно двигался к станции. Я поднялся из кресла в пассажирском сегменте, вытащил из-под сиденья тощую дорожную сумку. Вещей в ней минимум: смена белья, пара рубашек, брюки, запасная обойма и две коробки с патронами к полицейской беретте.

Кроме меня в вагоне оказались только двое мужчин в форме служащих газовой компании и женщина в простом дорожном костюме. Брюнетка почти одного со мной роста, костюм был ей слегка маловат, но обтягивал в точно рассчитанных местах. Она поднялась из кресла, над плечом тут же взлетела миниатюрная камера. По таким легко опознать туристов: слишком дешевая для профессионала, слишком дорогая для личного пользования. Объектив сосредоточился на ее лице, слишком ярко и вызывающе накрашенном, а когда повернулся в мою сторону, я привычно закрылся рукой.

Я вышел на перрон, когда мои случайные попутчики уже скрылись в переходе. Магнитные подошвы звонко стучали по металлу пола: притяжения на станции не было. Эхо разносилось по просторному безлюдному залу. Длинная капсула вагона была видна только до середины, нижняя часть скрывалась этажом ниже, где расположились выходы для персонала из числа морфов. Я впервые оказался на Кольце возле Большого Ю, и теперь с интересом осматривался, но смотреть-то было и не на что. Для людей-норм здесь отвели по-настоящему просторные помещения, и такой гигантомании существовало простое объяснение.

Давно, лет сорок назад, еще при закладке Кольца у Марса, все ожидали начала широкой экспансии. Романтика новых миров, пионеры пространства, вот это вот все. В итоге если здесь и работают люди-норм, то по краткосрочному контракту и только необходимый минимум. Основная часть колонистов – морфы, люди-плюс, заточенные под тяжелые условия. Так что сувенирные лавки, кафе и два ресторана для привередливых туристов были закрыты. Темные витрины покрывал многолетний слой пыли. Для той пары-тройки нормальных людей, что попадали сюда по работе, больше подошли бы нижние залы, слишком тесные для измененных, но никто не собирался меняться с ними.

Челнок до Большого Ю уже отстыковался, унося на борту техников и туристку. Я специально задержался и дождался следующего, иначе пришлось бы что-то решать с проклятой камерой. Когда за иллюминатором пустого челнока показалось Кольцо, я уже знал, что увижу, но все равно не смог отвести взгляда от гигантского тора, зависшего в ста тысячах километров над границей атмосферы Юпитера. Тоннель для прокола пространства для экономии пространства был скручен в кольцо. Генераторы поля проталкивали состав, разогнанный до восьми километров в секунду, через подпространство. Несущаяся с бешеной скоростью составная стрела исчезала в одном Кольце и возникала в другом, почти без потери времени. На черной обшивке выделялись кубические наросты фабрик, на которых разбирались на пыль и металлы выловленные из пояса астероидов камни. Реакторы в перерывах между редкими перемещениями накачивали энергией тысячи двигателей стабилизации, антирадиационные щиты, питали эти фабрики. Снаружи всего этого заметно не было.

Челнок развернулся в полете, и в поле моего зрения вплыл Юпитер. Я хотел своими глазами увидеть знаменитое Красное пятно, но сейчас оно находилось по ту сторону гиганта, так что пришлось довольствоваться малыми белыми ураганами. С такого расстояния атмосфера Большого Ю занимала все видимое пространство. Бежевые, серые, коричневые струи перетекали под слоистыми многоярусными облаками.

Челнок, идущий с постоянным ускорением, преодолел треть пути до планеты, когда радары вывели на внутренний экран и увеличили тусклую искорку: от Кольца отправился челнок для морфов. Он был много больше обычного, но со слабыми двигателями и экранированием. По работе на Марсе я знал, что такие даже среди морфов зовутся скотовозами.

Станция, на которой расположился таможенный пункт, плыла в самых верхних слоях атмосферы, над облаками из аммиачного льда, даже выше углеводородного тумана, почти в полном вакууме. Это была скорее низкая орбита, станция двигалась по ней с огромной скоростью, широкая и плоская, поддерживая высоту работой двигателей, и время от времени отскакивала от атмосферы, как пущенный под острым углом камень от воды. Челнок нагнал ее, пристыковался к одному из множества шлюзов, такого же наследия экспансистского оптимизма, как и зал прибытия на Кольце. Я вышел, миновал короткий переход к основному коридору, идущему вокруг станции. Радиальные линии вели в центральный зал досмотра и отправления.

Сперва я услышал далекий шум, и только потом, выйдя из-за поворота, увидел его источник. Двое из газовой компании уже прошли упрощенный контроль, но оставались в зале, с интересом глядя на представление. Туристка, в вещах которой нашли что-то с ограничением на ввоз, на камеру заламывала руки, пронзительно вещая о правах людей-норм и о том, куда и как она будет жаловаться. Перед ней в рабочем кресле высилась женщина-морф. Даже сидя, она была на голову выше туристки. Перед моими глазами в виртуальном поле пробежали строки характеристики ее модификаций. Высокий череп, в котором размещались биологические сенсоры магнитных полей, радиации, интегрированные металлодетекторы и газоанализаторы, блестел под лампами полного спектра. Женщина склонила голову, длинные пальцы пробежали по виртуальной клавиатуре, она продолжала монотонно повторять скучным голосом:

– Согласно параграфа три, к провозу на станции Юпитера запрещено оборудование, пригодное для негласного сбора информации, как то: носимые, нейроуправляемые или камеры с ограниченным искусственным интеллектом, сетевые интеграторы, анти-генераторы помех…

– Ты, кажется, не понимаешь меня, тварь! – тонко взвизгнула туристка, косясь на парящую рядом камеру. – Ты не знаешь, кто я! Я вас всех тут кормлю! Если бы не моя компания, вы бы…

– Согласно параграфа три, к провозу…

Женщины-плюс не были чем-то необычным в колониях, но работали обычно в пустоте и радиационных поясах, ремонтируя или утилизируя технику. Вот такая форма, с длинными конечностями, с гнущимися в обе стороны суставами, как раз была для них стандартной. Я сверился с продолжающей висеть в полупрозрачном окне перед глазами справочной информацией. Если верить данным, на таможне всегда работал персонал-норм. Только когда морф откатилась от стойки, и оказалось, что она пристегнута к механическому креслу, а ниже колен у нее лишь пустые брючины, я понял, почему она работает здесь. Скорее всего, до конца контракта ей осталось не так уж много, прерывать его и терять деньги нет смысла. А с таким комплектом улучшений здесь она эффективнее обычного человека.

Я не стал дожидаться, чем закончится разборка. Чуть дальше по коридору над неприметной дверью светился голографический указатель: "начальник станции". При моем приближении дверь с шипением отскочила под обшивку стены. Сидящий за столом напротив двери человек-норм поднял недовольный взгляд от экрана, просканировал, получив отклик от полицейской метки. Перед ним с едва различимой задержкой развернулась страница с моим трехмерным динамичным изображением. Возраст пятьдесят, рост сто восемьдесят, телосложение, раса. Лицо жесткое, с темной кожей, тонкие морщины на лбу и под глазами, брюнет, глаза черные. Управленцам в колониях предоставлен высокоранговый доступ, дополненным зрением он сумел прочитать причину моего появления, полномочия и ограничения. Пистолет в скрытой кобуре и патроны в сумке ему видеть было не положено, и он их послушно не заметил. Когда со сканированием было покончено, начальник станции расплылся в улыбке:

– Добро пожаловать на Большой Ю, господин следователь! О вашем прибытии… было доложено?

Он вскинул брови на круглом бледном лице, темные, глубоко посаженные глаза смотрели с готовностью. Я мотнул головой:

– Да, меня ждут. И я бы хотел как можно быстрее попасть на Центральную станцию.

– Сделаем! Сейчас все сделаем! – Начальник станции засуетился, глаза бегали по видимому только ему экрану, пальцы скользили по гладкой столешнице. – Вот и все, третий блок, это по ту сторону, там будет атмосферный катер, он в вашем распоряжении.

Провожаемый его внимательным взглядом, я вышел из кабинета и отправился искать третий блок. Из центрального зала продолжали доноситься истерические крики и спокойный размеренный голос женщины-плюс, повторяющий как мантру:

– Согласно параграфа три, к провозу на станции Юпитера запрещено оборудование…

Третий блок нашелся без труда. Атмосферник распахнул люк, я спустился по короткой лестнице, оказавшись в салоне, по стенам которого шел круговой диван. Больше внутри ничего не было, простейшая нейронка справлялась не хуже пилота, и пассажирам оставалось лишь пристегнуться и ждать окончания погружения. Раздался сигнал минутной готовности, и я опустился на мягкий диван. Защелкнув ремень, откинулся на спинку, позволяя эластичной ленте надежно зафиксировать меня. В пространстве дополненной реальности возникло пожелание счастливого пути, защелкали цифры обратного отсчета. Когда их бег остановился на двух нулях, где-то наверху проскрежетали открывающиеся захваты, катер освобожденно пошел вниз по направляющим. Затем хлопнуло, когда внизу распустились заполненные водородом поплавки.

Виртуальный экран по моему сигналу показал схему спуска. Атмосферник проваливался сквозь разреженную атмосферу со скоростью достаточной, чтобы не вызывать у пассажира дискомфорта. Кривая на экране сначала шла почти отвесно вниз, а затем начала все круче забирать в сторону. Инерция мягко покачивала меня в ремнях, когда менялся вектор движения. Глиссада спуска продолжала изгибаться, пока не уперлась в станцию, обозначенную конечным пунктом. Скорость погружения упала почти до нуля, катер неторопливо вползал под брюхо станции, где располагались горловины пассажирских шлюзов.

Подтянув ближе изображение станции, я растянул его, увеличивая. Шайба с покатыми краями щетинилась штангами молниеотводов, антенн, через равные промежутки на обшивке с верхней стороны бугрились купола из бронированного стекла. Они казались совсем маленькими, если не знать размеров станции. Километр в диаметре, шестьдесят метров – толщина части, занятой жилыми помещениями, еще пятьдесят – водородные подушки, на которых вся конструкция плавает в атмосфере. Это самый большой после Кольца рукотворный объект за орбитой марса. Даже погруженные под лед Европы лаборатории почти на треть меньше, не говоря уже о рабочих станциях, разбросанных по Юпитеру.

Навстречу катеру развернулся причальный кран, над головой гулко стукнуло, когда его металлические пальцы схватились за горловину шлюза. Меня качнуло в кресле боковым ускорением, но через секунду швартовка закончилась, и голос виртуального ассистента поздравил меня с прибытием на Центральную станцию. Отстегнувшись, я поднялся на ноги, чувствуя непривычную тяжесть: сказывалась разница в притяжении. В раскрытый люк спустилась металлическая блестящая лесенка, первые шаги дались с трудом, но тренированное тело взяло свое, подстроилось, и в приемный отсек я почти вбежал, с удовольствием ощущая, как пропадает тяжесть в ногах.

В помещении, когда-то предназначенном для приема важных гостей, теперь было пусто и бедно. Воздух здесь обновлялся редко, от чего пропах ржавчиной и старым пластиком. Большая часть ламп в низком потолке отсутствовала, а те, что остались, светили слабо, ровно настолько, чтобы не потерять направление. Стены, лишенные керамической обшивки, покрывал слой облупившейся синей краски. Уцелевший белоснежный квадрат у двери смотрелся, как что-то чуждое здесь, нелепое, и остался он только потому, что на нем располагалось управление доступом.

Люк скользнул в сторону, выпуская меня в широкий коридор. Здесь царило такое же запустение, разве что чуть лучше работала вентиляция. Вспененный пластик, старый и посеревший, скрипел под ногами, похрустывали кусочки облетевшего покрытия с потолка. В стене по левую руку через равные промежутки размещались такие же двери, через которую я только что вышел, но выглядели они так, будто не открывались годами.

Коридор круто забирал в сторону, я не сразу заметил идущего навстречу человека и едва не влетел в него. Отшатнулся, когда тот выскочил из-за поворота, взгляд мой уперся в голографический бэдж на кармане куртки. Кармане? Я поднял взгляд, потом вскинул голову. Передо мной стоял морф. Ростом не меньше двух с половиной метров, он выглядел как близнец женщины-плюс, сидящей на таможенной станции. Такой же худой, жилистый, с узкой грудной клеткой, пластиковый рабочий комбинезон болтается свободно. Мужчина, ремонтная модификация с незначительными отличиями от базовой для работы в атмосфере: более толстые кости, чтобы выдерживать высокое давление и гравитацию. Он остановился, отшагнул назад, но не так, как это делают люди: коленный сустав просто выгнулся в обратную сторону. Лишенные растительности брови поднялись, блестящий вытянутый череп блестел в тусклом свете ламп. Морф помотал головой, выставив перед собой руки с устрашающе длинными пальцами:

– Тише, тише! Я опоздал и летел как мог, но вот так получилось… Прости!

– Ничего. – Я расслабил ладонь, стараясь сделать это незаметно: рефлексы запустили движение, конечной точкой которого было горло морфа. Стало бы, окажись на его месте человек обычного роста. – Вы мой сопровождающий?

– Да, приставлен от начальства, – с готовностью подтвердил морф. – Войцех Ковальский.

Он протянул огромную ладонь, в которой едва не утонули мои пальцы, рукопожатие оказалось крепким. Я представился в ответ:

– Вячеслав Коростылев, следователь. Начальник таможенной станции доложил?

– С опозданием! Вечно у них там бардак!

– Так. И в этой части станции я, как понимаю, по той же причине? – Он непонимающе захлопал глазами, я жестом обвел помещение, объяснил: – Здесь же давно никого не было? Не думаю, что это такая шутка.

– А! Нет! – Войцех рассмеялся. – В том смысле, что да, тут почти все приемники для нормов… э… людей в таком состоянии. К нам редко прилетают по своей воле, им всем хватает причала по ту сторону шайбы, ближе к офисам Совета. А тебя велено отсюда забрать, чтоб не мелькал раньше времени, значит. Плюсы сюда не суются, им тут места не хватает.

Только после этих слов я снова присмотрелся к сопровождающему. Гладкий череп морфа едва не касался потолка, к блестящей коже прилипли чешуйки светлой краски со следами ржавчины. Войцех принял у меня сумку, сделал приглашающий жест, первым двинулся обратно по коридору. Он старался замедлять шаг, чтобы мне не пришлось бежать. Вскоре миновали двойную герметичную дверь, предназначенную для отсечения шлюзовых камер от станции на случай разгерметизации, и оказались на парковке картов. Коротких двухместных тележек с высокой защитной рамой было всего штук семь, из них четыре оказались разобранными. Войцех забросил сумку в металлическую корзину позади карта, занял место водителя. Его кресло было максимально сдвинуто назад, но все равно колени задрались высоко, натянув штанины комбинезона. Выглядел он нелепо, но достаточно сноровисто активировал управление, и едва я опустился на сиденье рядом, бросил карт в узкий проем выхода.

– Сперва велено тебя доставить к Совету, уже все собрались, – сказал Войцех, крутя руль. – Я не допущен, так что ничего не скажу, но слышал, будут шишки со всего Ю!

Я молча кивнул, и в этот момент карт вынес нас в центральный жилой зал станции.

2. Главная станция

Жилой комплекс станции напоминал огромный термитник. По улицам, где едва могли разминуться два карта, спешили люди и плюсы. Последних было на порядки больше, все одеты в рабочие комбинезоны и гражданскую рванину. Обычные люди двигались в толпе, словно не замечая ее. Они говорили по виртуальной связи, стояли, изучая видимые только им картинки, плюсы обтекали их, проносились мимо, но ни одного не сбили с ног, даже не задели, хотя часто во взглядах светилось неприкрытое раздражение.

Карт двигался быстро, даже слишком быстро, как мне кажется, мы обязательно бы кого-то сбили, но толпа за мгновение до столкновения расступалась, чтобы так же стремительно сомкнуться позади. Улицы были забиты идущими, иногда – бегущими. Террасы с грубым металлическим ограждением уходили на десятки метров вверх, до самого свода, светились виртуальная реклама и полный спектр, и во всем этом двигался, непрерывно перемешиваясь, шумный поток. Гремели шаги, в многоголосом гомоне я не сразу расслышал слова, когда Войцех обратился ко мне, и он повторил громче:

– Пересменка, вот и толпятся, обычно такое не чаще трех раз в земсутки, сейчас разбегутся!

Карт замедлился, уткнувшись в особо плотный поток, пополз, нетерпеливо подергиваясь. Улица опоясывала станцию, растянувшись почти на три километра, помещения Совета располагались на противоположной стороне от шлюзов, куда меня доставили благодаря излишней конспирации. Я откинулся на неудобном пластиковом сиденье и приготовился к долгому ожиданию, но тут затор рассосался. Вообще, на улицах с каждой минутой становилось все свободнее, пока на виду не остались только редкие прохожие. Войцех коротко взглянул в верхний правый угол зрения, где обычно располагаются виртуальные часы и одобрительно хохотнул: