Пески времени

Она яростно отбивалась в попытке сбросить с себя насильника и подняться на ноги, пока тот не закричал:

– Черт бы тебя побрал!

От удара кулаком в лицо девушка откинулась на спину, теряя сознание. Ей показалось, что она возвращается назад, в прошлое. Назад… снова…

Глава 6

Лас-Навас-дель-Маркес, Испания

Ей было пять лет, и в воспоминаниях о том времени фигурировали многочисленные обнаженные незнакомцы, сменявшие друг друга в постели ее матери.

– Все они твои дяди, – объясняла ей мать. – И ты должна их уважать.

Только ни один из этих «дядюшек» не проявлял к ней ни капли тепла: скорее наоборот. Кто-то оставался на одну ночь, кто-то на неделю или месяц, а потом они исчезали. После ухода очередного любовника Долорес Пикьеро сразу же бросалась на поиски нового.

В молодости она слыла настоящей красавицей, и Грасиела унаследовала ее внешность. Даже ребенком она была ошеломляюще хороша: высокие скулы, оливковая кожа, блестящие черные волосы, густые длинные ресницы. Даже совсем детское, ее тело обещало стать невероятно соблазнительным.

С годами Долорес Пикьеро располнела и обрюзгла, а горькие удары судьбы исказили точеные черты ее некогда красивого лица. Растеряв привлекательность, она по-прежнему оставалась легкодоступной и снискала репутацию страстной и опытной любовницы. Мастерство в постели было ее единственным талантом, и она пользовалась им, чтобы ублажать мужчин в надежде удержать их подле себя подольше. Заработка швеи едва хватало на жизнь. Долорес выполняла свою работу настолько некачественно, что ее услугами пользовались лишь те, кто не мог позволить себе кого-то получше.

Собственную дочь она терпеть не могла, поскольку та была живым напоминанием о единственном мужчине, которого она когда-то любила. Долорес без раздумий отдалась красавцу механику, который наобещал ей золотые горы, а когда узнал о ее беременности, тут же испарился, оставив Долорес наедине с зарождающейся в ее чреве жизнью.

Долорес обладала скверным характером и всю свою злобу вымещала на ребенке. Стоило Грасиеле ей чем-то не угодить, как Долорес принималась ее колотить с криками: «Тупица! Вся в отца!»

Девочке было некуда деться от бесконечных побоев и ругани. Просыпаясь каждое утро, Грасиела молила Всевышнего лишь об одном: «Прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы мама сегодня меня не била. Пусть хотя бы сегодня она почувствует себя счастливой, пусть скажет, что любит меня».

В дни, когда Долорес действительно воздерживалась от побоев, она просто не обращала на дочь никакого внимания. Грасиела сама готовила себе еду и стирала одежду. Взяв в школу собственноручно приготовленный завтрак, она говорила учителю: «Сегодня мама испекла мне empanadas[19 - Пирожки с начинкой (исп.).]. Она знает, как я их люблю». Или: «Я порвала платье, но мама его зашила. Она все для меня делает». Или: «Завтра мы с мамой идем в кино».

Эти слова разбивали учителю сердце. Лас-Навас-дель-Маркес городок маленький, в часе езды от Авилы, и, как во всех подобных городках, здесь все про всех знали.

Соседи осуждали образ жизни Долорес Пикьеро, и это отражалось на Грасиеле. Другие родители детям не разрешали с ней играть, опасаясь дурного влияния, так что в школе подругами она так и не обзавелась. Будучи одной из самых способных учениц, она тем не менее получала плохие оценки. Ей было трудно сосредоточиться, поскольку она постоянно испытывала усталость. Учителя говорили ей, что нужно пораньше ложиться спать. Чтобы успешно учиться, следует соблюдать режим дня и хорошо высыпаться.

Грасиела с матерью жили в крошечной двухкомнатной квартире. Девочка спала на кушетке в комнатушке, отгороженной от спальни лишь тонкой, видавшей виды занавеской. Разве могла Грасиела рассказать учителю о непристойных звуках, будивших ее по ночам и не дававших заснуть? Девочке приходилось лежать и слушать, как мать предается утехам с очередным кавалером.

Когда Грасиела приносила домой табель с оценками и мать начинала бушевать: обзывать ее тупицей, дурой, идиоткой, девочка ей верила и изо всех сил крепилась, чтобы не расплакаться.

После уроков Грасиела в одиночестве бродила по узким извилистым улочкам города, среди акаций и платанов, мимо выкрашенных белой краской каменных домов, где жили счастливые семьи. У Грасиелы же отец, братья и сестры существовали только в ее воображении, как и друзья. Симпатичные девочки и привлекательные мальчики приглашали ее на садовые вечеринки, где потчевали вкуснейшими пирожными и мороженым. Эти воображаемые друзья, добрые и любящие, считали ее умной и способной. Когда матери не было поблизости, Грасиела представляла, что в ней все нуждаются, она всем готова помочь, и вела с ними долгие беседы: «Ты не поможешь мне сделать домашнее задание, Грасиела? Мне не очень даются задачи, а ты так легко с ними справляешься». «Чем займемся сегодня вечером, Грасиела? Может, отправимся в кино или в парк или попьем кока-колы». «Мама отпустит тебя к нам на обед, Грасиела? У нас сегодня паэлья». А она каждому отвечала: «Боюсь, ничего не получится. Маме очень одиноко, когда меня нет рядом. Знаете, ведь, кроме меня, у нее никого нет».

По воскресеньям Грасиела просыпалась рано и, стараясь одеться как можно тише, чтобы не разбудить мать и очередного дядю в ее постели, отправлялась в церковь Святого Иоанна Крестителя, где отец Перес рассказывал о радостях жизни после смерти и сказочной жизни в Царстве Христовом. Слушая святого отца, девочка мечтала: вот бы поскорее умереть и встретиться с Иисусом.

Отец Перес, привлекательный сорокалетний мужчина, приехав в Лас-Навас-дель-Маркес, стал помогать всем: богатым и бедным, больным и здоровым. В городке не было ни одной тайны, в которую он не был бы посвящен. Отец Перес постоянно видел девочку в церкви и был наслышан о бесконечной веренице мужчин, сменявших друг друга в постели ее матери. Такие условия жизни совсем не подходили юному созданию, однако никто не мог ничего с этим поделать. Священник искренне недоумевал, как Грасиеле удается со всем этим справляться: добрая и милая, она никогда ни на что не жаловалась.

Каждое воскресное утро она появлялась в церкви в чистой опрятной одежде, которую, как догадывался священник, стирала и латала сама. Он знал, что дети в городке сторонятся Грасиелы, и при мысли об этом его сердце обливалось кровью. Святой отец взял за правило проводить с ней некоторое время по окончании воскресной службы, а когда выдавалась свободная минутка, водил ее в небольшое кафе, чтобы угостить мороженым.

Зимой жизнь Грасиелы становилась еще более тоскливой, однообразной и удручающей. Лас-Навас-дель-Маркес располагался в долине, окруженной со всех сторон горами, и из-за этого зима здесь длилась целых шесть месяцев. Пережить лето было гораздо легче, ведь в это время года в городок стекались туристы, наполняя его смехом и танцами. С ними все вокруг оживало. Туристы собирались на площади Мануэля Дельгадо Барредо возле небольшой эстрады, чтобы послушать оркестр или полюбоваться на местных жителей, отплясывавших сардану – старинный национальный танец каталонцев. Босые, в яркой одежде, они грациозно двигались по кругу, взявшись за руки. Грасиела любила смотреть на туристов, расположившихся в придорожных кафе, чтобы выпить аперитив, прогуливавшихся по pescaderia[20 - Рыбный рынок (исп.).] или что-то покупавших в аптеке. В час дня туристы заполняли местный винный погребок, потягивали вино и закусывали морепродуктами, оливками и чипсами.

Но более всего Грасиеле нравилось наблюдать вечерами за paseo[21 - Прогулка (исп.).]. Юноши и девушки прогуливались небольшими группками по главной площади. Парни поглядывали на девушек, но их родители, а также бабушки с дедушками зорко наблюдали, как бы чего не вышло, сидя за столиками в небольших уличных кафе. Все это было частью традиционного свято соблюдаемого ритуала смотрин. Грасиеле ужасно хотелось принять в нем участие, но мать запрещала.

«Хочешь стать шлюхой! – бушевала Долорес. – Держись от парней подальше. Все они хотят от тебя только одного. – И горько добавляла: – Знаю по собственному опыту».

Если днем жизнь Грасиелы можно было считать более-менее сносной, то ночи превращались в настоящее мучение. Из-за тонкой занавески, разделявшей их с матерью кровати, до слуха девочки доносились громкие стоны, звуки возни, тяжелое дыхание и сопение, сопровождаемые непристойностями и непечатными словами.

Грасиеле не было и десяти лет, а она уже знала почти все неприличные слова, что есть в испанском языке. Их то произносили шепотом, то выкрикивали со стонами и дрожью в голосе. Возгласы страсти вызывали у Грасиелы отвращение и в то же время пробуждали в теле странное томление.

Когда девочке исполнилось четырнадцать лет, в их доме поселился мавр. Таких огромных мужчин ей еще не доводилось видеть. Его иссиня-черная кожа лоснилась, голова была обрита наголо, широченные плечи, мощный торс вызывали страх, как и громадные ручищи. Мавр появился в их доме посреди ночи, когда Грасиела спала, поэтому увидела его она только утром, когда он отдернул занавеску и, совершенно голый, прошел мимо ее кровати в уборную на улицу. Взглянув на него, Грасиела едва не вскрикнула от ужаса: каждая часть его тела была поистине исполинских размеров, – и подумала: «Он же убьет мою мать».

Мавр уставился на нее:

– Так-так. И кто это тут у нас?

Выскочив из постели, Долорес Пикьеро загородила собой Грасиелу и коротко бросила:

– Моя дочь.

Волна стыда накатила на девочку при виде голой матери рядом с мавром, но тот лишь улыбнулся, сверкнув красивыми ровными белоснежными зубами.

– Как тебя зовут, guapa?[22 - Красотка (исп.).]

Однако нагота мавра настолько смутила девочку, что она лишилась дара речи.

– Ее зовут Грасиела. Она туповата.

– Зато настоящая красавица. Наверняка и ты в молодости была не хуже.

– Я что, сейчас старуха? – огрызнулась Долорес и повернулась к дочери: – Одевайся, иначе в школу опоздаешь.

– Да, мама.

Мавр не отрывал взгляда от девочки.

Долорес взяла его за руку, кокетливо произнесла:

– Идем в постель, querido[23 - Дорогой, любимый (исп.).]. Мы еще не закончили.

– Позже, – отмахнулся мавр, пожирая глазами Грасиелу.

Мавр поселился в доме Долорес, и каждый день, возвращаясь из школы, Грасиела молилась, чтобы он ушел. По каким-то непонятным причинам он вселял в нее ужас. Он был с ней вежлив и не пытался приставать, и все же каждый раз при мысли о нем Грасиелу охватывала дрожь.

А вот с ее матерью он обращался иначе. Целый день мавр проводил в пристройке, напиваясь до беспамятства, и забирал все заработанные Долорес деньги. Иногда ночью Грасиела слышала, как во время совокуплений с матерью мавр ее поколачивал, и поутру Долорес выходила из спальни с синяком под глазом или рассеченной губой.

– Мама, почему ты все это терпишь? – как-то не выдержала Грасиела.

– Ты все равно не поймешь, – угрюмо буркнула Долорес. – Он настоящий мужчина, не такая мелочь, как другие. Он знает, как доставить женщине удовольствие, к тому же безумно в меня влюблен.

Грасиела в это не верила: мавр попросту использует ее мать, однако спорить не осмеливалась, поскольку панически боялась гнева Долорес. Когда та пребывала в гневе, ее словно охватывало безумие. Как-то раз она даже гонялась за Грасиелой с кухонным ножом, потому что та посмела налить чаю одному из «дядь».

Как-то воскресным утром Грасиела поднялась пораньше, намереваясь одеться поприличнее, чтобы идти в церковь. Ее мать ушла еще затемно: нужно было отнести готовые платья клиенткам. Но только Грасиела сняла ночную сорочку, занавеска отодвинулась, и перед ней возник мавр, совершенно голый.

– Где твоя мать, guapa?