Одержимый

Сама Анаис всегда хотела только Линдсея, одного Линдсея. И плевать на его проклятый титул! Она страстно желала этого человека. Своего друга детства, выросшего в сильного мужчину, отличающегося хорошей репутацией и интеллектом. Мужчину, который не был легкомысленным бездельником, только и ждущим, когда же к нему перейдут титул и наследство.

Линдсей был для нее кем-то неизмеримо большим, чем просто виконтом и перспективным наследником титула маркиза.

– Когда ты дуешься, мой ангел, каждый мужчина смотрит на тебя, желая смахнуть поцелуем печаль с этих прекрасных губ.

Ну как могла Анаис или любая другая женщина устоять перед ним? Обладавший мрачной, темной красотой, Линдсей являл собой все, что молодая женщина мечтает найти в мужчине. Высокий, широкоплечий и мускулистый, он умудрялся передвигаться с грациозностью хищника, которая неизменно приковывала взгляд каждой женщины и вызывала ее живой интерес. Одежда Линдсея была безукоризненно чистой и скроенной просто великолепно, словно специально для того, чтобы подчеркнуть его мощные плечи и безупречно стройные ноги. Волосы Линдсея были оттенка оникса, и он носил их длинными, до плеч, где пряди распадались неукротимыми волнами – Анаис едва могла противиться желанию запустить в них пальцы! Его глаза, цвета ирландского мха, обрамляли длинные черные ресницы – и для чего такая роскошь мужчине? Линдсей был красив, его облик отвечал идеальному представлению о погруженном в раздумья поэте. Но благодаря этим длинным волосам и греховному изгибу его рта, который обычно скрывался за отросшей за ночь щетиной, Линдсей напоминал Анаис не поэта, а падшего ангела, из породы тех, кто способен соблазнить любую женщину одной неосторожной улыбкой или случайной вспышкой глаз.

Именно это делало Линдсея таким очаровательным. В нем причудливо соединялись романтическая чувствительность и мощная аура порочной мужественности. Одна часть Линдсея словно была создана для романтичной девушки, другая взывала к зрелым женским потребностям, которые Анаис так тщательно от него скрывала.

Ее взгляд блуждал по рукам Линдсея, длинным, утонченным, артистическим. Она затрепетала, представив, как эти прекрасные руки ласкают ее тело, а его губы… Боже праведный, Анаис не могла смотреть на эти твердые губы и не дрожать при мысли о том, как они целуют каждую частичку ее тела!

Неудивительно, что Мэри положила на него глаз. Сама Анаис никак не могла заставить себя отвести взгляд от этого благородного профиля и перестать воображать, каким должен оказаться Линдсей под его жилетом и пиджаком. Наверняка она этого не знала, но тем не менее нисколько не сомневалась: то, что скрывается под одеждой Линдсея, было столь же совершенно-прекрасным, как и его лицо.

Анаис не сомневалась и в том, что, раздели она ложе с Линдсеем, это ощущение оказалось бы необыкновенным, ярким – несравнимым с тем, что можно было фантазировать, доставляя самой себе чувственное удовольствие. Словно прочитав мысли Анаис, Линдсей взглянул на нее: его глаза горели, уголки губ приподнялись в загадочной улыбке.

Да, он грешный! Настоящий распутник. Как бы Анаис сейчас хотелось, чтобы Линдсей наклонился к ней и принялся нашептывать на ухо все эти порочные вещи, которые еле слышно произносил в ее мечтах… Очнувшись от смелых фантазий, Анаис с усилием глотнула и разрушила магию устремленного на нее взгляда лучшего мужчины на свете.

Анаис отвела взор, опустила глаза и, не слишком доверяя комплиментам, вновь решилась взглянуть в лицо Линдсея. В его глазах не было ни намека на желание поддразнить. Никакой улыбки.

– Ты пытаешься мне льстить, – отозвалась Анаис, украдкой взглянув на Мэри Грантворт. Та бесстыдно наблюдала за ними, буквально сочась ядом.

– Нет, Анаис. Я не сказал бы тебе ни одного лживого слова. Ты ведь знаешь это.

Конечно, Анаис знала. В конце концов, они были друзьями. «Друзья» – это безобидное определение начинало смыкаться вокруг ее шеи, подобно петле. Анаис не хотела дружить с Линдсеем. Она жаждала большего. Отчаянно желала тех же самых вещей, о которых грезила. Тех же самых чувств, что струились сквозь тело, когда она ублажала себя, мечтая о его прикосновениях.

Ощутив, как зарделось ее лицо, Анаис поспешила снова отвести взгляд. Если бы Линдсей знал, какие мысли о нем терзают давнюю подругу! И как эротичны, как непристойны, нескромны были эти мысли – узнай Линдсей о них, и пулей унесся бы от Анаис, только и след простыл!

Возможно, Линдсей действительно не мог ей лгать – только вот его слова определенно ничего серьезного не значили. Он сделал комплимент лишь для того, чтобы проявить доброту, поддержать подругу. Анаис явно не стоит воспринимать его слова как нечто большее – точно так же, как и двусмысленную сцену в гостиной, участниками которой они стали. Она не должна думать об этом как о чем-то важном, вспоминая, как Линдсей крепко прижался к ней, как его губы задержались над ее рукой и как он, казалось, глубоко, всей грудью вдыхал аромат ее духов.

Нет! Она была в плену своих фантазий, мечтала о несбыточном, хоть на мгновение позволяя желаниям, обуревавшим ее по ночам, стать реальными. Линдсей не желал ее с той страстью, которую она испытывала к нему.

– Милорд, вы собираетесь посетить сельскохозяйственную ярмарку, которая пройдет на следующей неделе в Блэкпуле? – спросила Мэри Грантворт, отвлекая внимание Линдсея от лица Анаис.

– Я не думал об этом, леди Мэри.

– Нет? Вам следует там побывать. Мой дядя собирается участвовать в этой ярмарке, представит на суд публики своих бельгийских теплокровных лошадей. Насколько я знаю, он планирует продать несколько жеребцов. А поскольку вы известны в городе как самый умелый наездник, точно так же, как и ценитель плоти…

– Плоти? – переспросил Линдсей, озадаченно подняв бровь.

Мэри покраснела – это было мило, но отнюдь не невинно.

– Ценитель конской плоти, лорд Реберн. Я подумала, что вас, возможно, заинтересует продажа этих жеребцов, ведь вы так увлеклись программой племенной работы здесь, в Бьюдли. Во всяком случае, я предположила, что именно это вы подразумевали, когда говорили о разведении скакунов во время нашей прогулки на прошлой неделе.

Ожидая ответа Линдсея, Мэри стрельнула в Анаис полным триумфа взглядом с противоположной стороны стола. Со строгим, граничащим с невежливостью поклоном Линдсей сосредоточил внимание на своей тарелке и лежавшем там куске говядины на косточке. Он не удостоил ответом вопрос Мэри, и Анаис заметила, как на красивое лицо соперницы набежала темная грозная туча.

Аппетит тут же покинул Анаис. Пища просто отказывалась лезть в рот – только не сейчас, когда все внутри переворачивалось от волнения. Анаис из последних сил пыталась сохранить самообладание, вернуть внутреннее спокойствие, нарушаемое беспорядочными мыслями, стремительно мелькавшими в голове. И как раз в то самое время, когда Анаис решила, что вот-вот сойдет с ума от этих мыслей, она почувствовала нежнейшее, ласкающее прикосновение к своей руке, лежавшей на ее колене под столом. Кисть Анаис погладили один раз, потом другой… Волнительное покалывание пробежало вверх по руке, заставляя кожу покрываться мурашками. Кто-то продолжал ласкать кисть Анаис, мягко продвигаясь все выше, пока чьи-то пальцы не обернулись вокруг ее запястья.

Линдсей.

Анаис подняла взор на желанного мужчину, заметив, как потемнели его глаза, как многозначительно он смотрел на нее. Потом Линдсей взял ее руку в свою, переплел их пальцы и положил две сцепленные кисти себе на бедро. Свободной рукой он неспешно провел по суставам Анаис и просматривавшимся под ее кожей венам – это было так нежно, что она начала дрожать.

Это была самая чудесная, самая эротичная ласка, которую когда-либо заставляли чувствовать Анаис. Держаться за руки и прикасаться друг к другу под накрытым к ужину столом, сидя в окружении двух дюжин гостей, – это казалось проявлением в высшей степени скандального, порочного поведения.

– Я хочу поцеловать твои губы, – тихо сказал Линдсей Анаис, лишь ей одной, и его пристальный взгляд скользнул вниз, к ее рту. – Я хочу, чтобы ты вся принадлежала мне, только мне, – с нажимом добавил он. – А ты хочешь этого, Анаис? Хочешь остаться со мной наедине?

Линдсей выпустил тонкую руку, положив ее на колено Анаис, и его пальцы легонько пробежали по бедру подруги. Анаис едва могла думать, она потеряла способность дышать, когда рука Линдсея неумолимо заскользила дальше, ближе к вершине ее бедер.

– Ты будешь со мной, Анаис? – Он поднялся со стула, осторожно убирая свою руку, чтобы никто не смог ненароком ее увидеть. Линдсей провел ладонью по тафте платья Анаис – медленно, словно дразня. Он плавно наклонился вниз, притворяясь, будто тянется за своей салфеткой, но вместо этого улучил момент и зашептал Анаис на ухо. – Приходи ко мне.

После этого Линдсей выпрямился, принес свои извинения и вышел из-за стола. А трепетавшая Анаис наконец-то смогла перевести дыхание. «Приходи ко мне…» – эти простые слова беспокойно крутились в ее сознании следующие полчаса.

Глава 2

Голубые глаза сверкнули в сторону Линдсея из-за пелены вьющихся золотистых волос. Губы Анаис приоткрылись, дразня его своей невинностью. Взгляд Линдсея скользнул по этим красным пухлым губкам, выразительно говорящим ему о греховных наслаждениях, которые скрываются за этими манящими вратами. Сладостная, милая чистота, смешанная с запретной чувственностью.

Она была леди до мозга костей. Его подруга детства, хотя уже и не ребенок. Анаис была женщиной – она обладала разумом женщины, телом женщины. Но ощущала ли она сексуальное желание, свойственное женщине? Жаждала ли она его? Позволила бы Линдсею утолить ноющее, мучительное вожделение – то самое проклятое вожделение, что терзало его изнутри на протяжении долгих лет?

То, как они коснулись друг друга, их переплетенные руки, спрятанные под столом, сказали Линдсею, что Анаис могла бы только приветствовать его ухаживания. Линдсей чувствовал, как она трепетала, когда его ласки становились все более откровенными. Истолковать его намерения ошибочно было просто невозможно. Он больше не скрывал, чего хотел на самом деле.

– Ты отстаешь, Линдсей! – окликнула Анаис, обернувшись через плечо и взглянув на спутника через свои длинные локоны, которые спадали волнами и развевались на холодном вечернем ветру. – Тебе не следовало ехать на этой гнедой лошади. Теперь я обгоню тебя по дороге к конюшне, и ты проиграешь в нашем пари! – смеясь, воскликнула Анаис. Пришпорив свою кобылу, наездница склонилась над седлом, и сочные, пышные ягодицы метнулись вверх, когда их обладательница лихо поскакала вперед.

Страстное желание спазмом сковало живот Линдсея, когда его взгляд принялся бродить по соблазнительным округлостям форм Анаис. Наверное, ему следовало остаться в Лондоне, по-прежнему прятаться в притоне Чана для курильщиков опиума, будоража сознание всеми этими распутными желаниями. Но, по правде говоря, Линдсей больше не мог держаться на таком расстоянии от Анаис Дарнби, его влекло к ней, будто бабочку к огню.

Знакомая ноющая боль желания разлилась внутри, и Линдсей сжал уздцы обтянутыми перчатками руками, подгоняя свою лошадь, чтобы сократить дистанцию до Анаис.

Он не должен был предлагать эту вечернюю прогулку верхом, никогда и ни за что! Не должен был распалять себя, прикасаясь к ней под столом. Черт возьми, ему следовало понимать, что не стоит просить Анаис сопровождать его! Линдсей прекрасно это понимал. Он не мог отвести взгляд от подруги детства на протяжении всего ужина. Внимательно наблюдал, как она ела, изучал эротическую игру ее языка на губах, на вилке. Линдсей никак не мог побороть страстное желание на протяжении всего этого проклятого ужина, он жаждал обладать Анаис! Глядя на нее, он чувствовал унизительную эрекцию, его кровь кипела от навязчивой идеи стать для Анаис больше чем просто другом. Черт побери, он должен был осознавать, что эта скачка сломя голову через лес не успокоила бы опасного желания, бурлящего в его венах…

Анаис снова оглянулась на него через плечо, ее глаза расширились от удивления, когда она увидела, как стремительно Линдсей настигает ее, уже практически наступая на пятки, готовясь обогнать ее кобылу. Дерзкая наездница улыбнулась, принимая вызов, и его кровь закипела еще сильнее.

Линдсей терял способность думать, когда она смотрела на него вот так, словно опытная соблазнительница с надутыми, умелыми губками. Анаис была его другом – его лучшим другом. Линдсей дорожил этой легкой, гармоничной дружбой – ведь это такая редкость! То, о чем он так долго грезил, чего так неудержимо желал, могло раз и навсегда разрушить теплые дружеские чувства, которые питала к нему Анаис.

Но Линдсею требовалось – отчаянно, до исступления – отведать хотя бы один кусочек наслаждения, которое она могла ему дать. Всего один кусочек. Один простой, запретный кусочек…

Ах, Линдсею следовало бы подумать о кольце, которое он оставил в своем логове удовольствий! Поразмыслить над тем, что он должен предложить руку и сердце перед тем, как их отношения зайдут слишком далеко. В конце концов, Анаис была леди, а не какой-то дамой полусвета. А Линдсей был джентльменом, знавшим, как обращаться с истинной леди. Правда, в этот момент он мог думать лишь о том, как хочет Анаис – сильно, сладострастно…

Конюшня теперь маячила в поле зрения, и лошадь под седлом Анаис на полной скорости, галопом неслась к открытым дверям. Сердце Линдсея неистово колотилось. Так было всегда, когда он ездил верхом. Но его волнение объяснялось не только безумной скачкой. Линдсея будоражили запретные желания, его сердце замирало, стоило подумать о возможной метаморфозе отношений с Анаис – о превращении невинной дружбы в глубоко сокровенный, интимный момент взаимного наслаждения. Перед мысленным взором он явственно видел гладкую, горящую страстным румянцем кожу. Припухлые губы, приоткрытые от блаженства. Ее пальцы, вонзающиеся в его плечи, когда переплетаются их тела, горящие и искрящиеся вожделением… Да, именно этого он так настойчиво хотел – взаимного экстаза, торжества плоти.

Линдсей жаждал, чтобы Анаис стала спутницей его жизни. Женой. Любовницей. Он совершенно точно знал, что не сможет выносить эту сладостную муку, он просто не перенесет еще один день, еще один месяц, еще один год мечтаний и страстных желаний. Черт побери, какая же это пытка – находиться рядом с Анаис и не сметь прикоснуться к ней! Интересно, а она догадывалась о том, чего так хочет от нее давний друг, когда они сидели у пруда, задумчиво накручивая на пальцы зеленые былинки? Понимала ли Анаис, какая выдержка требуется от него, чтобы сопротивляться желанию накрыть ее тело своим, когда она растянулась бы на траве, устремив взор в небо?..

Гнедая лошадь под седлом тяжело, вымученно захрипела, вместе с наездником ворвавшись в конюшню. Линдсей услышал сбившееся, фыркающее дыхание кобылы Анаис и подстегнул свою лошадь, направляя ее в стойло. Он увидел, как Анаис уже почти спешилась, только носок ее короткого сапожка застрял в стремени. Лодыжка в чулке соблазнительно мелькнула перед Линдсеем, и его член снова стал твердым. Страстное желание, которое он из последних сил сдерживал на протяжении всего ужина, вырвалось на свободу, заставив позабыть о сдержанности.

Уже через пару мгновений руки Линдсея обвились вокруг талии Анаис и приподняли прекрасную наездницу, освобождая ее от стремян. Анаис чуть не задохнулась от волнения, и, услышав этот женственный, хрипловатый, судорожный звук, слетевший с ее губ, Линдсей потерял голову. Его уже не заботило то, что она, возможно, не желает его так, как он хочет ее. Именно этого момента он и ждал. Момента истины. Судьбы, которая была уготована ему.

– Я больше так не могу, Анаис, – втянув в легкие побольше воздуха, сиплым от волнения голосом произнес Линдсей, прислонив обожаемую женщину к стене конюшни. – Это настоящая мука – наблюдать за тобой издали. Убийственная пытка – думать о тебе ночами, в одиночестве, отчаянно желая почувствовать тебя рядом. Я слишком долго нуждался в тебе, хотел тебя.

Ее глаза широко распахнулись. От потрясения? Или от страсти? Линдсей не знал, и эта неопределенность пожирала его изнутри.

– Я больше не могу смотреть на тебя только как на подругу. Я хочу ощутить твое тело подо мной. Я хочу, чтобы ты вспыхивала и горела в моих объятиях. Я хочу быть внутри тебя…