Механизм

Ардашев. Вот так. Уже больше двух недель. Воды тоже. Ходим за ней на колонки и реки. С током тоже плохо, максимум на шесть часов дают.

Пауза.

Коган. Валера…

Ардашев. Да?

Коган. Хотя бы ты мне можешь объяснить, что в городе происходит? Я уезжал из совсем другого Петрограда!

Ардашев. Да, ты прав. Хочешь чаю, только вскипел?

Коган. Давай.

Ардашев отрывается от чистки картошки, заваривает Когану чай, подаёт кружку. Затем закуривает, Коган тоже.

Ардашев. Как давно ты не получал писем от Матвея Ивановича?

Коган (подумав). Наверное, с середины октября.

Ардашев. Логично.

Коган. Почему? Кстати, где он, в Думе?

Ардашев (пропустив его вопрос мимо ушей). Если в двух словах, то… (помолчал.) Двадцать пятого октября произошла полная смена государственного и правительственного устроя.

Коган (не понял). Это как?

Ардашев. Есть два человека: Ленин и Троцкий. Хотя Троцкий, вообще-то, Бронштейн, но не суть. Они руководят партией большевиков-РСДРП. И вот они захватили власть. Много чего было: и Зимний брали, и митинги, ещё хуже февральских… Сейчас в городе, фактически, полная разруха, думаю, ты уже сам убедился. Дума распущена.

Коган. А где дед?

Ардашев. Его нет.

Коган. Он тоже куда-то уехал? И когда вернётся?

Ардашев (помолчал, затем тягостно вздохнул, как вздыхают, не желая сообщать неприятные вести). Серёж… Он умер у меня на руках, тридцатого числа.

Коган роняет кружку с чаем, та разбивается, осколки в чайной луже и заварке разлетаются по полу.

Мы шли вместе с ним по Литейному. Практически сразу, после Революции я перебрался к нему, в вашу квартиру, жил в твоей комнате. Вот. Нас остановили пьяные вусмерть солдафоны… Всё было настолько мгновенно, что никто ничего не успел понять. Да и помочь вряд ли могли бы, улицы же пустые. Они ударили Матвея Ивановича по голове какой-то… То ли трубой, то ли что-то подобное, я не видел! Принёс его сюда, потом пришёл Яков Моисеевич, лекарь, но он не успел…

Ардашев словно пережил все эти события заново, его трясёт, дрожащими руками он затягивается сигаретой. Коган сидит неподвижно.

Коган (враз охрипшим голосом). Он… Он говорил что-нибудь? Ему было больно?

Ардашев (рыдая). Нет! Он сразу потерял сознание, думаю, ничего не чувствовал. И в себя не приходил.

Коган (у него рекой текут слёзы). А зачем это? Зачем? Вот это всё? Ардан… Зачем?

Пытается прокричаться, но из горла у него выходит только сдавленный писк. Кое-как отходит к окну.

Пауза.

Где ты его похоронил?

Ардашев. На Громовском. Как похоронил… Просто закопал и табличку деревянную написал.

Коган (вдруг). Картошка сварилась?

Ардашев. Должна.

Коган. У меня спирт где-то оставался… (уходит, возвращается с бутылкой спирта, ставит её на стол, Ардашеву). Раскладывай ужин.

Ардашев раскладывает тушёнку с картошкой по тарелкам. Они садятся за стол. Коган наливает в чашки спирт.

Ну, дед… Пусть земля тебе будет пухом… Прости нас… Прости меня.

Выпивают залпом, не чокаясь. У Когана опять ручьём льются слёзы, Ардашев потупился, молчит. Молча едят. Так проходит какое-то время.

Ардашев. Наш полк расформировали, я теперь так… Сам по себе.

Коган. Я… Мне пару дней нужно будет побыть здесь… Принять как-то, осмыслить… Потом пойду работать.

Ардашев. Мариинская полностью подчинена большевикам.

Коган. Я пойду к Дмитрию Теодоровичу.

Ардашев. Он застрелился. Не захотел прогибаться под них.

Когана передёрнуло, бросило в жар.

Пчелинцева ушла добровольно, теперь попрошайничает.

Коган. Я встретил её с Кузьмой.

Ардашев. Вражин, насколько мне известно, кончил курс и уехал. Куда-не знаю.

Коган. А Орлов, Макавеев, Данилецкий?

Ардашев. О Данилецком ничего не известно, Макавеева свергли, теперь у Академии другой начальник. Орлов работает на прежнем месте, недавно видел его в городе.

Шум в прихожей. Крик: «Ардан, ты дома?»

Коган бледнеет, напрягается.

Входит Любимов.

Пауза.