Двадцатое июля

Гитлер захлопнул книгу. Слова, слова… Кулак, вот самый верный аргумент. В двадцатом с Баллерштадтом дискутировали, а в тридцать четвёртом расстреляли.

Господи, почему так тяжело на душе? Почему Ева не хотела, чтобы он ехал сюда?

Гитлер присел на кровать. Всё складывается не так, как того хотелось бы. Обречённость. Это слово неотвязно следовало за ним по пятам. Оно преследовало его. Оно не давало ему спать по ночам. Оно сковывало всё его существо. Оно медленно, но верно убивало в нём лидера. Впервые обречённость он почувствовал месяц назад.

6 июня, рано утром Линге разбудил фюрера, сообщив о том, что его срочно просит к телефону Йодль. Сообщение потрясло, несмотря на то, что все последние дни ожидания были связаны с этой новостью. Доклады Риббентропа, Гиммлера и Йодля строились вокруг одной темы. Англо – американцы начали вторжение во Францию. Через полчаса Кейтль и Йодль прибыли в «Бергхоф» для доклада. Гитлер успел взять себя в руки и настроиться на рабочий лад.

– Мой фюрер, – начал йодль, разложив на мраморном столе карту Атлантического побережья с нанесёнными на ней военными и населёнными пунктами. – К югу от Гавра десантные суда высадили войска. – докладчик провёл тоненькой указкой по карте, – Вот здесь. Их атаки во многих местах отбиты. Однако, в тылу наших войск сброшены парашютисты. На данный момент определить, где находится центр тяжести десанта пока трудно. Но, с полной уверенностью, можно сказать, оперативная внезапность противнику не удалась. Десант высажен там, где он нами и ожидался.

Гитлер окинул карту взглядом, выпрямился и взволнованно произнёс:

– Господа. Я рад, что англо – американцы решились, наконец, высадиться во Франции и именно там, где мы их ожидали. Посмотрим, что будет дальше.

В последующие дни Гитлер не придавал особого значения событиям во Франции. И не потому, что всё его внимание сосредоточилось на Восточном фронте, в связи с боями, развернувшимися на участке группы армий «Центр». Он ждал, что, вступив в войну, и, потерпев первые поражения, американцы предпримут попытки для ведения переговоров. Прошёл месяц. Но никто никакой инициативы не предпринимал. А после 25 июня, когда Хойзингер на очередном совещании доложил, что русские прорвали фронт и глубоко продвинулись на северо-запад, к югу от Витебска, и что они начали интенсивные атаки по всему фронту группы армий «Центр», а в некоторых местах опрокинули фронт, Гитлер понял: на переговоры с ним, по крайней мере, в данных условиях, вряд ли кто согласится. С того времени рейхсканцлер впал в полную апатию. Главнокомандующий стал избегать встреч с генералами. Всё больше проводил времени с Евой и Геббельсом. И всё чаще и чаще от него слышалось слово: «Измена!».

В дверь постучали.

Гитлер с трудом поднял голову. На пороге стоял Линге.

– Мой фюрер! Простите за беспокойство. Вас ждут в столовой. Двадцать минут прошло.

– Да, Гейнц. Спасибо. Я иду. Иду.

Старков заглянул в кабинет и, увидев Кима, кивнул ему:

– Через пять минут у меня. Со всеми соображениями.

Ким устало мотнул головой, прогоняя усталость, и принялся убирать документы в сейф.

Ровно через пять минут Старков наливал ему чай и одновременно выговаривал:

– Посмотри на себя. Скелет в гимнастёрке. Что сегодня ел?

– Не помню.

– То-то, и оно, что не помнишь. – Старков поставил чашку перед подчинённым, рядом с ней разложил настоящее богатство: хлеб, сало. – Ешь. В ближайшее время ты мне нужен здоровым, и полным энергии.

Кима долго уговаривать не пришлось.

Старков раскинул на столе бумаги, фотографии, сдвинув все другие документы в сторону.

– Итак, товарищ Рыбак, рассказывай, что у нас имеется на данный момент.

– Немного, Глеб Иванович.

– Не торопись, прожуй.

– Спасибо. – Ким вытер губы платком. Интеллегент, твою мать, – подумал Старков. Ким, тем временем, продолжил, – Последние двое суток пытаюсь проанализировать ситуацию, но что-то концы с концами не сходятся.

– Детально.

– Имеются сообщения их трёх источников о заговоре против Гитлера. И о том, что его хотят ликвидировать.

– О ликвидации говорят все три источника?

– Нет. Только «Вернер».

– «Вернер» стоит десяти источников. – Старков разложил фотографии в удобном для себя порядке. – Нам бы ещё пару таких «Вернеров» на разных уровнях… Так что тебя смущает, товарищ Рыбак? Гитлера хотят убить? Ничего плохого в этом не вижу. Давно пора. Всё прогрессивное человечество мечтает избавиться от неудавшегося художника и тирана.

Ким покачал головой:

– Так-то оно так, но… – Ким провёл рукой по волосам. – Тишина, вот что меня смущает, Глеб Иванович. Полная тишина.

– А, по конкретней?

В последнее время Старков занимался подготовкой группы на Краков, и потому несколько отошёл от дела «Вернера», поручив контроль над ним капитану госбезопастности Рыбаку.

– А вот послушайте. – Ким имел глупую привычку, скрестив руки на груди, раскачиваться во время беседы. Впрочем, на Старкова подобные телодвижения никак не действовали. – Нам известно, что группа представителей вермахта собирается ликвидировать главу государства. Так? Так. Но нам неизветно, что дальше? Кто будет поставлен на место Гитлера? Все три источника молчат. Самое любопытное. Инициаторы заговора, названные в радиосообщениях, находятся вдали от цели. То есть, на определённом удалении от Берлина. Практически все в прифронтовых зонах. Вопрос, как они могут влиять на события в столице рейха?

– Покушение на Гитлера – не только, а точнее, не столько Берлин, сколько фронты. – аргументировал Старков. – Именно там будет решаться будущее Германии.

– Не согласен. – Ким отрицательно покачал головой, – Дисциплина у немца в крови. Как сверху укажут, так жить и будет. Так что, генералы на фронтах в любом случае будут исполнять директивы из Берлина. Тогда, встаёт вопрос: чьи директивы? Нам до сих пор перечисляли имена только тех генералов, которые, по данным фронтовой разведки, практически не покидали своих позиций. Имются в виду, те, кто служит на Восточном фронте. К сожалению, о командовании, что находится на позициях во Франции, нам ничего не известно.

Старков прокашлялся, прикрывая рот платком.

– С другими отделами связывался?

– Да. Пусто. Во-вторых, меня настораживает, то, что никто из адресатов не говорит о позиции СС в данном вопросе. Либо Гиммлер знает о готовящемся покушении и молчит, выжидая его результатов. Либо он один из инициаторов покушения. О чём не знают наши информаторы. Как он поведёт себя, в случае удачного исхода? Встанет на сторону генералов, или постарается задушить восстание? – Ким допил чай и долил кипятку, – И самое главное – цель покушения. Заменить одну фигуру другой, чтобы продолжить войну? Не вижу смысла. Вести переговоры о мире? С кем? С нами? Вполне возможно, если у руля встанет человек из генералитета. При условии, полной капитуляции. Только для того, чтобы сохранить миллионы жизней. Возвращаемся к прежней загадке: почему молчит СС? Вопрос: даст ли Гиммлер вести переговоры на данных условиях? Ответ отрицательный. Помешает переговорам? Ответ положительный. Это при условии, что Гиммлер не является инициатором заговора. А если он организатор? Вывод напрашивается сам собой: они должны выйти на наших союзников. В противном случае, вся эта возня с ликвидацией Гитлера никому не нужна. Вот такие мои соображения.

Старков, немного повернувшись в сторону, бросил взгляд на платок. Крови видно на нём не было. Слава богу, лето на дворе.

– Не густо.

– К тому же, учтите, все наши корреспонденты, в том числе и «Вернер», не могут дать полной картины. А «Вернер», как вы помните, имеет контакты со штабом Верховного главнокомандующего, то есть Гитлера.

– В таком случае, следует усилить резидентуру в Швеции, Иране и Турции. Первая информация, которая проявится, может поступить только оттуда. Особенно нужно усилить слежку за Папеном. Он в Турции развил потрясающую деятельность. Вот к нему, скорее всего, и придёт первая информация. А мы – тут как тут.

– Согласен. Но, знаете, Глеб Иванович, у меня такое ощущение, что нас водят за нос. А ещё, что мы сидим на пороховой бочке, в ожидании, кто же подожжёт бикфордов шнур?

Ким работал в «первом отделе», внешняя разведка, пять лет. Старков сам привёл его в «немецкое отделение» управления из одной столичной газеты, где тот работал журналистом – международником. Умный, грамотный, владеющий тремя языками, аналитик, что называется, от Бога. При этом, невзрачной внешности, не запоминающийся. Невысокого роста, с большими залысинами на лбу, с мелкой сеточкой морщин возле глаз от постоянного прищуривания, крупным носом, как говорят в народе, «картошкой», на котором удобно разместились очки в роговой оправе, и, при столь непривлекательной и незапоминающейся внешности, с красивыми руками с длинными пальцами. Из-за пальцев ему и прозвище дали в управлении: Пианист. Глеб Иванович усмехнулся. Знали бы окружающие, сколько силы и умения скрывается в сутулой, невзрачной фигуре капитана. Полгода усиленных тренировок сделали из бывшего журналиста прекрасного диверсанта. Старков снова зашёлся в кашле.

– Лечиться вам нужно, Глеб Иванович.

– На том свете меня вылечат. А теперь выкладывай новую стопку соображений. По глазам вижу, вертится у тебя что-то в голове.

– Есть одна мысль.

– Какая?