Прямохождение по Алтаю. Песня гор, солнца и ветра

И, наконец, прибываем в Мены (Мену?), где вываливаемся на свежую травку, раскидываем рюкзаки, и договариваемся с Борисычем на обратную ходку. Договорились. Выдали ему пятьдесят процентов аванса в обмен на синюю визитку, и он укатил под музыку, оставив «бывалых» наедине с дикой в своём верхнем течении рекой Чуя. Илюха почему-то произносит с ударением на последний слог: «чуЯ».

– Какая ещё «чуЯ»? Не шаришь ни… черта!

Из специализированных источников узнаём, что «чу» по-алтайски значит «вода, река». Чуете теперь?

В этом походе Илюха у нас за старшего. По возрасту он такой и есть, плюс за плечами у него Аккем и Белуха: не самая вершина, но всё-таки. Плюс один к опыту и уважухе.

Первоначальным его планом были Бельтир и река Талдура, в верховьях которой мы должны были наблюдать «восхитительный безжизненный пейзаж». Он же – «лунный»… Бельтир – это посёлок, который почти полностью был стёрт с лица земли Чуйским землетрясением 2003-го года. Тогда там были толчки силой более семи баллов, а четырёхбалльные отголоски долетели даже до Новосибирска. Но маршрут мы скорректировали не поэтому. Проблема в том, что «лунные пейзажи» не входят в число моих излюбленных, мне подавай зелёный лес, полный запахов и птичьих голосов!

Сейчас на месте прибытия, близ слияния Чуи и Маашея, по-летнему спокойно и безмятежно. Над покатым чуйским берегом, укрытым тенистыми зарослями ивняка, склонились старые, поросшие травами и кустами утёсы. Чуя разительно отличается от Катуни: вода в ней серая, непроглядная, с большим количеством породы. Но течение такое же стремительное, с белыми бурунами на перекатах. На Чуе находится целый ряд порогов пятой-шестой категории сложности, в том числе небезызвестный Бегемот, где проходят соревнования сплавщиков и постоянно гибнут люди. Эти странные люди – любители экстрима… Возможно, в то самое время, как мы мирно раскладывали рюкзаки на берегу, чуть ниже по течению сгинул ни за что ни про что сплавщик из Австрии. Забегая вперёд, скажу, что тело его, или то, что осталось от тела, найдут только в следующем, 2007-м году… Нет, мы здесь совсем не за этим, мы – по другой части.

Девчонки aka Таня с Леной пошли смотреть на заброшенную ГЭС – мегалитическое сооружение, возвышавшееся в отдалении, а мы, мужская половина человечества, ясно, уселись трапезничать! Умяли последние плоды цивилизованного мира в виде помидоров и копчёной курицы, и получили последние наставления от засоленных мужиков. Попрощались с ними, дождались девушек и… ПОШЛИ.

Пятеро храбрецов.

Зашагали «в гору»: буквально сразу же полезли вверх по уступам, а потом прыгали с них. С непривычки настроение от похода поползло вниз. За первый час в ногах проснулись давно забытые, сомнительные ощущения… А поясница! И рюкзак ещё этот… гляди, как на спину присел… Разжился тут!..

– Смотрите! Маашей впадает в Чую!

Замерли над треугольником, образованным двумя красивыми реками, дивимся. Чуя разлеглась в узкой долине между двумя сглаженными хребтиками, их бока словно покрыты мягким зелёным плюшем. Иссиня-белая маашейская вода вливается в мутные чуйские струи, не сразу смешиваясь с ними, а расходясь по руслу широким сапфировым полукругом…

– Вот это зрелище!

– Как с хедэншолдерсом!..

– Фантастический вид!

– Эй, под ноги смотри, разиня, так можно и упасть! Красоты потом, на фотографиях посмотрим…

Шутка юмора.

Мост через Чую добротный, с традиционной защитой опор от наводнений: мощные колоды из брёвен, заполненные изнутри камнями; углы колод рассекают поток воды. Но переходить всё равно страшновато. Под серыми от времени досками внизу чудовищно ревёт, словно требуя жертв, беснующаяся река. Ей кланяются кронами свесившиеся с берегов к воде ветлы.

На мосту довольно оживлённо, для гор. Прошли через целый строй «стрелков». Сначала некая наяда развела Димьяна на пачку сигарет. Да, парняга у нас курящий, после армии. Потом совсем уж молодые девицы на берегу пустились перед нами в пляс, выклянчивая денег или шоколадку. Предприимчивым девицам мы просто поаплодировали, и двинулись вверх на косогор по одноколейке. По ней, якобы, на 66-м ГАЗу легко ездят… Местами меня брало сомнение, что здесь вообще может проехать что-либо колёсное.

У самого устья Маашея туристы на стоянке нам предложили чаю, но соглашаться было несерьёзно, ибо мы ещё даже пороха не понюхали («ибо нехер!»). Все полезли в гору, а я спустился к речке и набрал голубоватой ледяной воды, заодно понаблюдав за процессом стирки: чувак запускал шмотки в реку, как это принято в походах, на длинной верёвке, – а река их бешено полоскала. Я и сам такое практикую. Не всегда удачно (см. ниже в этой книге). Но в Эрлаголе, помнится, за какие-то двадцать минут Чемал великолепно сделал мне из сплошного куска грязи обратно чистенькие джинсики.

Даже и по дороге, крутой подъём отнял много сил, усыплённых месяцами сидячей работы, от которых задница давно уже расквадратилась. Вскоре нам попался камень с мемориальной доской: в этих местах погибли альпинисты (как Ленка говорит – альпиндяи), и это тоже своеобразный сигнал! Примем его к сведению, и продолжим путь.

Оглянувшись, вижу, как лента Чуи рассекает теснину меж хребтами, прибегая из долины, которую так и хочется назвать «Чуйской» :) Хотя та – совершенно в других широтах, и течёт там совсем не Чуя, а река Чу! Спешу очистить доброе имя алтайской реки от нездоровых ассоциаций с ганджубасом: многострадальная Чуйская долина, где оптом собирают дикорастущую коноплю, находится, уважаемые читатели, в Киргизии и северном Казахстане!

За той долиной, которую вижу я, встаёт плоским массивом Улаганское нагорье. Оно увенчано, как короной, зубчатой цепью более северных хребтов.

Эх, вверх! По Маашею. Прелестнейший лесок, солнышко веселит, голубое небо обнимает, молочная река освежает… Такой поход я люблю! Твёрдая тропа, и ножки сухонькие. Неправдоподобная погода. Идеальные виды, идеальные кадры. Чистая студёная водица из ручья звенит в гортани.

Пока дошли до подходящей стоянки, уже и завечерело. Встали на Каракабаке. Речонка такая в стиле рококо: рокочет уж больно громко. Падает с горы и убегает в Маашей. Тут густые смешанные заросли. Романтика. И даже, как стемнеет, жутковато. Но журчание вод успокаивает и настраивает «бывалых походников» на правильный лад. Лес, вечер – а комаров ноль. Воздух!!!.. Ням-ням.

Я в лесу видел волчка. Ну, мне так показалось: он быстро шмыгнул.

– Да это собака была! – махают рукой ребята.

Я упираюсь. Если и собака, то, как минимум, Дикая Собака Динго! На Собаку Баскервилей и Белого Клыка не претендую.

«Дисёнки» пошли в Каракабак купаться. У меня от этой темы дрожь по телу, и отнюдь не эротическая! Вечер и так… бодрит. Но Илюха, вслед за девочками, тоже в прохладных струях понежился, поотжимался там, чертяка. Натурально, разделся, встал на четыре конечности, и – раз-два, десять отжиманий! Илья – мой друг с первого курса, парень весёлый, простой и жизнерадостный, а в передрягах и испытаниях всегда был твёрдым, как кость. Жёсткий такой борец. И одновременно чересчур оптимистичный. Некоторые люди преувеличивают трудности, так вот Илья их преуменьшает. Особенно легко он обращается с километрами пересечёнки на карте, где они выглядят сантиметрами и миллиметрами. Ему принадлежит фраза: «Перепрыгнем с Северо-Чуйского на Южно-Чуйский, кого тут идти-то между ними! Чик! – и всё!»

Такой у нас бодрый и воздушный командир. Чик-чирик! Я бы прозвал его «Жестяной барабан»![9 - Фильм немецкого режиссёра Фолькена Шлёндорфа] Если Фолькер Шлёндорф позволит.

Костёр, чай, первый романтический ужин – всё это нет смысла описывать далёким от туризма людям. Это ПОХОД, друзья мои чайники! А ужин в походе – для вас только это и пишу! – всегда необыкновенный. Туха, сгуха и КАША! Наши «дисёнки» готовят лучше всех на Северо-Чуйском хребте!!! Подруги и боевые соратницы. Танюха – девушка Ильи, и Ленка… Ленка – она всегда сама по себе… Ну, очень боевая.

Распределили посадочные места в палатке, согласно купленным билетам. Палатка четырёхместная, а нас пятеро, размещаться будем по-селёдочному. Стали укладываться, я оглядел отведённую мне жилплощадь и радостно говорю:

– Я буду спать, как бог!

Тут в палатку заглянула Ленка, и из её уст прозвучала ГЛАВНАЯ ФРАЗА ДНЯ:

– Сейчас я лягу, и ты будешь спать, как ПОЛУбог!

Полубоги

Во второе утро мы проспали АЖ до девяти часов! Ну, типа, день, аналогов не имеющий. Так же, как аналога не имел день первый, в коий мы с Димьяном вообще не употребляли Алкоголь (с ударением на первую букву).

На утренней планёрке решено было пиликанить сегодня до самого Перевала, чтобы встать под ним, и назавтра «в шесть утра, а лучше в пять» щемиться на ледник, пока он не подтаял…

Наверное, нужно пояснить. Ледник, он же глетчер, каковых я прежде никогда не встречал и не мерил шагами, – это ледяной поток, медленно спускающийся с гор. Так было написано на карточке в детском географическом лото, которое мне подарили в первых классах школы. Ледяной ледник – это понятно. Но давайте разберёмся, за счёт чего он спускается? Оказывается, под действием собственного веса. Как кусочек вара: расколется, если по нему ударить, но постепенно примет форму стекающей капли, если положить его на наклонную поверхность. Так и многовековой снег, спрессовавшийся в ледяную массу, медленно течёт с вершин в долины. Сила тяжести неуклонно двигает его вниз. А, скорее, наоборот, уклонно… В научной литературе это называется вязкопластическим течением. Всем ледяным хозяйством планеты заведует наука гляциология.

Ледник постоянно наступает и отступает, в зависимости от изменений климата. Будучи изначально снегом, он проходит такую интересную стадию преобразования, как фирн – плотно слежавшийся, зернистый «снеголёд». Ледник не просто плывёт по поверхности, он обладает такой массой и мощью, что крушит скалы и срывает почву, пробивая и расширяя своё ложе, изменяя строение гор. По сути, эти ползучие глыбы формируют новое лицо планеты. Конечно, всё это длится тысячи и миллионы лет. Наступающий глетчер толкает перед собой морену – массу камня и земли, которая при отступлении льда остаётся стоять в ущельях и долинах извилистыми Китайскими стенами. Стаявшие льды оставляют после себя причудливый рельеф, часто с совершенно удивительными формами: «висячими» долинами, узкими грядами-озами, U-образными тоннелями-трогами и чашеобразными цирками в их основании. Меня особенно привлекают цирки: многообещающее название!

Мы ждём циркового представления, и поэтому планируем на сегодня и на завтра боевые деньки. В пять часов подъём, а в шесть – на перевале… Ледник, состоящий на своей поверхности из рыхлого снега и припорошенный совсем уж свежим снежком, с первыми лучами солнца начинает подтаивать. В результате чего неосторожные граждане, лишённые специальной экипировки, могут увязнуть, да чего греха таить – провалиться! Ну, мы-то бывалые, нам-то сказали, что перевал сложности 1Б проходится без проблем в обычной обуви…

Все наши оптимистичные бонапартовские планчики разрабатываются под освежающую утреннюю влагу, которую непрерывно сообщает лесу набрякшее отчего-то небо. Настроение от похода слегонца подпортилось… Но в голове уже вставали разные экзотические картины. Воображение подстёгивалось тем, что у нас в запаснике, а именно в рюкзачке у Димьяна, было дважды по тридцать метров верёвки: это, несомненно, должно скрасить нам пребывание на перевале категории 1Б.

– Ну, пошли…

Вверх по Маашею ведёт симпатичная торная тропка, настоящая набитая колея, аккуратно виляющая среди трав и кустиков, прошивающая лесные кущи. Идти по ней – одно удовольствие, катишься, как колобок или волшебный клубок из сказки, дивясь окружающим пейзажам. А они очень необычны и приятны на вид. Над отрогами взмывают в поднебесье смолистые кедры, пенная река, как нож, врезается в берега и вытачивает из скал причудливые узоры, в ложбинках прячется мелкая живность…

Поваленные стволы деревьев напоминают доисторических животных, особо кривые и извилистые – каких-то исполинских червяков, застывших в неподвижности на долгие века. Конусы гор упираются в речные берега, по ним сбегают камнепады, тут и там пронизывающие густую бровку хвойного леса, подступающего к самой воде.

Близ гладкой отмели из матово-серого маашейского песка я обнаружил совершенно невообразимую штуку. Трон! Этакий полулежачий престол, образованный остатками давно обрушившегося в реку могучего кедра, теперь он нависает над широким разливом Маашея. Это ложе как будто предлагало мне себя, и я возлёг на него, словно Лесной Царь.

Хотя никакой я не царь, а просто усталый путник, успокоенный и умиротворённый колдовским местом, зачарованный архитектурой природы – столь естественной, и столь неповторимой. Моё бренное тело покоится на вековом седалище из крепчайшего древесного корневища, надо мной застыли, сдвинув скалистые плечи, дремлющие каменные титаны, а подо мной катятся перламутровые волны, убегая в недостижимую вечность.

Шли мы так, шли, и по пути объелись всяческой ягоды: жимолости, смородины, шикши. Шикши в лесках и на пригорках были целые плантации, и на них мы воистину «паслись». Когда видишь столько вкусного и бесплатного, забрало падает даже у «бывалых», и они как-то… забывают про Бонапарта, вместе с Наполеоном.

И, конечно, я нашёл бадан! Который якобы «тут не растёт»… Ну что вы, право, как дети малые!.. Истинный торчок везде травку отыщет! Набили щёки круглыми чёрными ягодами, собрали необходимое для бодряков количество волшебных чёрных листиков бадана. Отдыхаем по-чёрному. Но совсем позабыть про план нам не даёт врождённое чувство ответственности…

Хоть и с остановками, мы неотвратимо шли вперёд. И вскоре увидели Озеро. Разлив реки, как часто случается с горными озёрами: такая уж у них судьба, такая родословная. Это озеро – широкий разлив Маашея. Очень красивое, даже какое-то «заповедное» место. Но обходить его нужно долго и вдумчиво, по не очень красивым на ощупь (наступ?) камням. Илюха констатирует:

– Курумник.