Матрос (махнул рукой). А… Ну вас! (уходит).
Коган. Наталья Ивановна, вам деньги нужны? Вот, возьмите! (достаёт из-за пазухи несколько купюр, протягивает Пчелинцевой).
Пчелинцева. Не надо, Серёжа.
Коган. Берите-берите! И возвращать ничего не надо! (пауза, Коган отсчитывает две купюры, кладёт Пчелинцевой в ладонь.) Тогда хотя бы это возьмите!
Пчелинцева (абсолютно растерянно). Спасибо…
Коган. Не стоит. (потрепал Кузьму по голове, тот посмотрел на него, улыбнулся, Коган улыбнулся в ответ, Пчелинцевой.) Если вам ещё что-нибудь нужно, кров, ночлег, не знаю… Помощь моя как врача, приходите к нам. Адрес знаете?
Пчелинцева. Нет.
Коган. Малый Сампсониевский проспект пять, квартира тридцать. Запомните?
Пчелинцева. Да. Спасибо тебе, Серёжа…
Коган (отмахнулся от стеснения). Не стоит. Всего хорошего. (помахал Кузьме, уходит)
***
Малый Сампсониевский проспект. Коган сталкивается с прохожим.
Коган (прохожему). Простите ради бога! Я Вас не ушиб?
Прохожий. Всё в порядке, молодой человек.
Они собираются расходиться в разные стороны, но прохожий вдруг останавливается и оборачивается в сторону Когана.
(Когану вслед.) А Вы слышали стихотворение?
Коган (обернулся). Какое стихотворение?
Прохожий.
Еще на закате мерцали…
Но вот – почернело до ужаса,
и все в небесном Версале
горит, трепещет и кружится.
Как будто бы вечер дугою
свободу к зениту взвез:
с неба – одна за другою
слезают тысячи звезд!
И как над горящею Францией
глухое лицо Марата, —
среди лихорадящих в трансе луна —
онемевший оратор.
И мир, окунувшись в мятеж,
свежеет щекой умытенькой;
потухшие звезды – и те
послов прислали на митинги.
Услышьте сплетенный в шар шум
шагов без числа и сметы:
то идут походным маршем
к земле – на помощь – планеты.
Еще молчит тишина,
но ввысь – мечты и желания,
и вот провозглашена
Великая Океания.
А где-то, как жар валюты,
на самой глухой из орбит,
солнце кровавым Малютой
отрекшееся скорбит!
Коган слушает его, чуть наклонив голову.
Слышали?
Коган. Нет. Первый раз слышу.
Прохожий. Не нравится?