Полет из Ленинграда в Питер

За разговором Инга постепенно превращалась в ту, ялтинскую родную, близкую. Все мои волнения этих дней потонули в её глазах.

– А ты как, моя комсомолка? Понимаю, что нечестно говорить только обо мне.

– А я вот поняла, что недолго проработаю освобождённым секретарём, успеть бы своих учащихся довести до выпуска.

– Извини, но я ведь не знаю, где ты работаешь. Ты не рассказывала, да я и не спрашивал. «До того ль голубка было в сладких муромах у нас».

– Так и теперь не надо спрашивать.

Я почувствовал, что пирожковая не место для наших излияний. Вокруг толпятся, посматривают на нас, когда же мы освободим столик. Надо уводить Ингу в более уютное местечко, а то мы с ней здесь ненароком и поссориться можем. Я достал ключи от своей квартиры, и таким залихватским жестом показал их Инге.

– Вот ключи от квартиры, я ещё два дня там буду жить.

Инга вся сжалась, так, как будто я её ударил. Она резко встала и пошла к выходу. Кажется, я не совсем понял, что с ней происходит, не попал на частоту её волны. Нет, я её не отпущу. Мы должны с ней поговорить, понять друг друга. Вот *** твою мать , но соображаю, что не вслух и ни про себя, не могу пользоваться этим лексиконом, когда дело касается Инги. Я её догнал.

– Не хочешь ко мне, тогда поедем сейчас в кафе « Сонеты». Там спокойно, мало людей, потому что туда трудно попасть, а я в своё время прооперировал их администратора и мы будем дорогими гостями.

– Это где, на Манежной площади? Да, поедем. Извини за резкость.

Уже в «Сонетах» я Инге рассказал, что мною в последние дни интересуется заведующий кафедрой психиатрии Бахров.

Инга вспыхнула, и наконец мне поведала, что сын Бахрова это её муж Игорь. Она имела неосторожность назвать Игорю моё имя и фамилию.

– Когда Игорь меня встретил в аэропорту, мы с ним вместе приехали к нам домой. Я ему подтвердила, что ухожу от него. Первый раз я ему об этом сказала тогда по телефону из Ялты. И сдуру после аэропорта под воздействием эмоций я ему рассказала о тебе. И имя твоё назвала и что ты тоже из Академии, как и его отец. Прости, не подумала.

– Мне даже приятно, что ты с мужем говорила обо мне. Я, надеюсь, что успею исчезнуть прежде, чем Бахров посадит меня в психушку.

– Ты, что серьёзно? Я тогда всех своих комсомольцев подниму на ноги, я найду способ, как тебя спасти.

– Да брось ты, я шучу. Я теперь на Севере, и здесь больше никому не нужен.

Мы с Ингой совсем недолго разговаривали, она заторопилась, сказала, что её ждёт мама. На квартиру со мной она не поехала, сказала, что, да, вернулась домой. К мужу или нет, пока не знает. Но живёт дома, а он рядом с ней. Я понял, что она пришла ко мне не на свидание, а просто объяснить, почему мы не будем вместе. Основной довод, это её родители. Они ей внушили, что разводится это недостойно порядочной женщины. Что Игорь это именно то, что ей нужно, что его родители уважаемые люди и нарушать общепринятые законы окружающего их общества неприлично. Короче, Инга элементарно не имеет права подводить своих родных.

И вот такая хрень, на которую я понял моего влияния не хватит. Я не смогу её переубедить, чтобы она плюнула на всё это. Может быть, я просто чего-то глубокого и важного не понимаю.

Расставались мы долго, мучительно для нас обоих. Обнимались, прижимались друг к другу, но я так и не коснулся её губ. Инга при моих попытках сразу отстранялась.

Когда она ушла, я сказал себе: «Всё, меня здесь больше нет».

ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ТРЕБОВАЛ РАССКАЗОВ

За три дня до отлёта на новое место службы, меня вызвали в отдел кадров Академии, и там познакомили с начальником медицинской службы Беломорской Военно – Морской Базы, сокращённо начмедом БВМБ Старцевым Илларионом Юрьевичем.

Он сразу покорил меня своей энергией. Необыкновенно обаятельный и решительный. Вопросы так и посыпались. «Женат? Если да, квартиру сразу получишь. Нет, ничего, невест у нас полно. Поморки – они красавицы, чистые душой, ответственные. Квартиру значит получишь позже. Наш ресторан «Белые ночи» не оставит тебя без женского внимания. У, там Мекка для холостых офицеров да и для женатых тоже». Он живо осыпал меня преимуществами моей будущей службы и попрощался, торопился на рейс в Архангельск.

И вот я прилетел на самолёте в Архангельск, потом ехал сорок минут на машине, которую прислали за мной, и прибыл в Северодвинск. Меня подвезли к госпиталю. Я увидел четырёхэтажное здание массивной сталинской постройки. На проходной мне объяснили как пройти в кабинет к начмеду Старцеву. Я зашёл к нему и представился.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Капитан медицинской службы Лоевский. Представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы.

Он так мне обрадовался, как будто не видел меня вечность, а всего – то прошло несколько дней с момента нашей встречи.

– Хорошо. Ох, как ждём тебя. Надо предшественника твоего отпускать. Его уже заждались на Новой Земле. Пошли представлю тебя начальнику госпиталя подполковнику Андрееву Петру Даниловичу.

Кабинет начальника госпиталя находился напротив кабинета начмеда. Далеко идти не пришлось. Старцев открыл дверь и мы зашли.

– Товарищи офицеры, разрешите представить нового начальника хирургического отделения Лоевского Илью Семёновича, – проговорил Илларион Юрьевич.

Я только открыл рот, чтобы сказать всем «Здравствуйте, товарищи офицеры», как в тот же самый момент распахнулась дверь и, заглянувшая в кабинет, медсестра сказала ,что хирурга надо срочно в приёмный покой. Привезли солдата с тяжёлой травмой. Все посмотрели на меня.

– Вот вам и боевое крещение. Идите работайте, а мы посмотрим, кого нам прислали, – скомандовал Андреев.

«Сильно», – подумал я, – « Коронный номер. Только заступаю на новую должность, и сразу в оборот».

Тогда на Камчатке в моей бухте Бечевинской, когда я заступил на должность начальником хирургического отделения в лазарете нашей базы, в первый же день в ординаторскую влетела мать с годовалым ребёнком на руках, лицо ребёнка было синего цвета. Явная асфиксия. Он вдохнул детальку от детской мозаики. В первые секунды я почувствовал ступор вперемешку с отчаянием, ведь, у меня любой инструмент был размером с этого малыша. Но потом сообразил, вспомнил, как акушеры, чтобы ребёночек закричал, переворачивают младенцев вниз головой и бьют их по попке. Я проделал тоже самое, ребёнок заорал, кашлянул, деталька вылетела из трахеи, ребёнок порозовел, глазки заблестели и я передал его на руки счастливой мамаше.

Также и здесь очень живенько началась моя служба. Пациента этого я запомню надолго. На носилках лежал бледный солдат, лоб которого был покрыт крупными каплями пота, губы были закушены до крови, пульс был за 130 ударов в минуту. Налицо болевой шок. Что же произошло с ним? Сопровождающий сообщил, что солдат был в траншее, и туда сползла бетонная плита, которая придавила его ноги. На рентгене я увидел, что обе берцовые кости оказались сломаны. Вот тебе на, хорошо начинается первый рабочий денёк.

Моя специализация хирург – абдоминальщик, а тут такой тяжёлый травматологический случай. Хорошо, что учили нас нормально, курс по травматологии у нас был насыщенный и сачковать нам не давали.

Ко мне подошёл начальник анестезиологического отделения Фердинанд Джангирович Селюков. «Не волнуйтесь, коллега, у нас вполне солидная контора, мы хорошо оборудованы, сейчас я его заинтубирую, из шока выведу а дальше уж дело за вами. Профессиональная уверенность Фердинанда настолько мне понравилась, что я сразу понял, что у меня здесь надёжный тыл.

Я отобрал все необходимые инструменты и в течении операции в сломанные кости обеих бёдер загнал по гвоздю Кюнчера.

Через час после операции раздался звонок из Североморска, на трубке был главный хирург Северного Флота. Он сказал: «Ну что, Лоевский, говорили мне, что ты толковый парень, и я рад что это так. Рассказывай, что ты сделал?». Я доложил ему об операции. Он стал стразу орать: «Ты что ненормальный, на хрена надо было оперировать сразу обе ноги, а если бы он не выдержал, а если бы жировая эмболия?». Я настаивал, что я прав, всё же прошло нормально. «Ты прекрати мне эту идиотскую практику: победителей не судят. Имей в виду, ещё один такой фокус и я тебе башку оторву. Я буду строго за тобой следить, капитан медицинской службы.»

Мой первый больной вышел из наркоза, стабилизировался и моя премьера удалась на славу.

С ординаторами моего отделения, а их у меня четыре, я сразу сблизился. Сразу после операции моего бедолаги – солдата мы сидели у меня в кабинете, пили чай с пирожками из местной столовой и долго разговаривали.

В основном вещал я. Всех интересовало, что я делал до прибытия в Северодвинск. К нам присоединились дежурная смена медсестёр отделения, их мне представила старшая сестра Тамара Васильевна.

И я им вещал весь длинный вечер, как я начинал работать начальником хирургического отделения лазарета на Камчатке.

Рассказал, про мамашу с младенцем, и как на следующий день папаша малыша прилетел ко мне с коньяком. С того дня и началась моя коньячно- икорная – крабовая эпопея благодарностей от пациентов.

– Вот так, коллеги, я мастер дебютов.

– Илья Семёнович, в вашем отделении, то есть здесь у нас

общехирургические койки, травматологические и урологические. И ещё пять коек акушерско – гинекологических.

– Друзья, это для меня не внове. Справимся. Весь мой путь в хирургии был от «пятки до лопатки».

Я продолжил рассказывать о своих случаях на Камчатке. Как вечером в мой дебютный первый день в лазарете, оперативный дежурный сообщил мне , что к нам в бухту зайдёт танкер, на борту которого женщина- матрос с маточным кровотечением, после попытки самостоятельного аборта. Звоню дежурному гинекологу в Петропавловск. Он мне: «Выскобли её и забудь!». Я ему ору в трубку: «Да, я только пару раз ассистировал в Академии на курсе гинекологии, у меня нет практики». На что его ответ: «Ну не скобли». Я ему: «Так ведь умрёт!». А он: «Ну тогда скобли. Я по телефону за тебя это не сделаю» и дежурный гинеколог отключился. Так тогда я сделал первый самостоятельный аборт.

– Дальше рассказывать? – спросил я, так просто из скромности, мне абсолютно несвойственной.

Под возгласы всеобщего одобрения и к моему большому удовольствию, я продолжил красочно описывать свою хирургическую камчатскую жизнь, как наутро следующего дня меня позвал начальник тыла базы и сказал, что только я могу помочь его горю. В свинарнике полно поросят, которым скоро будет месяц и их надо ставить на учёт, а до этого их надо кастрировать. Я хирург и это моя обязанность. Пришлось кастрировать. Гонорар за эту операцию мною был получен – молочный поросёнок и отрезанные яйца. Кстати зажаренные , прекрасная закуска. Берёшь их разрезаешь пополам и на сковородку. Нежнейшая вещь.