Объятия незнакомца

Теплыми. Никогда прежде она не замечала, чтобы его взгляд светился такой теплотой.

Стоит им чуть придвинуться друг к другу…

Он отодвинулся, и она не успела завершить эту мысль.

– Ну и хорош же я, нечего сказать. Ты только начала есть, а я отвлек тебя, – сказал он с улыбкой. Отбросив в сторону смятую оберточную бумагу, он протянул ей бокал. – Выпей, дорогая. Ты почти не дотронулась до вина.

Глава 8

Прошел час, а вино все еще не подействовало.

Макс полулежал, прислонясь к стволу дерева, лениво подливая в свой бокал густой темно-красный напиток. Он выжидал. Не надо торопить события. Он все предусмотрел – сейчас она очарована атмосферой лунной ночи, она всецело доверяет ему. Она пьет вино – уже целый бокал, – и даже предположить не может, какова же истинная цель этого столь романтического ужина. Еще немного терпения.

– Мари, не желаешь ли партию в вист? – небрежно спросил он.

Она раскованно лежала на одеяле лицом вверх, подложив под голову его свернутый жилет. Он был галантен – когда ей захотелось прилечь, он без колебаний скинул его и предложил даме.

– Не-а. – Она расслабленно зевнула. – Станет с меня и трех проигранных партий.

И рассмеялась.

Ее смех проникал ему в самую душу, заставлял трепетать сердце и доводил до исступления. Весь вечер он пытался не обращать на это внимания, сосредоточиться на вещах более практических.

К сожалению, одну серьезную ошибку сегодня он все-таки допустил. Платье. Он всерьез полагал, что скромное платье поможет ему не замечать ее прелестей.

Он выбрал самое простое, цвет его совсем не подходил ни к ее волосам, ни к глазам, и такого покроя, чтобы оно прикрывало ее с шеи до пят, из грубой безмолвной хлопчатобумажной материи.

Но ее лицо, ее фигура сделали этот наряд таким же очаровательным, как любой другой из ее гардероба.

И мало того, под этой юбкой экономный портной не предусмотрел фижм, поддерживающих ткань и иллюзию светских приличий. И грубая хлопчатка отлично подчеркивает естественную округлость ее бедер. Плавность их линий, их мягкость, о которой можно только догадываться, скрытые под бледно-голубой тканью, тревожат его воображение. Он не может отделаться от желания протянуть руку, погладить их…

– Знаешь, Макс, мне решительно не нравится это имя.

– Какое? – Он отогнал фривольные мысли. – Мое?

– Нет, не твое. – Она повернулась на бок и, разнеженно улыбаясь, смотрела на него. – Мне не нравится мое имя. Мари.

Сдерживая участившееся дыхание, он улыбнулся ей в ответ:

– Имя есть имя. Его не изменишь.

– Но это имя той, прежней Мари. Оно такое… простое. – Она зевнула. – И невыразительное.

– И скучное.

– Ну да. – Она сонно поморгала. – Я так рада, что ты понимаешь меня. Может быть, меня называли как-нибудь еще? Вот Нанетта называет своего мужа мой патиссончик. Она говорит, что это… прозвище.

– Вообще-то, патиссон это маленький кабачок. Но она зовет так мужа от избытка нежности.

– Хм. Я бы, пожалуй, не стала откликаться на какое-нибудь овощное прозвище. – Она задумалась, чуть нахмурившись и теребя в пальцах цепочку. – Хотя, например, Морковка звучит не так уж скверно. По крайней мере, более колоритно, чем Мари.

– Я могу называть тебя Спаржей, – с серьезной миной на лице сказал он. – Или Петрушкой.

Она посмотрела на него, и ее губы дрогнули в усмешке.

– А можно Зеленые бобы в чесночном соусе.

– Звучит не только колоритно, но и ароматно.

– Да. Как и Рокфор Он сдержал улыбку.

– Но не так ароматно, как Свиной паштет с сардинами.

– Можно короче. Просто Паштет.

– Или Сардина.

– А как тебе нравится Телячье бедрышко с трюфелями? Макс, не выдержав, тряхнул головой и рассмеялся. Мари тоже было захохотала, но тут же зажала рукой рот, словно вспомнив, что даме не подобает смеяться слишком откровенно.

– Ну, и какие еще прозвища ты придумаешь для меня? – спросила она, хихикая в ладонь.

Он на секунду задумался.

– Честно говоря. Мари, я оставил бы все как есть. В том числе и твое имя.

Ее продолжал разбирать смех, но неожиданно для себя она вдруг икнула.

– О Боже… Похоже, я выпила слишком много вина.

– Вот и хорошо. Крепче будешь спать, а утром и не вспомнишь об этих дурацких прозвищах.

Упоминание о вине вернуло его к действительности. Улыбка слетела с его лица.

Мари тем временем перевернулась на спину, направила лупу на круглый лик луны и, не обнаружив там ничего, вызывающего тревогу, удовлетворенно вздохнула.

– Мари, – медленно начал он. – Как ты себя чувствуешь? Сыта ли ты?

– Да. Больше в меня уже ничего не влезет, – утомленно ответила она и уронила на грудь руку, продолжавшую сжимать серебряную ручку стекла. – Почему-то ужасно хочется спать. Не понимаю почему… Я ведь проспала весь день.

– Ничего удивительного. Обильная еда и теплый вечер навевают сон.

– Угу, – согласилась она, принимая это объяснение с такой же готовностью, с какой часом раньше приняла из его рук бокал с вином.

Через секунду ее веки смежились.

Но он продолжал сидеть, не двигаясь, чтобы она немного отдохнула, а снотворное подействовало. Прежде чем начать допрос, он должен убедиться, что она целиком находится во власти наркотика.

Его взгляд задержался на хрустальном бокале, одиноко лежащем на покрывале. Рядом с вазой, в которой стояли белые розы, его мерцающие серебристые грани казались такими же холодными и бесчувственными, как лик луны в небесах.