– А, понятно. Ты не знаешь, здесь есть какие-нибудь гостиницы? – спросил я малышку.
Попытаться привлечь внимание ребенка – очень простой и действенный ход.
– Гостиница? – Девочка задумалась, но, похоже, не знала этого слова и так ничего и не ответила.
– Вижу, у вас проблема с ночлегом. Хорошо, я постараюсь для вас узнать.
Сказав это веселым тоном, женщина взяла ребенка за руку и пошла влево. Мы последовали за ними, кланяясь на ходу. В здании был парадный вход, но его, видимо, держали накрепко запертым, за матовым стеклом двери света не было. По тому, что она сказала, я понял, что эта женщина не хозяйка дома.
– Прошу за мной, – пригласила она, ведя нас за дом.
– Сюда, – сказала и девочка.
Обходя вокруг здания, я все еще думал о девушке на третьем этаже и медленно шел вдоль стены, продолжая смотреть вверх. Я смог увидеть ее с другой точки, однако ее поза нисколько не изменилась: она стояла неподвижно, прижав руки к стеклу. Она лишь слегка поворачивала голову, следя за нами.
Девушка на третьем этаже и женщина внизу, ведущая за руку ребенка, производили прямо противоположное впечатление. У девушки с третьего этажа была светлая кожа и прямые черные волосы. Возможно, из-за кимоно она казалась неподвижной, как кукла. Напротив, женщина рядом с нами была смугла, волосы ее вились, и выглядела она иностранкой, приехавшей из Юго-Восточной Азии или Индии. Двигалась она свободно, разговаривала звонким голосом.
Пока я думал об этом, девушка на третьем этаже шевельнулась. Движение было довольно резким и внезапным, как будто ее что-то вдруг озаботило, и я от удивления на мгновение остановился как вкопанный. Ее облик, сложившийся в моем сознании, не вязался с таким быстрым движением. Мне хотелось остановиться и посмотреть на нее подольше, но я не мог позволить себе отстать от матери с ребенком, поэтому последовал за ними, и когда мы повернули за угол здания, она пропала из виду.
Что касается женщины, которая шла передо мной, держа за руку ребенка, она продолжала вызывать у меня легкое чувство дискомфорта. Она была вполне взрослым человеком, но неожиданно для меня говорила как дитя.
– Прошу вас, будьте здесь поосторожнее! – Она говорила громко, почти кричала. Слова были произнесены весьма настойчиво, и это никак не соответствовало ни ее уравновешенной манере поведения, ни облику матери, ведущей за собой ребенка.
Она остановилась у задней двери особняка и открыла раздвижную деревянную дверь.
– Разрешите войти? – Это она тоже произнесла странным высоким детским голосом. – Эй, слышите? – продолжила она тем же высоким голосом. – Простите, тут у ворот люди, они не знают, что им делать; пришли сюда пешком издалека.
Дочка топталась рядом с ней. Я наблюдал за ними со спины, чувствуя себя крайне смущенно и думая, что ребенка давно уже было пора уложить спать в такой поздний час. На ее улыбающееся лицо падал свет от лампы. Но прямо за ее спиной была полная темнота.
За домом все выглядело тоже довольно странно. Строение, похожее то ли на длинное здание, то ли на стену, начиналось от особняка и уходило вдаль. Похоже, оно поднималось по склону, следуя рельефу. Его дальний конец скрывался из виду во тьме. Все это напоминало Великую Китайскую стену.
Странное впечатление возникало потому, что длинное сооружение было подсвечено всего несколькими огнями. Деревянный забор, окружающий «Рюгатэй», проходил по подножию склона, поэтому из верхних окон, вероятно, видна была речка под цветущей сакурой, через которую мы только что перебрались, а дальше – рисовые поля и огни разбросанных по ним домов деревни Каисигэ. Под лучами солнца этот пейзаж, должно быть, выглядел еще лучше.
Шедшая рядом со мной Кайо не произнесла ни слова. Ее поведение меня беспокоило. Внимательно наблюдая за ней, я заметил, что она все еще кусает губы и время от времени дрожит.
– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил я шепотом.
Но она только молча покачала головой. Ее вид резко контрастировал с веселым настроением матери и ребенка. Казалось, она не могла говорить из-за страха или плохого самочувствия.
Женщина остановилась перед дверью, через которую на нее падал изнутри желтоватый свет. Потом на моих глазах улыбка с ее лица исчезла, и она отодвинулась в сторону. Мне это показалось немного неестественным, и я внутренне собрался. В это время в дверном проеме появилась освещенная со спины фигура невысокого мужчины со слегка поредевшей макушкой. Я поспешил ему поклониться.
– Далеко ли путь держите? – сказал он несколько высокомерным тоном.
Я не сразу сообразил, о чем он спрашивает, и замешкался с ответом.
– У вас где-то тут знакомые живут?
Свет падал на него из-за спины, поэтому разглядеть выражение его лица я не мог. Но я догадался, о чем он подумал. Видимо, он считал, что прийти в такое время в это отдаленное место может только человек, у которого поблизости есть знакомые, а раз так, то у них же можно и переночевать.
Я не нашелся что ответить. Рассуждал он, конечно, логично, но мы-то были совершенно необычными путешественниками. Мы никого не знали в этих местах. И привели нас сюда духи Кайо.
Однако это объяснение вряд ли могло его удовлетворить. Я совершенно потерял дар речи, и мне ничего не оставалось, кроме как промолчать.
В этот момент сверху раздались совершенно неожиданные звуки. Играли на кото. Я поднял глаза к небу. Однако, разумеется, ничего там не увидел, кроме темных облаков, полностью закрывших звезды.
Я опустил взгляд. И еще некоторое время слушал звуки кото. Больше ничего не оставалось делать. Играла наверняка та женщина в кимоно, которую я видел в окне. Это было совершенно неожиданно. Я вспомнил, что слышал эту мелодию. Из музыки для кото я знаю только «Весеннее море» Митио Мияги. Но совершенно не помню мелодию этой знаменитой песни. А доносившаяся мелодия оказалась знакома даже мне. Я пытался вспомнить, как она называется.
Мелодия была красивая. Наверное, что-то из классики. Я впервые узнал, что на японском кото также исполняют такую европейскую музыку.
В этом незнакомом далеком месте звуки кото словно нежно влекли меня в мир фантазий. Необычная атмосфера, царящая вокруг, достаточно подготовила меня к этому. Немного сложно выразить это словами, но в глубины моей души проникла странная эйфория. Однако эта сладость сопровождалась неотступающим чувством беспокойства. Я бы назвал это сладкой тревогой. Возможно, сказывалась моя усталость. К тому же меня все время клонило ко сну. Тревога быстро возрастала, она начала превращаться в дурное предчувствие, леденящим ужасом преследовавшее меня. Постепенно я перестал сомневаться, что эйфория была прелюдией к грядущему кошмару.
Не хочу хвастаться, но я не склонен ни к каким предрассудкам. Тем не менее в звуках кото мне слышалось нечто тревожное, вызывавшее дрожь во всем теле. В то время, если говорить несколько высокопарно, эта элегантная мелодия стала казаться мне символом всего зла, таящегося на земле. Из темноты мне непрерывно шли сигналы о том, что что-то произойдет, что-то скоро произойдет.
– Мы никого не знаем в этих местах, – сказала стоящая рядом со мной Кайо, и я очнулся от забытья. – Нам нужно остановиться только на одну ночь. Если вы не позволите нам остаться, то придется снова вернуться на станцию Каисигэ.
Услышав эти слова, я снова вспомнил наше бесконечное путешествие, и меня передернуло от ужаса.
– Но мы уже не держим гостиницу. В комнатах беспорядок, и даже приличной постели нет.
– Мы были бы очень благодарны вам хотя бы за одну ночь, – я не смог промолчать и поклонился.
– Ведь они оказались в трудном положении, – поддержала меня женщина с ребенком.
Звуки кото, которые я слышал все это время, наконец прекратились. Вслед за ними замолчали и мы. На какое-то время воцарилась тишина.
– Если вы скажете, что не можете позволить остаться здесь, им правда придется тяжело, – сказала женщина, взяв ребенка за руку.
– А вам, думаю, следует уложить девочку спать. Ее трясет. Она простудится, – резко сказал мужчина, который, наверное, был здесь хозяином.
– Ох, верно; просто Юки сказала, что ей нужно в туалет.
Я мысленно поблагодарил ребенка за это. Если бы не мать с дочкой, я бы остался один на один с хозяином. Вероятно, он просто захлопнул бы дверь, и нам некуда было бы деться.
– Знаешь, книжки упали, – сказала Юки.
– Книги? Где? – спросил хозяин.
– Журналы, которые лежат на полке в туалете, чуть не попадали. Я их в последний момент поправила, – объяснила мать.
Она, казалось, колебалась и некоторое время оставалась на месте, думая о нас. Женщина определенно нам сочувствовала. Ее беспокоило, позволит хозяин нам остаться или откажет.
Мне было как-то неприятно из-за увиливаний хозяина. Присутствие матери с ребенком не давало ему отказать нам. Поэтому он и заговорил о девочке, чтобы они побыстрее ушли и не мешали ему. Без них хозяин смог бы говорить с нами более резко. А мать, предвидя это, не уходила. Но и она, похоже, могла помочь только до определенного предела.
– Ну что же, извините, а то моя дочка простудится…
С этими словами она поклонилась нам. Я уже приготовился ночевать на улице. Жесткое выражение лица хозяина показывало, что компромиссов от него ждать не приходится.
Мать взяла Юки за руку и повела к входу. Сняв гэта[12 - Гэта – традиционная японская обувь, род сандалий с деревянной подошвой.], она взяла их в руки и поставила на стоящую сбоку полку для обуви. Они вошли в дом. Перед тем как исчезнуть в его глубине, Юки повернулась к нам и помахала рукой. Мы молча помахали ей в ответ.