Французский перец

– Лжёт! – жёстко рубит в ответ.

– Выпроводить её за дверь, мсье Пуавр?

– Жильбер, пожалуйста, выслушай меня! – с надеждой смотрю на него.

– Раз уж вы её впустили, то пусть остаётся.

– Хорошо, мсье Пуавр, – экономка выходит.

– Зачем ты пришла? – шипит на меня Жильбер, как только за Бернадет закрывается дверь.

– Я хочу видеть сына.

– Сына? – вскидывает брови. – У тебя больше нет сына.

– Ты не сделаешь этого… – мотаю я головой, в горле застревает влажный ком. – Арно мой сын! Слышишь… он мой!

– Его мать умерла. Ее полуразложившееся тело нашли в лесу. Об этом пишут все утренние газеты, – швыряет на стол «Фигаро». – А кто ты, я не знаю!

– Ты не можешь так со мной поступить…

– Почему же? – он открывает ящик стола и достаёт бумаги. – Вот, полюбуйся!

– Что это? – спрашиваю я на автомате, отлично понимая, что за документ у Жильбера в руках. Моё сердце замирает в ожидании худшего.

– Это?! – ехидно щерится он. – Анализ на совместимость. Сделали по настоянию врачей в израильской клинике. И знаешь, я им благодарен. Оказывается, есть технологии пересадки костного мозга от отца к сыну…

Опускаю глаза, вдруг осознавая, что Жильбер никогда не даст мне увидеться с Арно.

Пуавр молчит, внимательно разглядывая меня. Стою, точно на плахе, цепенея от собственных мыслей. Жильбер ухмыляется и качает головой.

– Ты не женщина, Карин, – выдыхает он. – Ты чудовище. Не уверен, что Арно нужна такая мать, – его слова звучат холодно, словно град барабанит по жестяной крыше. – Уходи и больше не беспокой нас с сыном.

В этот миг мне кажется, что я действительно умерла. Меня больше нет. Зачем мне эта жизнь, если в ней не будет Арно?

Я смотрю на Жильбера, на мужчину, которого когда-то любила. Неужели я когда-то любила этого человека? В его глазах я сейчас вижу только холод презрения. Как я могла его любить? Эта мысль мне кажется непостижимой.

Поворачиваюсь и, ни слова не говоря, выхожу из кабинета. Жильбера бесполезно теперь в чём-либо убеждать. Он непреклонен. Я никогда больше не увижу своего мальчика. Никогда. Это ужасное слово, точно земная кора вмиг треснула, образовав между мной и Арно бездонную пропасть. Я и мой сын. Теперь мы чужие друг другу. «Чужие», – повторяю я про себя. Пьер ошибся, Пуавр не способен простить меня. Он никогда не простит. В нём слишком много ненависти. Он будет мстить за Эммануэля, за Арно. Что мне теперь делать? Все мои кошмары обрели реальные черты. Каменные горгульи Нотр-Дам ожили и ощерились, показав свои клыки. Мир вокруг превратился в геенну огненную. Я задыхаюсь в ней, тону в огненной лаве, пожирающей моё тело. Душа нестерпимо ноет, словно стальные когти раздирают её на части. Эту ноющую боль не передать словами, не заглушить, не успокоить. Даже времени это не под силу. Что я буду делать без своего сына? Что?

Долго брожу по узким улочкам и шумным бульварам. Я бреду, наблюдая будто через мутное стекло кипящую вокруг меня яркую жизнь. Этот праздник. Но разве я смогу когда-нибудь снова радоваться новому дню? Разве во мне ещё осталась та искра, что зажигает глаза, заставляя их блестеть радостью, точно бриллианты? Нет. Сегодня умерло всё, что давало силы жить дальше, бороться за свободу, за своё счастье. Мне это больше не нужно. Я мертва. Уже мертва. Меня больше нет. Драка сделал всё, чтобы Карин Пуавр не стало. «Кто же я теперь? Кто?» – спрашиваю себя и не нахожу ответа. Я сполна заплатила за свои грехи. О, да. Эта плата за очищение моей души. Мой персональный ад, божья кара.

В апартаменты Драка возвращаюсь поздно, когда на улице зажигаются первые фонари. Прохожу в свою комнату и без сил падаю на кровать. Мне плохо настолько, что не хочется даже плакать. Хочется лечь, закрыть глаза и больше никогда не открывать их.

– Карин, – голос Пьера за дверью. Тихонечко стучится. Молчу, раскинувшись на постели в кромешной темноте. – Карин, – осторожно заглядывает внутрь, впуская яркую полоску света. – Как ты, Карин?

Я не хочу сейчас с ним разговаривать.

– Карин, можно я войду?

Хочу сказать, что мне все равно, но язык словно прирос к нёбу и не поворачивается. Не дождавшись моего ответа, Драка заходит в комнату, и садится на кровать рядом со мной.

– Ты была у него? – зачем он это спрашивает, если знает точный ответ? – Не принимай слова Жильбера близко к сердцу. В нём говорит обида.

Поворачиваю к Пьеру голову и долго смотрю.

– Он передумает… Надо просто дать ему время…

– Никогда… – тихо говорю я. – Он сказал, что никогда не позволит мне увидеть Арно.

– О, Карин! – цокает языком. – Я знал, что этим всё кончится. Зачем ты не послушала меня? Я же говорил, что ещё слишком рано…

– Ты что, не слышишь? Он никогда не позволит нам видеться…

– Прошу, не накручивай себя… Ты и он… Слишком много всего произошло. Но это не повод лишать Арно одного из родителей. Вы оба не понимаете – сейчас важнее сделать так, чтобы Арно был счастлив. От этого во многом зависит его дальнейшая жизнь.

– Нет… Он не даст…

– Карин, я обещаю тебе, что поговорю с Жильбером. Я приложу все усилия, чтобы достучаться до него.

– Он никогда не простит меня…

– Простит, вот увидишь. Всё образуется. Ты мне веришь? – Пьер смотрит на меня жалостливым взглядом. Как я могу верить ему после всего, что мне наговорил Пуавр? – Милая моя, любимая моя девочка. Прошу тебя, возьми себя в руки. Надо жить дальше. Жить и надеяться. Всё образуется. Время – самый лучший доктор.

– Пьер… – выдыхаю и печально улыбаюсь, глядя на него. Он склоняется надо мной. Гладит меня по волосам.

– Я обещаю, слышишь? Я сделаю всё, чтобы Жильбер передумал.

– Зачем тебе это? – провожу рукой по его щеке. Оттого, что в эту минуту Пьер рядом, становится легче.

– Я уже устал повторять. Я люблю тебя, Карин.

– Ты не можешь меня любить… Я чудовище… – вспоминаю слова Пуавра.

– Нет, Карин. Ты не чудовище. Ты просто глупая девочка, натворившая столько всего, что теперь не знаешь, как из этого выпутаться, – разглядывает меня. – Я помогу тебе… Вместе у нас всё получится…

– Пьер… Ты такой хороший… Я не заслуживаю твоего сострадания…

– Ну вот опять ты пытаешься решить за нас двоих. Попробуй дать мне шанс. Не старайся сделать всё сама. Доверься мне.

Губы Пьера невесомым поцелуем касаются моих. Он отрывается и смотрит в глаза. В них столько нежности, столько сострадания, столько тоски. Мой милый, милый Пьер. Он всё ещё любит меня, несмотря ни на что. Прощает мне всё, и даже мою нелюбовь.

Драка вздыхает и встаёт с кровати.

– Пожалуй, я пойду к себе. Уже поздно.

– Не уходи, – шепчу я. – Останься.

Он поворачивается и глядит, застыв в нерешительности.