Принцип чётности

– Не надо пока…

Было в этом человеке что-то такое притягивающее. Он словно излучал волны доброжелательности.

– Гляди, – сказал Барков, пожимая плечами. – Если что – подходи.

Он снова удалился обслуживать посетителей. Из-за стойки он подмигнул Сергею и еще немного прибавил звук. Сергей отвернулся к окну и, доедая яблоко, стал смотреть на улицу. Там за стеклом была все та же мэрия, все та же дорога. Все тот же перекресток с транспортером виднелся невдалеке – все было то же самое. Какие-то люди изредка проходили по улице: кто неторопливо и задумчиво, кто спешно и суетливо; снова прогрохотала грузовая машина, несколько раз на крыльце мэрии мелькнули люди в полицейской форме, кто-то выходил на крыльцо покурить, периодически группками туда-сюда сновали дети… И это будет продолжаться и завтра, и послезавтра, думал он, и год, и два и вечность… Кто сказал, что это когда-нибудь закончится? Так что, родной, расслабься, привыкай, как тебе все советуют, и получай удовольствие. Какое-то время он тупо и безучастно созерцал происходящее за окном, затем прислонился к стене, прикрыл глаза и вновь отключился, ведомый музыкой. Так прошло еще довольно много времени. Пару раз кто-то невидимый и далекий, ощущаемый лишь по голосу, доносившемуся словно из другой комнаты, интересовался чем-то у Сергея, но он не реагировал и даже не открывал глаз. Справедливости ради, надо заметить, что назойливости ни с чьей стороны он не ощутил, даже чье-то участливое легкое прикосновение, также оставшееся без всякого внимания, немедленно растворилось в небытии. Но ничто не длится вечно, и в какой-то момент музыка стала заметно стихать, а гомон в баре – усиливаться. Тогда Сергей открыл глаза.

Посетителей прибавилось: их было уже около десятка, раскиданных мелкими кучками по столикам. Соответственно прибавилось работы у бармена. Теперь рядом с ним уже мелькала женщина средних лет. Помещение неумолимо заполнялось запахом табачного дыма и чего-то жареного. Сергей тяжело поднялся из-за столика. Пора было возвращаться в новообретенный дом. Он вытащил пакет с покупками и вышел на улицу.

Времени было около пяти. Не хотелось больше ничего ни у кого спрашивать и выяснять. По крайней мере, сегодня. Хотелось лишь. И еще очень хотелось очнуться вдруг, спустя некоторое время, без этого мерзкого ощущения безысходности и тоски, без этих парализующих разум эмоций, мешающих трезво мыслить и анализировать ситуацию непредвзято. Глубоко вздохнув, Сергей обхватил пакет, и, потупившись, побрел на улицу Солдатова, дом шесть, квартира семнадцать.

Хозяин семейства Галушко оказался таким же ссохшимся и маленьким, как его жена. Он предстал перед Сергеем в потрепанном трико и повидавшей виды рубашке, имел всклокоченный и небритый вид, к тому же от него здорово несло водкой и луком.

– Проходи мил человек, – сиплым голосом заговорил он, провожая Сергея в комнату, когда тот разделся. – Как звать-величать?

– Меня зовут Сергей, – ответил Сергей.

– А меня – Славка, – сказал Галушко. – А это моя супруга, Кира Семеновна. – Он махнул рукой в сторону кухни, откуда доносился шум воды.

– Мы уже знакомы, – сказал Сергей. – И с дочкой тоже.

– С Сашкой!? – почему-то изумился Галушко и всплеснул руками. – Сашка, ну-ка, поди сюда!

– Не трогай ее, Христа ради! – послышался из кухни голос Киры Семеновны. – Пусть она занимается, у нее завтра контрольная. Выносите лучше вещи.

– Цыть! – беззлобно прикрикнул Галушко. – Будешь указывать, женщина!.. Серега, ты садись на диван, чего встал?

Сергей сел, Галушко пристроился рядом. Саша сидела на противоположном конце дивана с учебником в руках и, казалось, была всецело поглощена подготовкой к занятиям.

– Серега, давай-ка это дело спрыснем, – проговорил Галушко, и у него в руках возникла невесть откуда взявшаяся бутылка водки.

– Извини, но я не хочу, – покачал головой Сергей. – Я очень устал.

– Да за знакомство-то грех не выпить! – Галушко закрутил тощей жилистой шеей и часто заморгал своими выцветшими невзрачными глазками.

– Не приставай ты к человеку, господи! – донеслось опять из кухни. – Ему отдохнуть надо, привыкнуть… А ты сразу с бутылкой лезешь! Не успеешь, что ли?

– Я сказал: цыть! – Галушко слегка притопнул ногой и посмотрел на Сергея. – Ну, погнали? По малой, ага?

– Нет, – твердо сказал Сергей.

– Вещи вынесите! – сквозь шум воды выкрикнула Кира Семеновна. – Пусть человек отдохнет. Ночью, что ли, таскать будете?

Галушко раздосадовано вздохнул и пожал плечами.

– Ну, давай выносить, елки зеленые… Вот бабы вечно лезут, когда их не просят.

Они стали выносить вещи. Из маленькой комнаты в большую перекочевали: детский письменный стол, кушетка, пара полуразвалившихся стульев, несколько пыльных коробок и мешков. Нетронутыми остались ковровая дорожка ядовито-зеленого цвета, книжная полка на стене, да трехстворчатый шифоньер у самой двери по причине своей фундаментальной громоздкости и отсутствия места во второй комнате.

– Вы уж нас поймите, – слегка сконфужено пояснила Кира Семеновна. – Если хотите, может, какую занавеску сделать, чтоб вас не беспокоить? Да мы, вообще-то, не часто в шифоньер-то лазаем… Сами видите – некуда его приткнуть.

– Пустяки, – проговорил Сергей. – Не обращайте на меня внимания.

Они стояли посередине опустевшей комнаты и молчали. После некоторого задумчивого оглядывания Кира Семеновна сказала:

– Славка, стул один оставим ему, наверное? Хоть будет на что одежду сложить, так ведь?

Галушко без колебаний согласился и тут же приволок один из стульев обратно. Затем Кира Семеновна загнала его в чулан, что находился где-то в прихожей, и он, некоторое время там чем-то громыхал и матерился, но, наконец, вернулся обратно с видом победителя и драной раскладушкой в руках.

– Во! – сказал он радостно. – Жить можно!

Потом они, кряхтя, долго передвигали и расставляли вынесенную мебель в другой комнате и распихивали по углам и закуткам хозяйское барахло. Во время этой церемонии Галушко предпринял еще две попытки подбить Сергея «пройтись по водовке», но тот был тверд как скала, что в немалой степени удивило хозяина. Когда они закончили, Сергей ушел теперь уже в свою комнату, прикрыл дверь, и разложил скрипучую и дряхлую раскладушку.

От всех этих перетаскиваний, сегодняшних переживаний, стрессов и ночи, проведенной не лучшим образом, он заметно устал. У него даже слегка засосало под ложечкой. Он подумал, что будет в состоянии, наверное, уснуть. Останавливало одно – уснув сейчас, он рисковал проснуться очень рано. Времени было восьмой час. Сергей прилег на захрустевшую раскладушку и прикрыл глаза. Давненько я не леживал на раскладушках, невесело подумал он. С полчаса его никто не беспокоил. Потом раздался робкий стук, и появилась хозяйка. К удовлетворению Сергея, она дала ему старенький матрац и подушку, очевидно, из того же чуланчика. От вещей здорово несло смесью чего-то залежалого и затхлого. Порывшись в шифоньере, Кира Семеновна нашла для него одеяльце, что практически снимало все первичные проблемы. Пока он разбирался с постельным бельем из магазина и застилал раскладушку, за спиной незаметно возник Галушко. Он сопел и в руках держал уже известную бутылку, на одну треть опустошенную, и небольшой граненый стаканчик. Один глаз его был наполовину хищно прикрыт. Сергей с вздохом присел на раскладушку и воззрился на Галушко. Хозяин дома громко причмокнул и произнес:

– Мне мужики в бригаде все говорили: чего это у тебя, Славик, подселенцев ни одного нет? Что ты, мол, лучше всех, что ли! Все чего-то недовольны…

Галушко сделал паузу, и Сергей подумал, что он ждет какого-нибудь ответа. Однако хозяин семейства продолжил, размахивая бутылкой перед его лицом:

– Не, ну на самом деле, Серега… Ты сам подумай, у нашенских, у всех почти что, кто-нибудь из конторских живет. У Витька только нет! Но ему-то еще куда, если они вчетвером… или впятером… не-не, вчетвером, вчетвером!.. в одной комнате живут. Ты сам подумай, ну куда ему?! А, да еще у Мишки нет… Точно. У него жена парализованная! Вот… А кто ее тут вылечит, скажи, мил человек? Этот доктор наш, что ли? Как у него фамилия-то, черт… На «у» вроде бы… Он же не знает ни фига, это же тебе не насморк, да и на кой ему это надо?! Дурак он разве пуп-то рвать, ежели он один на всю резервацию. А попробуй отправь ее, жену-то Мишкину, наружу, так такой хай подымут, не отмоешься ни в жизнь. Да, Мишка и сам не хочет. Кто за ней будет смотреть, ухаживать, горшки всякие, туда-сюда?.. Еще и неизвестно, вылечат – не вылечат. А у них, по-моему, и родных-то снаружи нету…

Он утих на миг, придвинул поближе стул и сел напротив Сергея.

– А они мне, короче, всю дорогу говорят, ты че, Славка, самый хитрый, да?! – Он развел руками так, что чуть не выплеснул содержимое бутылки. – А причем тут я, Серега?! Что я виноват, коли ко мне никого не подселили, а?! Не, сам подумай, я-то тут причем? Я им тоже постоянно говорю: «Мужики, причем тут я?» Я что, должен сам пойти и попросить, чтоб мне в квартиру кого-то подселили?! Нет, ну что, должен, что ли? Но теперь все железно! – заявил он значительно и даже выпятил грудь. – Кто теперь придерется? Никто! Да ты мужик-то вроде ничего, Серега… Только вот тебе надо выпить, елки зеленые!

Сделав такое резюме, он решительно налил чуть не полстакана водки и протянул Сергею. Сергей отрицательно помотал головой, но стакан продолжал парить перед лицом. Помня о том, что борьба с занудством тяжела и малоэффективна, он был уже почти склонен выпить эту водку, лишь бы Галушко отвязался. Но хозяин опередил его на несколько секунд.

– Гляди, я два раза не предлагаю… – сказал он поразительную фразу и махом осушил стакан.

Затем, посопев и отдышавшись, он произнес:

– Я вначале думал ты из конторских… а потом Кирка сказала, что ты не их, и вообще откуда-то снаружи! Я даже удивился сначала, во дела-то, думаю! Ладно, хоть не конторский… Если признаться, я их не люблю, Серега, – проговорил Галушко и поморщился. – Да их мало, кто любит! Дармоеды – одно слово… Слушай, а чего все молчишь? – неожиданно удивился он. – Устал, да? Понимаю, понимаю… Отдыхай, мил человек. Но мы все равно с тобой выпьем, – заявил он твердо. – Это даже не вопрос.

Галушко встал со стула и его качнуло. При этом взглядом он зацепил угол возле окна.

– О, чемодан! – изрек он многозначительно и сдвинул брови. – Чуть не забыли… Это ж мой…

Он поставил бутылку и стакан на пол, подошел к окну, наклонился, откинул штору и выволок на середину комнаты небольшой черный поцарапанный чемодан, покрытый толстым слоем пыли.

– Серега, это ж мой рыбацкий чемодан… – прокряхтел Галушко с гордостью. – Я, между прочим, рыбак, елки зеленые! Не хухры-мухры там… Глянь-ка.

Он почему-то стал расстегивать чемодан на весу, и это у него получилось неудачно. Содержимое высыпалось на пол, породив облако пыли и череду ругательств.

– Тьфу ты! – сказал Галушко, бросил чемодан на пол, присел рядом с кучей и стал собирать вывалившуюся утварь обратно.

Там была масса всевозможных рыболовных снастей; какие-то крючки, мотки, блесна, мормышки, баночки-скляночки и прочие причиндалы. Среди этой рыбацкой атрибутики почему-то лежала помятая, черная общая тетрадь, явно не вписывающаяся в стилистику чемодана. Галушко кряхтел и бормотал что-то под нос, укладывая рассыпавшиеся предметы, и ненадолго замирал над каждым, любовно покручивая его в руках, и вероятно, вспоминая при этом свое насыщенное красками жизни рыбацкое прошлое.

– Э-хе-хе… – ностальгически вздохнул он. – Серега, а ты не рыбак?