Пленный лев

– Бенедикта, добрая сестра, – сказал Малькольм, – предупредите, пожалуйста, мать игуменью, что Малькольм Стюарт Гленуски явился сюда от имени короля и просит дозволения видеть ее и девицу Лилию.

– Лорд Малькольм! Леди Лилия! Святая Эбба, смилуйся над нами! – закричала растерянная привратница и побежала в глубь монастыря.

Патрик начал усиленно стучаться, точно он хотел выломать ворота. Малькольм прислонился к ним, бледнея; томимый страшным предчувствием, он боялся минуты, когда они растворятся вновь.

Привратница наконец вернулась со связкой ключей и начала переговоры:

– Вы действительно лорд Малькольм? Правда ли это?

– Да почему же нет? – спросил Малькольм с нетерпением.

– Нам сказали, что вы убиты, – пояснила привратница, впуская их и ведя через дверь в приемную, где их ожидала мать игуменья, Аннамель Граммонд.

– Господа, что это за несчастная ошибка!

Таков был возглас, которым их встретили. Но Малькольм прервал всякие приветствия и настойчиво спросил:

– Где же моя сестра?

– Как – где? Под охраной святой Гильды, в Уисби, по повелению короля.

– Короля! – закричал Малькольм. – Да мы только что с ним расстались! О, что же это за гнусная измена!

– Лорд Малькольм, это вы? И сэр Патрик тоже? Как же нам сказали, что вы оба умерли?

– Это низкая ложь, добрая матушка! – отвечал поспешно Патрик. – Ложь, придуманная для несчастья ее… моей…

Он не мог окончить фразу, и Малькольм начал умолять игуменью разъяснить им все произошедшее.

Они узнали, что год тому назад до капеллана Холдингхэмского монастыря дошли некоторые вести через посланников от сэра Джона Сулитона. По этим донесениям сэр Патрик Драммонд, раненный при падении с коня, остался в одной французской деревушке, разоренной англичанами, и неминуемо должен был быть повешенным или сожженным неприятелем. Подобный вывод был весьма естествен, и в нем нельзя было заподозрить злого умысла со стороны доносчика.

В то время как Лилия оплакивала гибель своего жениха, от приора Дрэкса было получено ужасное известие, слышанное им из уст самого герцога Олбени, будто Малькольм Стюарт Гленуски был зарезан в Венсенском лесу. И этот ложный слух мог себе легко объяснить Малькольм: он среди своих противников слышал шотландский акцент, и хотя из национального самолюбия не упомянул герцогу Бедфордскому об этом обстоятельстве, но все-таки признал некоего М’Кая, враждовавшего со Стюартами и ведшего самую беспорядочную жизнь. Он тут же подумал, что человек этот был подкуплен и он-то, по возвращении своем, объявил об успехе предприятия.

– Через несколько недель, – продолжала игуменья, – два монаха, сопровождаемые стражей, приехали из Холдингхэма, и заявили о желании короля Джеймса увезти леди Лилию в монастырь Уисби, настоятельница которого обещала принять и беречь молодую девушку до тех пор, пока его королевское величество не распорядится ее судьбой. Лилия была в отчаянии; думала, что весь свет ее бросил, и боялась покинуть Святую Эббу и лишиться того участия, что оказывали ей там; но игуменья сомневалась в своей силе охранить девушку от нападений Уолтера Стюарта, тем более что она считала ее богатой наследницей; желая, кроме того, предохранить вверенный ей дом от преследований, которые бы навлекло ее заступничество, игуменья с радостью приняла повеление короля и сама торопила Лилию с отъездом. С тех пор в монастыре не видели обоих монахов, Симона Белля и Рингана Джонстона, но полагали, что они в Дурхэме. Впрочем, Малькольм, знавший в лицо брата Симона, был уверен, что его там нет.

Опасность была велика. Он не мог предполагать в Лилии величия души и твердости Эклермонды; свободная после смерти жениха, она уже не могла иметь прежних отговорок; предоставленная самой себе, своему горю, она могла, наконец, сломиться под игом, державшим ее в заключении, а с Уолтером Стюартом было тягаться труднее, чем с самим Бомондом Бургундским!

Все эти мысли толпились в голове Малькольма. Повсюду он видел опасность, неизвестность и в отчаянии прислонился к спинке стула; мысли его все более и более путались; он слышал, точно во сне, рыдания и стоны сестры… отчаянные, неистовые крики Патрика, старания игуменьи утешить и успокоить несчастного рыцаря! Голова его кружилась от ужаса, но вдруг среди стонов раздался сладкий голос, и следующие слова кротко и нежно донеслись до его слуха:

– Теперь я буду молиться за вас и вашу сестру!

Потом к этим словам присоединилось пение молитвы: «В скорби прибегаем к Тебе, Господи!» Затем крики постепенно смолкли, два голоса пели хвалебную песнь Христу, и в это мгновение Малькольм очнулся и узнал голос Патрика, говорившего:

– Я пойду искать ее по всем замкам Шотландии!

– Стой, Патрик, – сказал Малькольм, вставая. – Этот святой долг лежит на мне!

– На тебе? Но ты бледен как полотно, бедный друг мой, и падаешь в обморок, слушая об этом происшествии. Тебе ли искать ее? Да что ты? Одумайся!.. – И Патрик горько усмехнулся.

– Да, Патрик, у меня хватит на это силы, – сказал Малькольм. – Мой долг отыскать Лилию, а не твой. И Господь даст мне мужество исполнить его!

Патрик резко его перервал:

– Ни люди, ни черти не в состоянии меня убедить, что долг этот лежит не на мне!

– Ты еще пленник короля… – продолжал Малькольм с возрастающей энергией. – Ты связан словом вернуться к нему, и эти известия должны быть тотчас же переданы ему.

– Всякий конюх может это исполнить.

– Да… но не так скоро и точно, как ты! Еще раз повторяю: долг воспрещает тебе пускаться в опасности, как бы ты того ни желал.

– А честь не дозволяет мне пускать тебя, Малькольм, одного в волчью пасть.

– Ведь я не тот слабый, глупый мальчик, что был прежде, – отвечал Малькольм, – и в студенческом платье я в безопасности пройду туда, куда нет доступа тебе с копьем и латами! К тому же я так изменился, что меня никто и не узнает… Не так ли, матушка?

– Конечно, – отвечала игуменья.

– Ученик – добыча ничтожная!.. Никто на него не обратит внимания; а приют он найдет и в замках и в монастырях. Я хочу попытаться узнать в Холдингхэме, куда делись оба монаха, и напасть на их след.

Но Патрик задрожал от бешенства, слыша это намерение… ему следовало бы, по крайней мере, сопровождать брата и беречь его, – как он и поклялся в том старику отцу, – говорил он.

Но, поразмыслив немного, он убедился, что путешествие вдвоем навлекло бы подозрение на Малькольма и испортило бы весь план. Он понял, что ему лучше наводить справки, пока король, снова вступивший на трон, не будет вынужден вмешаться во имя силы своей и правосудия. Убеждения Малькольма относительно данного им слова тоже произвели свое действие; он понял свое бессилие в этом деле и, боясь неудачи, согласился отпустить Малькольма одного на поиски сестры; сам же он решил вернуться к королю и проездом убедиться, что Лилии нет в Уисби. Братья с грустью расстались, и один только Малькольм осмелился проговорить несколько слов о надежде!

Глава VII. Студент-бродяга

Студенты-бродяги ныне существуют только в Ирландии или в Британии… Даже название это исчезло с тех пор, как школьные учителя получили оседлость и содержание от государства. В Средние же века их можно было встретить во всех странах Европы. Молодые люди, в которых школы и монастыри развили жажду учения, могли удовлетворить ее только в университетах. Тогда для них начиналась странная, кочевая жизнь, полная приключений и случайностей. Они то пели, пользуясь подаянием, то давали уроки, то зарабатывали деньги в состязаниях ума и знаний, то унижались до постыдных услуг… словом, вели жизнь, с одной стороны, вполне дикую, а с другой – высокоумственную. Переходя таким образом из одного университета в другой, высасывая, так сказать, все соки из них, они нередко достигали высших ученых степеней.

Малькольм был студентом – вернее, оксфордским бакалавром, хотя Оксфорд и Кембридж были, может быть, единственными университетами, в которых еще не появлялись шотландцы, так как все места их были заняты ирландцами.

Нелегко было Малькольму начать одному такое предприятие; ему, которого до сих пор так холили и оберегали! Но тревога и боязнь за сестру преодолели всякое колебание. Когда он надел свое черное платье бакалавра и ремнем привязал за спину мешок с книгами и бельем, его бледное, умное лицо так походило на лицо бедняка-бродяги, что в этом жалком студенте Патрик едва узнал Малькольма.

Когда на перекрестке Драммонд со своим отрядом свернул на дорогу к Варвику, а Малькольм направился к монастырю, последний чувствовал себя сильнее и решительнее первого. Малькольм, простившись с Патриком, не тотчас пошел в монастырь, а выждал, когда исчезли в отдалении путники и он остался один. Тогда он встал на колени и, с жаром перебирая четки, стал молить Бога о заступничестве. Когда же солнце, спускаясь по небосклону, озарило его своими последними лучами и напомнило, что следует позаботиться о ночлеге, Малькольм смочил свое платье грязноватой водой из лужи, чтобы снять с него блеск, взял в руки книгу и направился к монастырю, напевая латинские стихи, что тогда было в большем употреблении.

Проходя по полю, он встретил за оградой монастыря крестьян, загонявших стадо.

Один из монахов, старый, с атлетическими формами, похожий на фермера нашего времени, ускорил шаги и, догнав его, приветствовал следующими словами:

– Бог в помощь, юноша! Вы идете просить в монастыре пищи и ночлега?

Малькольм знал доброго весельчака, брата Николаса, и, не откинув капюшона с головы, сказал:

– Salve, reverende frater. Venio de Lutetia Parisiorum[2 - Приветствую вас, преподобный брат. Я приехал из Парижа (лат.).].

– Брось ты свою латынь, юноша, – сказал брат. – Говори прямо и без боязни, если у тебя шотландский язык во рту и ты его не оставил в далеких чужеземных краях.

– Я бы очень был вам благодарен, святой отец, – сказал Малькольм, – за ночлег и ужин.

– Вот так-то лучше, – отвечал монах – болтун, но добрый малый, исполнявший в монастыре обязанности эконома. – Как ваше имя, друг мой?