Я захлопнул папку с распечатками и со вздохом бросил ее на журнальный столик. Достала эта легенда за два дня, реально оскомину набила. Вся эта родословная, семейный быт и прочая пурга… Кто кого любил, кто кого родил. Еще и описание Твери с ее окрестностями – полный шлак. Выкручусь как-нибудь без зубрежки.
Я поймал на себе настороженный взгляд Бершина. Он сегодня был в спортивном костюме, расслабленный такой. Как-никак «день Второго». Империя без императора, короче. Бершин даже курить в холле себе позволяет в эти дни. Жучара хитрозадый.
– Вадим, пойдем, – сказал я. – Надоело. Я готов.
Бершин пыхнул сигариллой, покрутил шеей. Сгреб бумаги со столика под мышку и встал.
– Идем, раз так, – сказал он. – Главное, не отклоняйся от легенды.
– Хорош мне мозг есть, – огрызнулся я.
– И бред его фильтруй, – процедил Бершин. Посмотрел мне на лоб. – Зажило почти. Может, обновить?
Я нахмурился, и он тут же хохотнул:
– Шутка, родственник. А тебе идут светлые волосы. Будешь потом так краситься, пра-ативный?
– Ты чего такой веселый? – спросил я. – Устроились тут, расслабились… День через день. Пользуетесь случаем, да?
– Какие мы борзые.
– Скажи… А давно это вообще с ним?
– Пару месяцев. – Бершин выпустил дым через нос. – Он операцию перенес под общим наркозом. И началось. Мы еще думали, наркоз так подействовал. Мол, пройдет. Ан нет, не прошло.
– А были случаи, когда Комов просыпался утром, а личность не переключалась?
– Второй сначала нестабильно появлялся… – Бершин говорил с неохотой, словно выдавливал из себя слова. – Потом чаще. Сейчас устаканилось. Как в аптеке, в момент пробуждения. Да не бери ты в голову, – посоветовал он. – Начнешь думать – крышу сорвет.
– Ну Первый же, если ему надо на следующий день не отключаться, может колесами закинуться и не спать? Я так понял.
Бершин смотрел так, словно выбирал, ответить или дать мне в глаз, чтоб не лез не в свои дела.
– Если надо – может… – буркнул он. – Хватит разговорчиков в строю. Погнали.
Он увлек меня к выходу, мы вышли из дома, спустились по ступеням и на минуту остановились возле изгороди. Бершин курил и смотрел сквозь кусты в сторону беседки.
В ней спиной к нам сидел Комов. Только это был другой Комов. Комов Второй. Сегодня его день. Если честно, я так и не смог убедить себя, что тема с раздвоением – не совсем фигня. Все эти два дня, пока зубрил в своей комнате эту долбаную легенду семейки Михалевых. Может, и правда, пока не увижу своими глазами, не поверю?
Бершин махнул рукой и мы потопали к беседке. Второй не оборачивался, сидел, сгорбившись, за мраморным столиком. Казалось, он спал. Виден был лишь его затылок, знакомый такой затылок. На столике виднелась ваза с черешней.
В паре метров, прямо на траве в своей неизменной униформе развалился Дима. Это был личный водитель Комова Первого, которого тот сделал телохранителем-надзирателем за Вторым в дни своего «отсутствия». Дима очень напоминал Санчо своей шкафообразностью. Их на какой-то одной фабрике лепят, не иначе. Но чем-то они неуловимо отличались. Уж не знаю, как там у Димы с интеллектом – за два дня мне с ним пообщаться не довелось.
Бершин сделал Диме знак, и тот одобрительно кивнул. Уткнулся в мобильник, играл, шкафина, в игрушки. Вот работенка, блин.
Заслышав шаги, Комов обернулся, облокотившись о массивную каменную ограду. Мы с Бершиным вошли под своды беседки.
Конечно, с виду это был все тот же Комов, но стопудово в чем-то другой. Я даже не сразу понял – в чем. Небритое, унылое лицо, всклокоченные волосы. Одет в домашнюю одежду: шорты, футболка, шлепанцы. Но это были внешние признаки, а настоящие отличия сквозили откуда-то изнутри.
– Доброе утро, – сказал Бершин.
– С чем пожаловали? – спросил Комов Второй, осматривая меня настороженно.
– Игорь, – сказал я. – Михалев. Вы меня помните?
– Игорь… Михалев… – как-то безразлично повторил Комов Второй.
Голос у него был тихий и грустный, не в пример Первому. У того в голосе аж струны звенели. Неужели такое возможно?
Бершин зыркнул на меня, и я поспешно протянул Комову Второму руку. Тот вяло ее пожал, и я чуть задержал его ладонь в своей, разглядывая шрам на пальце. Мазафака, и правда тот же человек! Последние надежды растаяли как масло на сковороде.
Раздался возглас Димы «Э, э!», он вскочил с травы и скакнул к нам.
– Никаких касаний! – грозно крикнул он. – Александр Ильич, что за дела?
Комов Второй виновато выдернул руку и съежился. Снова посмотрел на меня с интересом, но поймав мой взгляд, отвернулся. Придвинул вазу с черешней и стал есть ягоды, упершись взглядом в полированную столешницу.
– Дима, все в порядке, – сказал Бершин. – Это же Игорь, двоюродный племянник Александра Ильича. Я тебе говорил.
– И что? Племянникам, что, можно? – Дима подобрался, расправил на поясе куртку и стряхнул травинки с живота. – У меня инструкции. Начальство не предупреждало.
– Ладно, ладно, – Бершин похлопал его по плечу. – Разберемся с твоими инструкциями. Отойдем, поговорим.
– Не могу, – буркнул Дима. – Знаете же.
Он был под два метра, лет ему было как мне. Я понял его отличие от Санчо: Дима был накачан как-то цивилизованно. Санчо, тот просто был лысый деревенский шкаф, а Дима – шкаф городской, ухоженный, из дорогого дерева. С нормальной прической, без этой братковщины девяностых. На поясе у Димы виднелась кобура и наручники. Жестко у них тут все-таки с этим карантином, с арестом домашним, с инструкциями… М-да, Второму не позавидуешь.
Бершин почесал затылок и обратился к притихшему Комову Второму.
– Игорь работу в Москве ищет. Гостиница не по карману. Александр Ильич любезно разрешил ему пожить с недельку у нас. И вам не скучно будет. Надеюсь, вы не против.
– Очень смешно, – отозвался Комов Второй. – Будто меня здесь спрашивают.
Он демонстративно выплюнул косточку далеко в траву. Тогда я понял: из него таки перла обреченность. Обреченность пленника, который тупо ждет расстрела. Квест обещал быть занятным.
– Александр Ильич, – сказал я, – так вы меня помните?
Комов Второй пристально посмотрел на меня и пожал плечами.
– Садитесь, Игорь, – сказал он задумчиво. – Кушайте черешню.
Я с готовностью сел, взял ягоду из вазы, бросил в рот. Показал Бершину взглядом: мол, вали отсюда, оставь нас.
– Ну… – кашлянул Бершин. – Не буду вам мешать, родственники. Игорь… звони, если что.
Он ушел вразвалочку, насвистывая какой-то мотивчик.
Я заметил на столе возле вазы блокнот формата А4 и горсть карандашей. На листе виднелся свежий набросок особняка.