Сказка о глупой и мертвой княжне

Сказка о глупой и мертвой княжне
Андрей Сергеевич Терехов

Перед вами история, которая получается, если пересмотреть фильмы Тима Бертона и перечитать множество сказок. В общем, княжна была глупа и мертва…

Андрей Терехов

Сказка о глупой и мертвой княжне

Давным-давно в далеком-далеком горниле земель на берегах Веси умерла чудесная, но феерически глупая княжна по имени Доброгнева. Нет-нет, стойте, это слишком внушительное для нее имя…

Славомира?

Доброжира?

Звенислава?

Зо… Забава.

Да, назовем эту бледную особу Забавой, ей очень подходит, хехе. Перед смертью она была хорошенькая как яблочко, которое подвешивают осенью на потолочных балках. Длинные волосы ручьями солода струились по ее плечам, иссиня-зеленые глаза блестели подобно росе на лугу, а глупости вылетали изо рта, как пчелы из потревоженного улья.

Из трех дочерей князя мертвых Градимира Забава скончалась самой юной, веселой и взбалмошной. Ее смех заражал окружающих подобно страшному мору, а память пустела быстрее окраинных земель во время набегов кочевников.

Со смертью – а в тёмном княжестве Градимира это было в порядке вещей – Забава превратилась в смешливую и непоседливую девушку, бледную, точно луна. Теперь княжна любила снег, горячую кровь и зефирки, жареные на костре, но так и не прибавила ни в уме, ни в красоте.

Однажды князь Градимир с княгиней Миронегой (не то что бы она играет значительную роль в нашем повествовании, но как-то нехорошо оставлять правительницу без имени) решили, что дочерям пора замуж. У старших княжон, Добравы и Софьи, умных, красивых, амбициозных, обученных шитью, этикету и танцам, не было проблем с женихами и прообразами в классической историографии. Всякий живой княжич был готов умереть ради них и оставить позади светлый мир. Но гибнуть ради бледной руки Забавы не желал никто, даже несмотря на ее задорный смех.

– Она же тупа как пробка. Как пень, – говорили Градимиру княжичи и князья из живых земель. – Покажешь ей пальчик, она и смеется.

Как бы ни была глупа Забава, но даже ее эти слова ранили.

– Знаете, милые судари, пускай я немного глупа и забывчива, – сказала она как-то, – но я все еще княжна и заслуживаю счастья. Так что, если кто из вас достаточно смел, чтобы жениться на пробке или на пне, или ещё на чем-нибудь неживом, пусть выйдет вперед. Для меня это будет честью.

Женихи нервно переглянулись, не зная, что сказать. Они не хотели свататься к дохлой и глупой княжне, тем более, что их ждала смерть в день свадьбы. Впрочем, и обижать девушку они не хотели.

Наконец один юноша, назовем его Пересвет, хотя на самом деле он носил другое имя, заговорил:

– Прости, княжна, я не думаю, что среди нас найдется подходящий мужчина для тебя. Князья ценят ум и здравый смысл, не зря говорят, что князь – это плечи, а княгиня – голова на этих плечах. Боюсь, ты не будешь подходящей женой.

Белое лицо Забавы пошло пятнами от обиды и смущения. Слова Пересвета звучали слишком сложно, и девушка толком не понимала, почему князь – плечи, а княгиня – голова.

Но княжна не позволила речам Пересвета сломить ее. Вместо этого она улыбнулась ему.

– Ну и пожалуйста. Уверена, что есть кто-то, кто не так беспокоится о своем имени, и я найду его.

Было бы так просто! После той беседы Забава и в самом деле попыталась поумнеть. Она взяла в охапку княжеского писаря и мучала его, чтобы ее научили тонкой вязи букв. Она принялась складывать и вычитать бусины в ожерелье; она умножала и делила тьму, мрак и холод, но проходили дни… мертвая княжна забывала выученные уроки, шансы на замужество таяли.

Градимир и Миронега приходили в отчаяние. Они часто говорили о судьбе дочери, не стесняясь ее присутствия (знали, все равно забудет), и одной зимней ночью девушка подслушала такой разговор:

– Что мы будем делать с нашим Пнем? – спросила княгиня князя. – Никто из живых не хочет на ней жениться.

Градимир вздохнул и погладил седую бороду, что блестела алым в отсветах заката.

– Я не знаю, рыбонька моя. Возможно, нам следует оставить ее здесь на всю ее бесконечную, но никчемную-никчемную жизнь.

– Сами вы никчемные! – сказала Забава, собрала котомку и этой же ночью бежала из города мертвых.

Вообще глупость и решительность часто идут рука об руку.

– Однако, – сказала Добрава, когда узнала о побеге сестры. – Не думала, что в Забаве есть такая безуминка.

Софья согласно кивнула.

– Я тоже. Но я рада, что она это сделала. Теперь, если отец куда-нибудь пропадёт, нам придется делить княжество только надвое.

Забегая вперед, ничего путного из дележа не получилось, кроме феодальной раздробленности, но это совсем другая история… вернемся к Забаве.

Поскольку девушка выбрала для побега глухую зимнюю ночь, ей пришлось пожинать плоды этого идиотского поступка. Снег завалил дороги и продолжал падать тяжелыми мокрыми хлопьями. Выл северо-восточный ветер, покрывая инеем лицо, и Забава тщетно куталась в накидку – девушку не грела ни одежда, ни природа, ни собственное остановившееся сердце.

Вот отсветы крайнего дома моргнули на прощание сквозь деревья, и Забава осталась одна: во тьме, в ночи, в сердце непогоды. Страх на миг сковал мёртвую княжну льдом, и она заскулила, как щенок. Она брела куда глаза глядят: миновала березовую рощицу, потом пошла заснеженными лугами. Окоченели руки и ноги, по которым не бежала кровь, и силы покидало тело, будто вода – разбитый кувшин.

Судьба ли, собственная ли глупость, но что-то потянуло девушку в темный и таинственный лес. В густой еловой чаще не было так морозно, и Забава двинулась вглубь. Ветер замолк, тишина окутала княжну, лишь хруст наста да скрип снега под сапожками нарушали ночной покой.

Вскоре деревья стали искривляться, подобно древним письменам, и послышались странные звуки.

ЩЕЛК.

ЩЕЛК.

Среди стволов показалась темная фигура, высокая, узкая и зловещая.

– Не будет ли у тебя, добрый человек, горячей крови, чтобы согреться? – стуча зубами, спросила княжна (все-таки она была глупая и наивная). – Куриной или говяжьей. Можно, конечно, и свиной, но ее я не очень люблю.

Из темноты проступило длинное туловище и холодные глаза гигантской красной змеи. Когда она пошевелилась, ее чешуйки защёлкали, издавая тот странный звук.

– О, – прошипела она, – для тебя, дитя, у меня найдется самая лучшая кровь.

Змея повела Забаву за собой, пока они не достигли хижины, что стояла на замерзшем болоте. Хозяйка пригласила девушку внутрь и хвостом, точно рукой, налила в тарелку багрово-черной жидкости из пузырька.

– Пей, дитя.

Забава выпила, выдохнула и огляделась. Низкий покой озаряли ряды свечей. Пламя их изгибалось и танцевало, будто слышало древнюю, непостижимую мелодию. Из полумрака проступали глиняные плошки и кувшины, сушеные коренья и скелетики животных, птиц, рыб.

– Весьма странный у тебя дом, добрая сударыня, но я, кажется, согрелась. Налей мне еще этой крови.

Это было зелье скудоумия. Каждый, кто пил его, терял разум и превращался в пустую, послушную оболочку, которую змея натягивала на себя на манер одеяния. Но Забава и так не отличалась здравым смыслом. Что грозило мертвой княжне от еще одной щепотки глупости?

– Теперь ты будешь делать, как я скажу, – прошипела змея, когда девушка выпила добавки.

– Конечно, добрая сударыня, я тебе благодарна за ужин, – ответила, зевая, Забава. – Но «все» звучит как-то слишком всеобъемлюще. Я могу, конечно, что-то сделать, если ты попросишь, но, честно говоря, я устала и хотела бы поспать. Наверное, из благодарности я могла бы помыть тарелку, но у нас этим занимались холопы, и я плохо представляю, как вообще моются тарелки, хотя, несомненно, это крайне интересно, и…