Ячейка

Издали послышался нарастающий раскат труб. Плотный сочный звук пробивался сквозь улицы, заполняя собою пространство. Толпа заволновалась. Стражники возникали тут и там, призывая потесниться. Усиливалось чувство всеобщего возбуждения.

Отчетливо стал подниматься гул, тяжелый топот множества копыт, поскрипывание телег. Шум набухал, расширялся. С разных сторон прокатились крики, даже стенания. Гарс жадно наблюдал за происходящим, Хелин закручивала и раскручивала цепочку с медальоном на шее, а Годарт придерживал кошелек на поясе.

В поле видимости показались первые всадники.

Во главе колонны двигался отряд лучников – группа за группой. Их насчитывалось несколько сотен человек. Они скакали налегке, у каждого зачехленный лук за спиной, под рукой – стрелы.

Мелькали флажки, длинные пестрые знамена со львами колыхались на штандартах.

Народ неистовствовал.

За лучниками держались приближенные герцога, советники и знатные лица. Их лошадей украшали расшитые попоны, свисавшие почти до земли. Животные шумно дышали, ерепенились, пока их не придерживали, натянув как следует поводья.

Оруженосцы были совсем мальчишками. Первый нес герб рода Виттельсбахов, вышитый на бархатном полотне. Второй торжественно держал меч и шлем Иоганна, которые тот снял перед въездом в город, в знак добрых намерений.

…Герцог двигался медленно, не торопясь. Копна светлых кудрявых волос топорщилась из-под убора, грубое лицо расплылось в довольной улыбке. Он важно вскинул голову и с видом собственника обводил взглядом свои владения. В толпе кричали, плакали – как женщины, так и мужчины. С двух сторон к ногам процессии бросали свежие цветы, лепестки вертелись и мельтешили в воздухе, оседая на складках одежды или стираясь в пыль на дороге. Около Иоганна пешком, спотыкаясь, тащились три оборванные фигуры, вцепившись вмертвую за края его одежды и конскую упряжь. За герцогом звенел кольчугой строй рыцарей. Замыкали горожане, приветствовавшие правителя у въезда в деревню.

Все это полчище распределилось по площади, на которой совсем стало нечем дышать. Герцог и трое пеших оказались в центре мизансцены.

Грянул новый залп труб.

Четверо горожан в праздничных одеждах подошли к платформе напротив Иоганна, где под полотнищем скрывалось что-то массивное. Они поклонились правителю. Затем стянули покрывало, открывая окружающим свой сюрприз. Послышался всеобщий вздох восхищения, а затем – выкрики и аплодисменты.

На постаменте красовался огромный механический лев с красной шерстью и позолоченной гривой. Детали поражали своей скрупулезностью, воинственная, но мудрая морда – прорисовкой; каждая шерстинка была тончайше подогнана. Реалистичность пробирала до мурашек. Это был лев, роскошный царственный зверь, внезапно очутившийся на переполненной праздничной европейской площади. Высотой диковинка превосходила даже коня, которого седлал виновник торжества. Иоганн удержал за поводья встрепенувшуюся лошадь, а когда та успокоилась, медленно оторвал руки и, одобрительно кивнув, несколько раз похлопал ладонью о ладонь. Толпа возликовала. И тут лев моргнул и повернул морду в сторону, вызвав еще одну волну изумления.

– Он на…? – шепотом пробормотал завороженный Гарс.

– Шарнирах, – закончил Годарт.

Лев поворотил мордой в одну сторону, затем в другую. Шевельнул хвостом. Раскрыл пасть и издал раскатистый мощный рык. Затем, внезапно четко и внятно продекламировал:

«Наделенный Дарами Святого Духа,

Семью священными добродетелями;

Стяжавший славу и почитанье,

Он сверкает на солнце яко граненный камень,

Заставляя сердце обливаться обильными слезами

От сей услады взора.

Явися к нам и возрадуемся мы,

Ничтожные – пред твоим – величием!»

Под захлебывающиеся вопли толпы зверь встал на задние лапы. В передних у него оказался сияющий начищенный меч, который он высоко поднял над шелковистой гривой. Пасть открылась, лев вытянул синий язык, сродняясь с гербом голландских графов, и замер в торжественной немой позе.

Даже Хелин, видевшая это много раз, не могла сдержаться от аплодисментов. Годарт сбоку по-мальчишески лихо присвистнул. Толпа на площади разразилась длинной овацией, с рыданиями, криками и объятиями. В эту секунду, казалось, все яркие краски жизни, вся значимость, весь смысл – они были здесь, в этой деревне посреди времени и пространства, наполненной плачущими от счастья людьми. Ударила музыка. Люди не могли остановиться.

Спустя несколько минут, не без помощи глашатаев и стражи, на площади воцарился порядок. Иоганну помогли спуститься с лошади. В толчее голов несколько человек расступились, и со стороны церкви вышла группа священнослужителей. Предводитель нес в руках Священное Писание.

– Ди Хагхе[3 - Ди Хагхе (Die Haghe) – старое название Гааги, в употреблении приблизительно до XVII века] приветствует тебя, Светлейший и могущественный государь! Да озарит Господь своею безграничной милостию дом твой и семью. Воистину благословенна минута, явивша блаженный лик твой – нам, недостойным покорным рабам твоея!

Священники согнулись в почтительных поклонах. На улице воцарилась трепетная камерная атмосфера. Все обратились в слух. Герцог сделал несколько шагов вперед и произнес, обращаясь ко всей площади:

– Сердце мое взвеселилось днесь при сим радушном приеме, а день засиял ярче. В гостеприимный Ди Хагхе явился я… – он подал знак стражникам и те клинками подтолкнули вперед три фигуры, что шли пешком у ног Иоганна, – …Божия помощью, не один.

Хелин косила глазами в сторону Гарса и из раза в раз наслаждалась его реакцией.

– Я знаю, знаю, кто это! – волнуясь, путая слова, делился консул, едва сдерживая себя из-за открытия, – это же средневековая традиция, скорее, немецкая… Хотя, разумеется – Иоганн же является представителем баварской фамилии, все логично. Эти странники – они были изгнаны? Это преступники, которых прогнали из города, и вернуться они могли только в сопровождении правителя, пешком, держась за его одежды или лошадь? – вид при этом у него был как у ребенка, получившего рождественский подарок, – Это потрясающе…

– Не исключено, что туристы будут другого мнения, – пробормотал Годарт.

– По дороге мне повстречались Кес Пастух, Таддеус Мельник и Яков Хромоногий, – продолжал тем временем Иоганн, – Сии запятнанные души раскаялись во своих злодеяниях и врещася[4 - Врещася – обещают, берутся] обет блюсти пред ликом Господним – держать отныне благочестивую жизнь. И привел я их обратно, в родную общину. Узрите! Именем герцога они отныне – свободные люди, иже вольны идти своим путем, трудяся во славу Господа и прославляя имя Его.

Бывшие изгнанники опустились на колени, целуя подол платья и перстни правителя. В первое перемещение Хелин более чем ожидала, что остальные жители деревни будут не в восторге, но они радостно приветствовали заблудших овечек, получивших шанс начать жизнь сначала. В истории были примеры и когда осужденных изгоняли из городов снова, как только власть выезжала за порог – но происходило это, скорее, в тех случаях, когда отношения между горожанами и правителем полыхали взаимной неприязнью.

Священник уже открыл было рот, чтобы продолжить церемонию в соответствии с программой, когда герцог взял еще слово.

– Сим не исчерпывается моя благодарность. Добрые жители Ди Хагхе – обители, где жили и мой благородный отец, и почтенный брат мой – проявили верность в тяжкое время и протянули длань помощи. Я сохраню в своем сердце память о всих ваших благих поступках. В знак искренности помышлений и речей своих, я желаю преподнести еще один дар.

Толпа притихла, затаив дыхание. Трубачи подыграли музыкальную фразу, подчеркивающую торжественность момента.

Иоганн сделал знак слугам и те вынесли на подушке ларец, броско украшенный пестрыми драгоценными камнями. Хелин уже видела эту шкатулку вновь и вновь – потому сейчас не вскрикивала от удивления с окружающими людьми, а размышляла о том, какая судьба постигла этот раритет и дожил ли он до ее родного времени, возможно, погребенный где-то под землей или упрятанный в чей-то частной коллекции? За такую редкость поборолись бы лучшие музеи мира, особенно учитывая ее исторических владельцев и предназначение.

– Зде, внутри сего ларца, преполно свежеотчеканенных златых гульденов, прямиком из Дордрехта, кои я вверяю в ваше попеченье, – обратился герцог к делегации, перекрывая голосом восхищенный ропот толпы, – Мое соизволение таково: повелеваю выстроить при церкви башню, полета птиц выше, и почести Богам воздаяти. С волею Господа, да продлится мир и благополучие на сей славной земле, распространятся ваши достойны семьи, являя назидательный пример потомкам!

В воздухе снова поднялся гам и завывания, народ лихорадило от распирающих эмоций. Гаага чествовала Иоганна. В этот момент она его обожала. У Гарса был вид, будто он решает какой-то сложный паззл и близок к разгадке. Он бормотал:

– Это же не может быть… Это же не…

Хелин разглядывала отдельные лица в средневековой толпе. Священников с бритыми макушками, членов всевозможных гильдий, каждого в одежде цвета своего цеха, бойцовского вида мальчишек, радостно визжащих и тут же раздающих щипки и подзатыльники друг другу. Нескольких женщин, с мужьями, отцами или братьями, слуг, военных, музыкантов. Рядом Годарт, как всегда подтянутый и отстраненный, взглядом оценивал обстановку, не позволяя себе терять бдительности. При всей своей суровости, он органично вписывался. Путешественники около него действительно могли чувствовать себя как за каменной стеной.

Началась последняя часть официального церемониала. Представитель церкви протянул Иоганну Священное Писание. Правитель положил на него руку и повторил за священниками клятву соблюдать и тщательно оберегать христианские обычаи. По площади разносилось:

– Клянусь защищать Велию Церковь от любой опасности… Во имя Господа Нашего… Аминь.

Двери церкви Святого Якова отворились. Герцог и его сопровождающие исчезли внутри, под величественный ударный выпад труб, под дождь из живых цветов, полыхавших в воздухе летними красками и стиравшихся под ногами в пыль, под обильные слезы жителей и вскрики экстаза, наэлектризовавшие пространство Средневековья. Упоение достигло своего всеобъемлющего апогея, опустошая изнутри, сметая все барьеры и преграды. Наступила пора разгулья и празднования.

Глава 4

– Башня, на которую выделили деньги – это ведь Гаагская башня? Башня церкви Святого Якова? – Гарс промокал расшитым платочком челку, слипшуюся от пота, – Мы – только что – были свидетелями как дали воплощение в жизнь одному из главных символов города?

На площадь выкатили бочки с вином. В воздухе аппетитно пахло обжариваемой дичью. Перед таверной установили длинные ряды столов, и путешественники, в числе других празднующих, оказались на лавке. Готовящаяся еда тоже была от герцога, так что ее качеству можно было доверять. Но Хелин все равно бы предостерегла от нее туристов, острая и грубая пища была совсем не той, к чему привык желудок ее современников.

– Не устаю поражаться этим контрастам, – делился консул, когда была произнесена молитва и все сели; за гомоном его было почти не слышно, – Вроде дремучее время. Безнадежное. Темное. Живешь – проклинаешь все на свете. А потом – раз! – и открываешь что-то удивительное.