Полет из Ленинграда в Питер

– Илья Семёнович, могу я вам сказать одно, в нашем отделении никто вас не сдаст. У вас правильное поведение, вы даже сплетниц «вывели» из нашего отделения, как тараканов. У вас нет фавориток, а то девки сразу дуреют и начинают ставить себя выше других.

Я понял, что теперь моральная обстановка в моём коллективе нормальная. А всё началось с того, что буквально через неделю после того, как я заступил на должность, я пришёл на службу пораньше, чтобы перед пятиминуткой успеть посмотреть некоторых больных. В этот момент ко мне в кабинет зашла медсестёра Валентина, и начала рассказывать мне о перепитиях в нашем коллективе. Я её выслушал и не успел даже начать переодеваться, как пришла другая, Светлана с информацией такого же рода,

Я понял, что утренний мой обход не удастся. Сплетни и интриги процветали в отделении в полный рост, и это надо прекращать. Мои ординаторы выносили проблемы отделения домой к своим жёнам, а они в свою очередь устраивали «лей – перелей» с жёнами других врачей госпиталя.

Начав пятиминутку я первым делом изложил всем, что мне поведали Валентина, а затем и то, что поведала Светлана, и попросил всех не занимать моё время а говорить всё здесь при всех, так как всё что скажут мне кулуарно, я изложу всему коллективу. Еще хочу сказать ординаторам, что настоящий офицер с женой не треплется, не выносит информацию из стен госпиталя.

Смотрю Света и Валя головы опустили, но периодически так зло на меня посматривают. Ординаторы насупились и как-то сплотились.

Для разрядки от взбучки я им всем рассказал очередную байку про своего адмирала Беца. Рассказывал я по ролям, и в красках.

«Как известно, ковры в дефиците, а на Камчатке особенно. И вот мой адмирал Валентин Иванович Бец приходит домой и жена Галина Ивановна радостно сообщает ему, что приобрела отличный ковёр размером «три на четыре». На что адмирал говорит:«Галюша, что -то я не видел фамилии Бец в списке счастливчиков, которым выделены ковры, а поэтому, жёнушка, скатывай его, и тащи обратно в магазин». Весь посёлок с интересом наблюдал, как адмиральша прёт на плече огромный ковёр. В магазине с трудом сбрасывает его на прилавок и отдуваясь говорит: «Девочки заберите его. Валентин Ивановичу расцветка не понравилась».

Вот вам, коллеги, пример, как офицер должен блюсти порядок.

Эта байка сгладила напряжение и с тех пор сплетни и интриги постепенно сошли на нет, а жёны ординаторов перестали вмешиваться в жизнь нашего отделения, по крайней мере открыто они уже этого не делали.

Главное, обстановка стала рабочей и доброжелательной. Офицеры с других отделений приходили и говорили, дай посидеть у тебя и отдохнуть.

Две недели тому назад я выезжал с территории госпиталя в расстроенных чувствах, и как- то недовывернул руль и рассадил об столб фару и правое крыло любимого Жигуля. Наступила катастрофа. Достать крыло для ремонта и фару, а также покрасить машину было проблема высшей категории сложности. Однако вечером мне музыканты из РБН представили мужика, который имел хорошие связи в единственной в городе станции техобслуживания. Машинку мою забрали и через неделю я получил её как новенькую. Когда я спросил, что я должен за такое счастье, этот постоянный посетитель РБНа с простецкой миной сказал, что в общем-то ничего, но у него болеет тёща и пару ампул морфина в оплату за ремонт его бы вполне устроило. От такого предложения я обалдел и сказал, что я рассчитаюсь только деньгами. Я хорошо понимал, что эти две ампулы начало «большого» пути в поставщики наркотиков для местной наркомафии. Поэтому или пусть берёт деньги или идёт на хер. Он взял с меня сто восемьдесят рублей, огромную сумму, и инцидент был исчерпан.

Прошла ещё неделя в рутинной работе. И тут ко мне на приём привёл свою жену начальник Особого отдела. У неё был явно повреждён внутренний мениск правого коленного сустава. Я рекомендовал ей операцию по его удалению. После обследования я назначил дату операции, тянуть не будем, прямо завтра.

Утром захожу в операционную, помылся, облачился в стерильное бельё и перчатки. Операционное поле подготовлено, больная в наркозе. Захожу в сустав и с удивлением обнаруживаю, что мениск цел. Как же так, я не мог так ошибиться, была явная клиника повреждения с травмой в анамнезе, но правило, есть правило: зашёл в сустав, мениск удаляй. Послойно зашил и пошёл в ординаторскую писать протокол операции.

В ординаторскую вернулся Фердинанд, я поинтересовался как себя чувствует больная после операции и наркоза. Фердинанд хмыкнул и ответил, что она пришла в себя, чувствует себя хорошо, но спрашивает, почему прооперировали другую ногу.

Вот тут меня затрясло. Случай, конечно, идиотский. Моей чудесной больной обработали и укрыли другую ногу, а я не проверил. Вот это барское поведение, не самому готовить операционное поле крепко меня подвело. Я судорожно думал, как мне поступить, что я могу сказать больной, а затем ещё и доложить её мужу особисту.

Захожу в палату, моя больная даже с перебинтованной ногой и после наркоза выглядит потрясающе. Глаза серые, ресницы длинные чёрные, им точно не нужна тушь. Волосы русые собранные в узел, и лучезарная улыбка, она довольна, что всё позади. Вот как мне её обманывать? Я поддерживаю её улыбку и с радостью на лице, говорю больной: вам здорово повезло, вы же рассказывали, что упали поскользнувшись на оба колена. Она ответила: да. Ну вот под наркозом мышцы расслабились и удалось диагностировать, что второй мениск тоже поврежден и его тоже надо удалять. Решили начать с него, как с менее травматически поврежденного. А для через три удалим и второй. Больная согласно кивнула своей хорошенькой головкой, и меня поблагодарила. Уф! Прокатило. Через три для я прооперировал и второе колено, убрал действительно поврежденный мениск и после снятия швов, выписал больную на реабилитацию в поликлинику. Она пришла красавицей, а ушла ещё красивее.

Великий и ужасный особист пришёл ко мне с двумя бутылками коньяка. Это за два мениска. Он сказал такую речь: «Мы наблюдали за тобой. Ты действительно толковый парень. Мы искали утечку наркотиков, думали, что из госпиталя. Ты не поддался на провокацию».

Я ещё раз порадовался, что интуиция меня не подвела и я не повёлся на халяву.

«ИЛЮША, ЗДРАВСТВУЙ!»

Я приехала к родителям, и разговариваю с мамой, стараюсь быть храброй. Как же моя мама всегда строга со мной. Докладываю ей, как главнокомандующему армии, что я покидаю все фланги фронта и перемещаюсь в глубокий тыл. Почему?

Во первых, потому что, я беременна и изо всех сил буду стараться сохранить эту беременность. То есть на работе я возьму больничный и буду носить себя как тончайший сосуд костяного фарфора, а потом просто уйду в декрет. У мамы увлажнились глаза, она кивала головой, периодически всплеснув руками. Она шумно дышала, кажется соглашалась, что сейчас ребёнок важнее карьеры. Она мне говорила, что будет сопровождать меня в Филармонию и в Русский музей, чтобы дитя уже в утробе постигало прекрасное.

Дальше говорю маме с дрожью в голосе, что хочу добавить, что существует некий нюанс моего положения : беременна я не от Игоря. И вот переезжаю к бабушке в Лисий – Нос, где буду дышать свежим воздухом и поедать божественную пищу, приготовленную с любовью моей Ба.

По мере того, как я сообщала маме о деталях своей беременности, вокруг нас воздух становился всё разряженней, а тишина всё звонче. Мама уже не вздыхала громко, слёзы умиления быстро сменились искрами ярости, вылетающими из глаз со скоростью реактивного истребителя. И качала она головой часто и ритмично взад и вперёд, как знак её крайнего раздражения.

Я знаю её такое настроение, когда её недовольство мной граничит с неприятием меня, когда я как «бельмо на глазу» в её успешной жизни, когда на витрину не выставишь меня такую бестолковую, и я вижу как досада сквозит в каждом её жесте, взгляде.

Мама немедленно позвонила отцу, и проорала ему, какая у них дочь и что он и его мамаша вечно мне потакают, и вот, пожалуйста, я принесла «в подоле» и смотреть в глаза Игорю, его родителям и всем остальным порядочным людям они теперь не смогут.

Когда мама закончила разговор с отцом, я подошла к ней и, глядя в глаза, рассказала ей о своём сне, одном и том же, как он приходил и повторялся каждую ночь, когда я раньше была беременной. Ведь, она помнит про мои три выкидыша. Три, это достаточно для моей жизни. Сейчас мне необходимо доносить этого ребёнка и родить его.

Я поведала ей, что каждый вечер я боялась засыпать, потому что, знала, что я снова увижу шипящий экран, покрытый серыми бегающими чёрточками. И из экрана тянутся шевелящиеся пальцы, и с них капает бурая кровь и доносится скрипучий, неприятный смех. Как я тогда просыпалась, и до утра ходила по квартире, стараясь забыть этот кошмар. А через день или два у меня начинались схватки, и моё тело извергало страшный кровяной комок.

Мама испугалась. Кажется ей стало меня жалко. Она растеряно посмотрела на меня и спросила: «Ты думаешь, что Бог не хочет, чтобы ты родила от Игоря?». Мама произнесла то, что я тщательно от себя скрывала, я не смела так думать. Я после каждого выкидыша ходила в церковь ставила свечки. Я просила прощения, молилась и просила не наказывать меня за нелюбовь к моему мужу.

На маму мой рассказ о моём сне произвёл впечатление. Она согласилась, что мне надо пожить у бабушки. И сказала, что нам надо всё сделать для того, чтобы сохранить моего «нагуленного» ребёнка. Она решила сходить к астрологам, ясновидящим и ещё обязательно к гадалкам на Таро. Она хочет как-то договорится с высшими силами, поставить для меня защиту от малейшего сглаза. Я успокоилась, ураган пролетел стороной, всё-таки, когда мне угрожает опасность, моя мать готова выставить оборонительные сооружения.

Прошла неделя моей безмятежной жизни у бабушки, даже переговоры с Игорем и его родителями по поводу нашего разрыва вела сама мама. Она твёрдо держала мою позицию, раз ребёнок от другого, то вместе мы быть никак не можем. Да ещё я подлила масла в тлеющие угольки, рассказала ей, что Игорь надумал переезжать в Америку и увести меня с собой. «Да, мама, скоро возникнет вопрос с нашим отъездом. Он пока ждёт, когда его отец выйдет на пенсию, чтобы не навредить ему по службе, а это случится уже через год.». Костёр негодования запылал, и Игорь из любимого зятя превратился в неприятеля.

А сегодня посреди ночи я проснулась от того жуткого скрипящего смеха, который доставал меня в тех снах. Я услышала смех и явно увидела ядовитую улыбку маленького бестелесного существа, парящего надо мной. Я вскочила и побежала к бабушке в комнату, юркнула к ней под одеяло и замерла. Я хотела, чтобы она меня защитила. Она зажгла свет, прижала меня к себе и сказала, чтобы я написала Илье письмо с известием о ребёнке, или даже лучше поехала бы к нему.

Мы с ней вдвоём так и не уснули, в темноте пошли на кухню и сели у окна. В стекле отражалась луна, свет от неё расползался и превращался в одну большую улыбку, почти как у чеширского кота. Но это была добрая улыбка, вовсе не сардоническая? Я прислушивалась к себе, душа уходила в пятки от каждого толчка внутри меня, от спазматических волн, разливающихся в кишечнике.

Когда рассвело, я села и написала Илье письмо:

«Илюша, здравствуй!

Я уверена, что у тебя всё хорошо. Ты несёшь службу на Севере, спасаешь жизни людей и тобой можно гордится.

Мы тогда в кафе «Сонеты» решили, что мы не будем вместе. Правильное ли это решение? Теперь думаю, что нет. Может быть, ты меня забыл, уже устроил свою личную жизнь и вполне счастлив. Но несмотря на то, что там у тебя происходит, я прошу твоей помощи. Получилось так, что я из Ялты приехала беременной. Во мне живёт, растёт развивается наш с тобой ребёнок. И он сейчас в опасности, потому что я склонна к выкидышам. И происходит это всегда к третьему месяцу. Сейчас моя беременность подходит к этому сроку, и мне страшно. Я не хочу этого ребёнка потерять. Я одна в этой ситуации угрозы выкидыша точно не справлюсь, и поэтому: помоги мне сохранить нашего ребёнка. Я знаю, что мне сейчас необходимо находится рядом с тобой.

Вот, оказывается, как бывает. Мы очень нуждаемся в тебе сейчас. Как получишь письмо, позвони мне, пожалуйста. Я живу у бабушки, её тел. 5-21 -96 -96 . Инга.»

И как у Чехова, я послала письмо почти «на деревню дедушке», на конверте написала, всё то, что я знала об Илье.

Архангельская область

г. Северодвинск

Военно- Морской Госпиталь

Начальнику хирургического отделения

Лоевскому И.С.

Как только отправила письмо, стала вертеться около телефона, ждать звонка. Вот совсем скоро, звонок возвестит о том, что мне не надо будет боятся, что я уеду к Илье, и мы с ребёнком будем там в безопасности.

Я понимала, что Илья позвонит не завтра и не послезавтра. Может быть, пройдёт неделя. А вдруг он где-нибудь на учениях, и получит письмо и вовсе не скоро.

Я измучила бабушку и она мне предложила, не ждать ответа, а ехать к Илье. «Не бойся, дорогая, лети в Северодвинск. С тобой ничего не произойдёт. Ты будешь в пути, и твой сон к тебе не придёт, ты от него улетишь. А если сна не будет, тот и выкидыша не будет».

Я, не раздумывая, поехала в Пулково. Я не брала с собой никаких чемоданов, у меня была одна небольшая сумочка. Но верхнюю одежду я выбрала модную, я надела перламутровый плащ салатного цвета и бархатную зелёную пилотку. Пилотки тогда вошли в моду, и носить их был самый шик. Вот такая эффектная в модном образе, я подошла к стойке регистрации на Архангельск. Это был последний рейс, в кассе на него билетов не было. Когда очередь из пассажиров с билетами иссякла, я попросила девушек посадить меня в самолёт. Что-то внутри меня говорило о том, что мне нельзя отказывать.

Девушки вызвали одного из пилотов, показали ему меня, и сказали: вот просится на ваш рейс. «Вижу, что лётчик в такой пилотке к полёту готов. Ну, что полетишь в буфетной? Там нет ремней безопасности, сидеть будешь на коробках». Я совершенно забыла, что я сейчас фарфоровый сосуд, а не мешок с картошкой, и согласилась.

Это был прекрасный полёт, бортпроводницы поили меня лимонадом и пытали, зачем я так срочно лечу в Архангельск. Я им рассказала про ребёнка, они спохватились, что мне сидеть неудобно, а так как все пассажирские кресла были заняты, то они провели меня в кабину пилотов и я удобно устроилась за спинами у лётчиков. Я летела и смотрела на звёздное небо. Когда летишь ночью над облаками, то звёзды ослепляют, такие они яркие.

Это был мой «звёздный путь», я летела к любимому.