Одержимый

– Мой отец погряз в пьянстве на долгие-долгие годы. На протяжении многих десятилетий он не управлял этим поместьем надлежащим образом.

– Надеюсь, он понимает, кому обязан нынешним благосостоянием.

Линдсей рассмеялся, завязывая пояс вокруг талии:

– Мой отец слишком занят выпивкой и хождением по проституткам, чтобы заметить то, что происходит вокруг него. Черт побери, стены могли чуть ли не рушиться над нашими головами, а он был слишком пьян, чтобы обратить на это внимание или озаботиться этим! Нет, моего отца волнуют лишь его гончие и его выпивка, а моя мать и ее удобства ускользнули от сознания непутевого родителя еще много лет назад.

Проведя двумя пальцами по подбородку, Линдсей почувствовал щетину, отросшую с прошлой ночи. Он нагнулся и посмотрел на свое затененное отражение в зеркале.

– Как ты думаешь, слишком зарос?

– Думаю, вы отпугнете всех леди, милорд.

– В самом деле?

Линдсей сомневался, что Анаис отпугнет легкая небритость. Только не ее. Она не была глупышкой. Возможно, ей бы это даже понравилось. Он усмехнулся, снова пробегая пальцами по щетине. Может быть, Анаис захотелось бы узнать о преимуществах небольшой растительности на лице. С подходящим наставником Анаис могла бы весьма горячо приветствовать подобные уроки.

Конечно, она наслаждалась бы, ощущая, как щетина на его подбородке царапает ее мягкие, сочные бедра. Он точно знал, что Анаис получила бы истинное удовольствие.

– Я не в том положении, чтобы спорить с вами, милорд…

– Разве это когда-либо тебя останавливало? – прервал его Линдсей, потом уселся на стул и откинул голову назад, приготовившись к бритью.

– Вы действительно позволяете мне самые неслыханные из свобод, милорд.

– Ну да, можно сказать, я – человек эпохи Возрождения. И я продолжаю твердить тебе об этом, Вэлери.

– А я продолжаю повторять вам: не представляю, что это значит.

Линдсей увидел, как камердинер вытащил серебристое лезвие и прополоскал его в воде, налитой в синюю керамическую миску.

– Это значит, что я довольно либерален, мой образ мышления нов и, возможно, немного отдает нонконформизмом.

Проворчав что-то себе под нос, Вэлери поднес лезвие к горлу Линдсея.

– Сейчас я хочу узнать у вас лишь одно, милорд: желаете ли вы надеть сегодня вечером синий пиджак и жилет цвета слоновой кости?

Линдсей почти мог слышать, как камердинер закончил свой вопрос ехидным: «…знаете, те самые, новые, которые вы приберегли как раз для такого подходящего случая».

– Ты, должно быть, нашел коробочку, которую я спрятал в кармане жилета.

Вэлери вспыхнул:

– Я и в самом деле видел ее, милорд.

– И что ты об этом думаешь?

– Думаю, вам следует постоянно поддерживать леди за руку, чтобы ей не было так тяжело носить это украшение. Мне еще не приходилось видеть такого большого драгоценного камня.

Линдсей улыбнулся:

– Мне доставили его прямо из Индии. Стоил мне целое состояние, но какое это имеет значение, если взамен я получу привилегию каждый день наблюдать этот камень на ее пальце? Я рассматриваю драгоценность как что-то вроде своего клейма, Вэлери. Надеюсь, это кольцо позволит мне красноречиво заявить о своих правах на нее.

– Полагаю, ни одна женщина не возражала бы против того, чтобы оказаться заклейменной с помощью подобной безделушки, милорд.

Линдсей довольно засмеялся. Бриллиант был очень большим, но не чрезмерно броским, аляповатым. Линдсей надеялся, что камень выразит преданность и вечную любовь, а не жадную похоть.

– Как ты считаешь, Вэлери, сегодняшний вечер будет подходящим моментом для того, чтобы сделать ей предложение?

– Не смею советовать вам, милорд.

Линдсей снова засмеялся. Черт возьми, его властный, обожающий командовать камердинер только и делал, что давал советы! Не далее как накануне вечером он посмел заявить, что хозяину хватит баловаться красным дымом. В ответ раздраженный господин назло слуге выпустил еще одно облако дурмана.

Когда с бритьем было покончено, Линдсей поднялся и добрел до дивана, где Вэлери разложил нарядную вечернюю одежду. Новый синий пиджак и парчовый жилет цвета слоновой кости были уже готовы. Линдсей спросил себя, оказался ли его камердинер достаточно любезен для того, чтобы положить коричневую коробочку с изумруд но-бриллиантовым кольцом обратно в карман.

– Вы выглядите таким довольным, словно кот, который только что съел канарейку, – пробормотал Вэлери, приводя в порядок принадлежности для бритья.

– Это очевидно, не так ли? И как я могу скрыть свое настроение? – риторически вопросил Линдсей. – Я собираюсь сделать предложение самой красивой женщине на свете.

– Какое облегчение! – язвительно заметил камердинер. – Отныне мне больше не придется выслушивать ваше слащавое нытье об этой девушке! Это противоестественно – то, как вы томитесь от любви к ней.

– Нет, – прошептал Линдсей, и образ Анаис предстал перед его мысленным взором. – Это самая естественная вещь в мире – любить ее, как я, с такой силой!

– Что ж, вам лучше поскорее покинуть свое порочное логово наслаждений и направиться в гостиную вашей матери. Вы опаздываете.

Линдсей спешно оделся и оставил свой притон, в котором одно время располагалась оранжерея его матери, давно заброшенная и полуразрушенная. Когда Линдсей получил прибыль от своих деловых инвестиций, он забрал это помещение, это разваливающееся чудовище себе и даровал ему спасение. Спроектированные подобно Альгамбре в Испании, эти апартаменты были верхом декаданса. С явным влиянием мавританского стиля, с этой горячей минеральной ванной казалось, что в комнате сосредоточен весь мир. Это было то спасение, которого в конечном счете так жаждал Линдсей.

Он воспринимал это место как свой гарем. И декорировал логово удовольствий соответствующе.

– А, наконец-то он здесь! – воскликнул отец Линдсея, маркиз Уэзербийский, который, судя по невнятному голосу, уже успел затуманить сознание горячительным.

– Добрый вечер, сэр. – Линдсей кивнул в сторону отца, потом потянулся к одетой в перчатку руке матери. – Мама, сегодня вечером ты выглядишь восхитительно!

Пристальный взгляд маркизы пробежал по сыну, критически оценивая его внешний вид. Линдсей знал, что зацепиться ее взору просто не за что. Она увидит перед собой лишь почтительного и любящего сына, целующего ее руку. Все отпечатки, все следы присутствия одурманивающей любовницы были смыты с его тела. Линдсей был чист. Надолго ли, он не знал. Это не имело значения, ведь сегодня вечером он думал вовсе не о ней, бесплотной, и даже не представлял, когда ему снова потребуются ее услуги.

Линдсей быстро поприветствовал гостей, все время сопротивляясь настойчивому желанию разыскать Анаис. Он обожал эту сладостную игру – намеренно оттягивать момент встречи, чтобы понять, как долго сможет выдержать, не видя ее.

Тело Линдсея было теперь напряженным, будто стянутым в узел. Во рту пересохло от многочисленных разговоров. Глаза жадно искали ее зрелые сочные формы, ее прелестное личико. Гости званого вечера, словно узнав об острой потребности Линдсея, расступились, явив Анаис, – она стояла у камина, беседуя со своей младшей сестрой.

Анаис, должно быть, почувствовала этот горящий откровенный взгляд, потому что вдруг перестала говорить и обернулась, чтобы посмотреть на Линдсея. Ее улыбка достигла самых глубин его сердца, поразив все внутри, словно мощный порыв, словно первая глубокая затяжка опиума.

Если будущее человека действительно предопределено – если его участь известна еще с утробы матери, – то сейчас Линдсей смотрел на женщину, которой суждено стать его судьбой, женщину, которая была создана исключительно для него.

Он всегда знал, что однажды Анаис будет принадлежать ему. Она должна стать большим, чем просто его подругой. Он всегда верил в это, но никогда прежде так сильно, как в этот момент, когда их взгляды встретились, а тела остро ощутили присутствие друг друга.

При взгляде на Анаис у Линдсея неизменно перехватывало дыхание. Они дружили всегда, с самого раннего детства, но его симпатия больше не была целомудренной, платонической. Нет, его чувства и желания казались горячими, пылкими. Страстными. Эротическими. И благоуханные грезы, которые владели Линдсеем прошлой ночью, были самими чувственными, чем когда бы то ни было. Все эти вещи, которые она позволила ему с собой делать…

Когда-нибудь все это будет не просто мечтами и фантазиями.