Мертвы, пока светло

– Сьюки Стакхаус, твоя бабушка позволяет тебе общаться с вампиром? – Спенсер, кажется, и сам не понял, насколько неразумны его слова.

– Можете сами ее об этом спросить, – коварно предложила я, уже представляя, что бабушка скажет человеку, посмевшему усомниться в том, насколько хорошо она обо мне заботится. – Вы знаете, Рэттри ведь пытались иссушить Билла.

– Значит, Рэттри хотели выкачать из вампира кровь, а ты их остановила? – прервал меня шериф.

– Да, – сказала я как можно решительней.

– Иссушать вампиров действительно незаконно, – пробормотал он.

– Разве это не преступление – убить вампира, который не пытался причинить тебе вред? – спросила я. Возможно, я перегибала с напускной наивностью.

– Ты чертовски хорошо знаешь, что права, хотя я с этим законом и не согласен. Но это закон, и я буду его защищать, – жестко ответил шериф.

– Значит, после стычки вампир просто отпустил их, не угрожая местью? Он не говорил, что желает им смерти? – задал глупый вопрос Спенсер.

– Именно так.

Я улыбнулась им обоим и посмотрела на часы. В памяти всплыл циферблат, залитый кровью – моей кровью, пролитой Рэттри. Мне пришлось смотреть сквозь нее, чтобы разобрать время.

– Простите, но мне пора на работу, – сказала я. – До свидания, мистер Спенсер, шериф.

– Пока, Сьюки, – ответил шериф Диаборн.

Он выглядел так, будто хотел спросить о чем-то еще, но не мог подобрать правильных слов. Я была уверена, что никакого торнадо приборы не зафиксировали, и это вызывало у него определенные подозрения. Тем не менее на месте происшествия присутствовали перевернутый трейлер, смятая машина и сломанные деревья, а Рэттри погибли под ними. Какие причины смерти – кроме торнадо – можно предположить? Тела отправили на вскрытие, и я задумалась о том, каких результатов можно ожидать при таких вводных.

Разум людей – удивительная вещь. Шериф Диаборн, разумеется, знал, что вампиры необычайно сильны. Но он не мог представить, что Билл силен настолько, что может перевернуть и смять целый трейлер. Даже мне было трудно в это поверить, хотя я прекрасно знала, что никакого торнадо на Углу Четырех Улиц не было.

Убийство Модетт отошло на второй план – все разговоры в баре крутились вокруг гибели Дэниз и Мака. Пару раз я ловила на себе взгляд Сэма и вспоминала прошлую ночь. Как много он знал? Но спрашивать было страшно – вдруг Сэм вообще ничего не видел? Не все произошедшее я могла объяснить, но так радовалась тому, что жива, что старалась об этом не думать. Я еще никогда не улыбалась так искренне, разнося напитки, никогда не меняла блюда так быстро, никогда не принимала заказы с таким вниманием. Даже старина Рене не мог меня замедлить, хотя он и начинал свои бесконечные разговоры всякий раз, когда я проходила мимо столика, который он делил с Хойтом и еще парой постоянных клиентов.

Рене время от времени изображал чокнутого каджуна, хотя акцент, который он имитировал, не имел никакого отношения к каджунскому – семья Рене не берегла свое наследие. Каждая женщина, с которой он связывался, вела тяжелую и неспокойную жизнь. Их короткий роман с Арлин пришелся на те времена, когда та была юной и бездетной, и некоторые вещи, которые она тогда творила, сейчас приводят ее в ужас – по крайней мере, так она мне говорила. Рене, в отличие от нее, так и не повзрослел, но, к моему изумлению, Арлин относилась к нему очень тепло.

Той ночью все посетители бара были взбудоражены странностями, происходящими в Бон-Темпсе. Так и не раскрытое убийство молодой женщины – обычно преступника находили очень быстро. Каприз природы, кошмарным образом погубивший пару.

Произошедшее дальше я связывала с этим возбуждением. В бар Сэма заходили жители Бон-Темпса и люди, которые регулярно проезжали через город, и у меня, как правило, не было проблем с нежелательным вниманием. Но той ночью один из мужчин за столиком неподалеку от Рене и Хойта, крупный блондин с широким, красным лицом, провел рукой по моему бедру, когда я принесла ему пиво.

У Сэма такое не поощрялось.

Я раздумывала, не опустить ли поднос ему на голову, когда почувствовала, что рука исчезла. Прямо за моей спиной кто-то стоял. Я повернула голову и увидела Рене, который поднялся со стула прежде, чем я заметила движение. Он крепко сжимал предплечье блондина. Лицо того пошло пятнами.

– Эй, парень, руку убери! – возмутился блондин. – Я ничего не сделал.

– Местных официанток трогать не принято. Такие правила. – Рене мог быть невысоким и худым, но любой посетитель бара поставил бы деньги на него, а не на заезжего борова.

– Ладно, ладно.

– Извинись перед дамой.

– Перед Чокнутой Сьюки? – недоверчиво уточнил блондин. Видимо, он уже бывал в Бон-Темпсе. Рене, похоже, сжал пальцы крепче; я увидела, как на глазах блондина выступают слезы. – Извини, Сьюки, ладно?

Я кивнула настолько гордо, насколько смогла. Рене резко оттолкнул руку блондина и указал большим пальцем на дверь. Блондин поспешил убраться поскорее, и его приятель последовал за ним.

– Рене, я справилась бы сама, – очень тихо сказала я, когда посетители вернулись к прерванным разговорам. Благодаря нам у сплетников будет достаточно поводов для болтовни как минимум в ближайшие пару дней. – Но мне приятно, что ты за меня заступился.

– Не хочу, чтобы на подруг Арлин кто-то наезжал, – объяснил Рене. – Здесь спокойно, и мы все хотим, чтобы так и оставалось. Кроме того, знаешь, иногда ты напоминаешь мне Синди.

Синди – сестра Рене. Она переехала в Батон-Руж то ли год, то ли два назад. Светловолосая и голубоглазая – других сходств между нами я не помнила, но сказать об этом было бы невежливо.

– Вы с Синди часто видитесь? – спросила я.

Хойт и его соседи по столу обсуждали последние матчи «Шривпортских Капитанов».

– Когда как, – сказал Рене, покачав головой так, будто хотел бы пересекаться с ней почаще. – Она работает в кафетерии при больнице.

Я потрепала его по плечу.

– Мне нужно работать.

Когда я вернулась к бару за следующим заказом, Сэм посмотрел на меня и поднял бровь. Глазами я показала, что изумлена вмешательством Рене, и Сэм слегка пожал плечами, как будто говоря, что нет объяснения человеческому поведению.

Но, зайдя за стойку бара, чтобы взять новую пачку салфеток, я заметила, что он на всякий случай достал бейсбольную биту.

* * *

Бабушка заняла меня на весь следующий день. Она возилась с тряпками, шваброй и пылесосом, а я отмывала туалет. Есть ли у вампиров вообще необходимость его посещать? Я задавалась этим вопросом, оттирая ершиком унитаз. Бабушка заставила меня убрать с дивана кошачью шерсть, вынести мусор из всех корзин, отполировать все столы. Бога ради, я даже протерла стиральную и сушильную машины.

Когда бабушка отправила меня принять душ и переодеться, я подумала, что она считает вампира Билла моим кавалером, и почувствовала себя странно. Во-первых, бабушка так отчаянно хотела, чтобы у меня появилась личная жизнь, что допускала отношения с вампиром; во-вторых, некоторые мои эмоции давали ей основание так думать; в-третьих, Билл мог об этом догадаться; в-четвертых… занимаются ли вампиры сексом?

Я вымылась, накрасилась и надела платье, зная, что бабушка впадет в истерику, если я поступлю иначе. Это было короткое голубое платье из хлопка, усыпанное маленькими ромашками, более облегающее, чем одобрила бы бабушка, и более короткое, чем Джейсон считал приличным для своей сестры. Они оба высказались в первый раз, когда я его надела. Я добавила маленькие желтые сережки-гвоздики и собрала волосы назад и вверх, закрепив их желтым «крабиком».

Бабушка посмотрела на меня странным взглядом, который трудно было однозначно интерпретировать. Я легко могла бы подслушать ее мысли и разобраться, но отвратительно так поступать с близким человеком, поэтому я старательно сдерживалась. Сама бабушка надела юбку и блузку, обычно предназначенную для встреч клуба «Потомков Доблестно Павших», недостаточно нарядную для церкви, но слишком яркую для повседневной носки.

Я подметала веранду, о которой мы совсем забыли, когда Билл появился. Он сделал это как настоящий вампир – вот его не было, а в следующий миг он уже соткался из воздуха у нижней ступеньки и посмотрел на меня.

Я ухмыльнулась:

– Не напугал.

Билл выглядел слегка смущенным.

– Извини, привычка, – сказал он. – Не люблю лишнего шума.

Я открыла дверь.

– Заходи, – пригласила я, и он поднялся по лестнице, оглядываясь по сторонам.

– Я помню этот дом, – сказал он. – Раньше он, правда, был меньше.

– Ты помнишь дом? Бабушка будет в восторге. – Я крикнула бабушке, что мы идем, и повела его в гостиную.