Боль моментально пропала. Кнутов вскочил на ноги, не заметив, как уронил стул.
– Когда? При каких обстоятельствах?
– Так я же говорю: сегодня ночью. Хотели ограбить, и вот…
– Ах ты господи… – Анисим Ильич кинулся, было, к дверям, но тут же остановился, и резко повернулся к Крылову.
– Вот что. Я – на место преступления. Ты оставайся здесь. Сейчас прибежит мальчишка, что здесь прислуживает, опроси его. Главное, выясни, когда вчера вернулся его постоялец. Если встречался, то с кем? Уходил из гостиницы, или нет? Во сколько сегодня уехал? После – мухой в дом Бубновых, ко мне – с докладом. Господину полицмейстеру об убийстве доложили?
– А как же, Анисим Ильич! Первым делом!
– Хорошо, – Кнутов тут же плюнул себе под ноги. – Чёрт, что я говорю. Всё, действуй. И чтоб всё выяснил!
Дрожки весело катились по пыльной дороге. Пейзаж с обеих сторон напоминал среднерусские просторы с березовыми колками и тальниковыми зарослями по берегам стариц и проток Амура. Солнце жарило нещадно. Белый в который раз вытер пот с лица:
– У вас такое лето жаркое? Или это мне повезло?
– Жара такая почитай кажин год, ваше благородие. Парит, скоро дождь пойдёт.
Олег Владимирович посмотрел на небо.
– Какой дождь? Хоть бы одна тучка!
– Не волнуйтесь. Набежит, – уверил кучер, остановил дрожки, спрыгнул на землю, и принялся поднимать навес. – И глазом моргнуть не успеете.
Странное место, принялся размышлять Олег Владимирович, отмахиваясь платком от мух и комаров. Летом жара, словно в Африке. Сказывают, зимы. Даже не верится…
Белый прикрыл глаза. Последние дни, проведённые в Благовещенске, вновь, нахлынули на него. Беседа с Киселёвым. Встреча с генерал – губернатором. Казармы. Беседа с Рыбкиным. И ничего! Практически, никаких зацепок. Так, неопределенные намётки, не более того.
Олег Владимирович с силой тряхнул головой. Так дело не пойдёт. Он уже, фактически, изводит себя возложенным поручением. Эдак, и до расстройства организма недалече. Хотя бы сейчас, в дороге, следует отвлечься, отдохнуть, расслабиться.
Олег Владимирович достал из внутреннего кармана модного английского пиджака плоскую фляжку с коньяком, сделал маленький глоток, вновь спрятал её и направил мысли в другое, более приятное, русло. Анна Алексеевна-конечно же!
Лицо и голос Анны Алексеевны предстали в его сознании столь явственно, что дыхание перехватило от сильных чувств. Вот ему представился её локон, мягко струящийся на узком, хрупком плече. Уголки рта, чуть приподнятые в смелой, призывной улыбке. Руки. Маленькие, с тонкими, словно зябкими, пальцами. Когда он целовал руку при знакомстве, ощутил нежный, возбуждающий аромат кожи. В тот момент пальчики слегка дрогнули, поцелуй Олега Владимировича был не только данью традиции, но и знаком пробуждающейся страсти. Аннушка явно почувствовала тогда его состояние. Аннушка… Странно, как это милое слово, хоть и в мыслях, вырвалось у него само собой. И как оно удивительно ласково звучит: Аннушка.
Гром с небес отвлек Белого от приятных размышлений. Кучер обернулся:
– А я вам что говорил? Сейчас ливанёт. Как из ведра.
– Так перебирайся ко мне, – Олег Владимирович кивнул на место рядом с собой.
– Не положено, ваше благородие.
– Мне лучше знать, что положено, а что нет. Садись! – Теперь уже приказал Белый. Кучер послушно сполз с облучка и уселся рядом с барином.
– До Марковской-то далеко еще? – поинтересовался Белый.
– По сухому часа за два бы добрались. А так почитай к обеду, даст Бог. Ночевать там придётся, – вывел резюме мужик.
– С чего это?
– А иначе никак, – от кучера шел крепкий дух чеснока и лука. – Пока вы разные свои дела там порешаете, пока Семён Петрович с вами покалякает, вот и вечер. А ночью ехать никак нельзя. Дорога после дождя расквасится. Зверьё опять же. Задрать не задерёт, а лошадей напугать может.
Крупные, тяжёлые капли глухо застучали по матерчатому верху. Сначала – редко, с неохотой, а спустя несколько секунд, словно разыгравшись, дождь принялся упруго и звонко барабанить по навесу, словно пытаясь пробить плотную ткань, защищавшую ездоков. Белый протянул руку и та моментально стала мокрой.
– Дождь – то тёплый! – с восторгом выкрикнул Олег Владимирович.
Кучер посмотрел на попутчика и пожал плечами. А какой же ещё – летом-то?
Чиновник откинулся на сиденье и закинул руки за голову. Свежий воздух мягко обдавал лицо. Пыль улеглась, и теперь лёгкие дышали упруго, глубоко, с наслаждением втягивая приятные ароматы лета. Даже доставать трубку не возникало желания.
– Что закручинился, старик? – молодой человек обернулся к кучеру.
– Дорога… Она на всякие мысли и рассуждения настраивает.
– И на какие, к примеру, мысли она настроила тебя?
– Да так, разные. Вам, барин, поди, будет неинтересно.
– Что ж, не хочешь рассказывать, молчи.
Кучер понужнул лошадей.
– А как вы, барин, к песне относитесь?
– Смотря к какой.
– К самой простой. Что людьми писана.
Белый усмехнулся:
– Песни все людьми писаны.
– Так-то оно так…Да вот только одни в песню душу вкладывают, а другие невесть что. Абы орать.
– Сам-то ты какую песню любишь? – молодой человек с интересом смотрел на кучера. Прямо поэт, под стать Рыбкину.
– Так вы, барин, послушайте, а после скажите, с душой сия песня, али нет.
Мужик несколько секунд помолчал, вроде как собирал себя, и вдруг неожиданно чистым, грудным голосом запел:
Как в Амурской области[1 - Текст песни обнаружен в архивах Амурской области преподавателем БГПУ, проф. А. В. Лосевым.],
А и Господи, прости, словно у людей,
Завелись дела – порядки:
Просят света, гонят взятки
Чудеса ей, ей!
Генерал иркутский Буссе,
Губернатор в новом вкусе