Мертвы, пока светло

– Она просто любила приятно провести время, а не занималась сексом за деньги, – учитывая, какой Джейсон эгоист, было мило, что он защищает Модетт. Возможно, я недооценивала старшего брата. – Думаю, она была одинока, – добавил он.

Джейсон поднял на нас взгляд, и, наверное, мы обе выглядели удивленными и тронутыми.

– К слову о проститутках, – торопливо продолжил он. – В Монро есть девчонка, которая специализируется на вампирах. За ней всегда приглядывает телохранитель с колом на случай, если клиент забудется. Она пьет синтетическую кровь, чтобы поддерживать организм.

Он явно хотел сменить тему, так что мы с бабушкой задумались о том, как вежливо поддержать разговор.

– Интересно, сколько она берет? – рискнула спросить я, и, когда Джейсон рассказал, какие ходят слухи, мы обе ахнули.

После того как мы обсудили убийство Модетт, обед пошел по обычному сценарию. Как только дело дошло до мытья посуды, Джейсон посмотрел на часы и сказал, что ему пора. Но, как оказалось, бабушка все еще думала о вампирах. Позже, когда я красилась перед работой, она зашла ко мне в комнату.

– Сколько лет, по-твоему, было тому вампиру, который к вам заходил?

– Без понятия, ба. – Я наносила тушь, стараясь держать глаза широко открытыми и не дергаться, чтобы не ткнуть щеточкой в глаз, так что голос прозвучал странно, как у актрисы из фильма ужасов.

– Как ты думаешь… он может помнить Войну?

Мне не требовалось спрашивать, о какой войне она говорит. В конце концов, бабушка была одной из основательниц клуба «Потомков Доблестно Павших».

– Возможно, – сказала я, поворачиваясь к зеркалу то одной, то другой щекой, чтобы проверить ровность румянца.

– Может быть, он мог бы рассказать нам о ней? Мы собрали бы особую встречу.

– Ночью, – напомнила я.

– Ох. Да, получается так.

«Потомки» обычно собирались в районе полудня в библиотеке и вместе обедали. Я задумалась. Было бы грубо требовать от вампира поговорить с бабушкой и ее клубом только потому, что я спасла его кровь от наркодилеров, но, может быть, если я намекну, он предложит сам? Неприятно, но ради бабушки я попробую.

– Если мы еще пересечемся, я спрошу, – пообещала я.

– По крайней мере, он может поговорить со мной? А я сделаю запись? – предложила бабушка. Я почти слышала, как у нее в голове крутятся шестеренки: она думала, насколько поднимется ее авторитет. – Остальным членам клуба будет безумно интересно, – с фальшивым трепетом добавила она.

Я подавила невольный смешок.

– Я ему предложу, – сказала я. – Посмотрим, что он ответит.

Я ушла, оставив бабушку думать об открывшихся возможностях.

* * *

Я не ожидала, что Рене Леньер дойдет с историей о драке на парковке даже до Сэма. Но Рене постарался. Придя на работу в тот день, я подумала, что ощутимое в воздухе волнение связано с убийством Модетт – и ошиблась.

Сэм затолкал меня в кладовку, как только я появилась на пороге. Он дрожал от злости и, кажется, готов был меня убить. Он еще никогда не злился на меня так сильно, и вскоре я готова была разрыдаться.

– И если ты решишь, что посетителю грозит опасность, ты расскажешь мне, и я сам со всем разберусь, – он повторил это раз шесть, и только тут до меня дошло, что Сэм за меня испугался.

Я почувствовала его страх, прежде чем пресекла интуитивное «прослушивание». От мыслей начальства всегда одни неприятности.

Мне ни разу не приходило в голову попросить Сэма – или кого бы то ни было – о помощи.

– А если тебе покажется, что у нас на парковке кого-то бьют, ты позвонишь в полицию, а не выйдешь к ним сама, чертова ты линчевательница, – выдохнул Сэм. Румянец, хорошо заметный на его светлой коже, был темнее обычного, а жесткие золотые волосы выглядели так, будто он забыл причесаться.

– Ладно, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Глаза я держала широко открытыми, иначе из них полились бы слезы. – Теперь ты меня уволишь?

– Нет! Нет! – воскликнул он, кажется, разозлившись еще сильнее. – Я не хочу тебя потерять!

Сэм сжал мои плечи и слегка встряхнул. Он смотрел на меня ясными, оглушительно-синими глазами и стоял так близко, что я почувствовала волну исходящего от него жара. Прикосновения усиливали мое отклонение, поэтому не прочесть мысли дотронувшегося до меня человека было практически невозможно. Долгую секунду я смотрела Сэму в глаза, прежде чем прийти в себя и отскочить, стряхивая с плеча его руку.

Развернувшись, я вылетела из кладовки, как вспугнутая птица.

Мне открылась пара обескураживающих фактов. Сэм желал меня; и я не слышала, о чем он думает, с той же ясностью, с какой могла читать других людей. Я получала лишь некое общее понимание об эмоциях, которые он испытывает, но не слышала самих мыслей. Как будто я смотрела на кольцо настроения, а не получала факс.

Что же я сделала с полученной информацией?

Абсолютно ничего.

Я никогда не думала о Сэме как о ком-то, с кем можно лечь в постель – с кем я могла бы лечь в постель. На самом деле я вообще ни о ком так не думала. Не потому что не чувствовала влечения – о, я чувствовала его чертовски хорошо, – но потому что всегда знала, что секс обернется для меня катастрофой.

Как можно трахаться, слыша каждую мысль своего партнера? Каждую. Я представляла себе все эти: «Ни фига себе, вот это родинка… ее задница толстовата… хоть бы она сдвинулась левее… почему она не понимает намеков…» – и так далее. От подобного пропадет любое желание. И я знала, что во время секса не смогу защитить свой разум.

Второй причиной было то, что мне нравилось работать под руководством Сэма. Мне нравилась моя работа – она заставляла меня выходить из дома и поддерживать активность, не превращаясь в затворницу, какой меня боялась увидеть бабушка. Мне было трудно работать в офисе, а поступить в колледж казалось и вовсе невозможным из-за пугающего уровня требуемой концентрации. Мне просто не хватило бы сил.

Так что сейчас я пыталась проанализировать ту волну желания, которую почувствовала от Сэма. Он не сделал мне однозначного предложения, не попытался завалить прямо в кладовке. Я прочла его чувства, но при желании могла их просто проигнорировать. Я оценила деликатность ситуации. Знал ли Сэм, что я такое, – мог ли он прикоснуться ко мне специально?

Тем вечером я старалась не оставаться с ним наедине, но, должна признать, произошедшее меня очень потрясло.

* * *

Следующие два вечера прошли лучше. Мы вернулись к прежним комфортным отношениям. Я успокоилась. Я расстроилась. Я сбилась с ног, потому что убийство Модетт привело к увеличению потока посетителей. Бон-Темпс полнился самыми разными слухами, а новостной канал Шривпорта сделал короткий репортаж о кошмарной гибели Модетт Пайкенс. В отличие от меня бабушка сходила на похороны, и, по ее словам, церковь была переполнена. Бедняжка Модетт с ее нелепой фигурой и искусанными бедрами после смерти получила столько внимания, сколько ей и не снилось при жизни.

Впереди меня ждали два выходных дня, и я волновалась, что пропущу следующий визит вампира по имени Билл. Мне нужно было передать бабушкину просьбу, но Билл не появлялся в баре, и я начала сомневаться, что это вообще случится.

Мак и Дэниз тоже не заходили, но Рене Леньер и Хойт Фортенберри позаботились о том, чтобы я узнала, какими ужасами они мне грозили. Не могу сказать, что испугалась всерьез. Только не мелких уголовников вроде Крыс, промышляющих на шоссе и в трейлерных парках Америки, не имеющих ни ума, ни совести, чтобы остановиться и начать нормальную жизнь, не способных оставить о себе добрую память. Я полагала, что угрозы подобных людей не стоили выеденного яйца, и поэтому проигнорировала предупреждения Рене – хотя ему определенно нравилось меня предупреждать.

Рене Леньер был почти таким же тощим, как Сэм. Только Сэм был румяным и светловолосым, а Рене – смуглым, с густыми темными волосами, уже тронутыми сединой. Он часто заходил в бар, чтобы выпить пива и поболтать с Арлин, которую во всеуслышание звал своей любимой бывшей женой. Лучшей из трех.

Хойт Фортенберри был куда менее приметным. Не бледный, но и не смуглый, не высокий, но и не низкий. Он всегда выглядел веселым, оставлял неплохие чаевые и относился к моему брату куда лучше, чем тот, по моему мнению, заслуживал.

Я порадовалась, что Рене и Хойта не было в баре в тот вечер, когда вампир вернулся. Он сел за тот же столик.

Теперь, когда он оказался прямо передо мной, я слегка оробела. Оказалось, я совсем забыла едва ощутимое сияние, исходящее от его кожи… и переоценила его рост и то, насколько графично очерчены его губы.

– Что вам принести? – спросила я.

Вампир поднял на меня взгляд. Я забыла и о том, какие глубокие у него глаза и как его присутствие на меня действует. Он не улыбался и не моргал; казалось, он вообще не двигался, но вокруг него расплывалась спокойная тишина. Я ослабила защиту и почувствовала, как расслабляются мышцы лица. Будто после массажа – ну, наверное.

– Что ты такое? – спросил вампир. Он пытался выяснить это уже второй раз.