Распахнул чадру, а там такой пупок
И бикини! И мелькнула. И прошла…
– Да она ж тебе, Ашот, намек дала,
По-армянски только не перевела,
Что такое под чадрою – неглиже!..
Между тем наш командир ДЖ,
Неожиданно для всех вошедший в раж,
Тянет силой на ему известный пляж,
И притом мемориальная слеза
Застилает его светлые глаза.
– Объясните, дядя Жора, прямо нам,
Что влечет Вас к этим грустным берегам?
– Я на этих грустных берегах бывал,
Приглашенный в наше консульство на бал.
Легкий стол, шампань, коньяк, а ля фуршет,
Я моложе был тогда на пару лет,
В белой форме весь и кортик на боку,
Там одна мадмуазель жоли боку,
Секретарша или дочь кого-нибудь
Танком в танго возлегла ко мне на грудь…
– Ну, и чо?
– Обыкновенно, не зачёт.
Держит в строгости себя Военный Флот…
Спасение утопающих…
Наконец, поход окончен.
И до дому – ровно час.
Вот с подвахтенными ночью
на причал пошёл баркас.
Рулевой смотрел, раззява,
в направлении – вперёд,
А судьба подкралась справа,
в борт ударил теплоход!..
Я иду ко дну с поклажей
заграничною своей –
Мой портфель английской кожи,
в нём подарки для детей
И для взрослых сувениры,
спирт под пробкой винтовой.
Вдруг вопрос прощанья с миром
возникает сам собой.
Почему-то размышляю
я от третьего лица:
Мореплаватель военный
не такого ждал конца,
Чтобы просто дохлой рыбой
оставаться в глубине…
Извините и спасибо,
не по нраву это мне!
Пусть в пучине пропадает
тяжкий импортный балласт! –