1917. Кара до покаяния

Именно Елизавете Фёдоровне и её мужу принадлежала основная «заслуга» в том, что брак Алисы и Николая всё-таки состоялся. Именно они морально поддерживали влюблённых, укрепляя в их намерении (и даже проявляя в этом деле совершенно неуместную настойчивость!), они задействовали всех родственников (включая королеву Викторию), через них же шла зашифрованная переписка влюблённых.

Сложно сказать, какими соображениями руководствовалась Элла, устраивая этот брак. Было ли это искреннее желание устроить счастье двух влюблённых, против которых ополчились обстоятельства, или примешивался некий корытный расчёт – повысить собственный «статус», став сестрой императрицы? Очень может быть, что её побуждения были самыми бескорыстными (скорее всего, она думала только об интересах своей младшей сестры, желая устроить ей «блестящую партию»), – но русским от этого, как говорится, не легче…

Здесь со стороны всех августейших родственников была проявлена крайняя беспечность и безответственность. Давно известно, что высочайшие особы не вольны в своих чувствах. Известно это было и Александру Третьему, которому самому пришлось пренебречь чувством в молодые годы! Однако намерениям Алисы и Николая неожиданно поспособствовали изменившиеся обстоятельства. В начале 1894 года здоровье Александра Третьего резко пошатнулось, и он, находясь последние месяцы жизни в тяжелейшем состоянии, видимо, утратил присущую ему твёрдость и уступил настойчивости наследника престола.

Помолвка Николая и Алисы состоялась ещё при жизни Александра Третьего, а свадьба – сразу после его смерти. При таких трагических обстоятельствах гессенская принцесса Алиса стала русской императрицей Александрой Фёдоровной.

Глава 2

§ 2.1. Что же представляла собой последняя русская императрица? Прежде всего, это была тяжело больная женщина. Хотя она и стала супругой императора Николая Второго в весьма молодом возрасте (в 22 года), к этому времени она уже была инвалидом!

Болезни преследовали Алису с самого рождения. В детстве она переболела дифтерией в тяжёлой форме. У неё были очень плохие зубы. Непереносимые боли в ногах и пояснице мучили её на протяжении всей жизни. Считается, что они вызывались защемлением нерва, вызванного врождёнными изменениями позвоночника. Кроме того, Александра Фёдоровна страдала сильнейшими болями в области верхней челюсти. Обычно их объясняют невралгией лицевого нерва. Однако такие явления часто случаются при истерических припадках. А поскольку императрица была ярко выраженной истеричкой, нельзя исключать, что в данном случае природа недуга имела психический характер.

О том, что у «Алике» больные ноги, Николай знал задолго до женитьбы и упоминал об этом в своём дневнике. В мае 1894 года Алиса сама сообщала своему жениху из Англии: «В настоящее время мне нельзя пускаться ни в какие экспедиции – ни гулять пешком, ни ездить, можно «выезжать» только в кресле на колёсиках».

Невеста будущего императора «въезжала» на российский трон в инвалидном «кресле на колёсиках»! Можно быть уверенным, что в прежнюю эпоху такую «порченую девку» не допустили бы до «финального тура» смотра невест. И уж подавно – не позволили бы наследнику престола на ней жениться!

В последующие годы состояние Александры Фёдоровны только ухудшалось. Она постоянно страдала от сердечных приступов, аритмии и одышки. Императрицу мучили сильнейшие головные боли, опухали ноги. От нахождения в тёплом помещении у неё начинались приступы удушья. Страдала императрица и от тяжёлых аллергических реакций (на цветочные запахи, на металлы). Она не выносила резких звуков и яркого света. Впрочем, по поводу болезни сердца многие медики впоследствии высказывали те же сомнения, что и по поводу невралгии лицевого нерва, – усматривали в этом психическую причину.

Александра Фёдоровна целые недели проводила лёжа в постели. Прогулки она совершала, сидя в инвалидной коляске. Последнее даже не считалось в царской семье чем-то из ряда вон выходящим! Например, ещё на пятом году супружества (в марте 1899 года) Николай Второй отчитывался в письме матери: «Алике себя чувствует, в общем, хорошо, но не может ходить, потому что сейчас же начинается боль; по залам она ездит в креслах».

Не прибавляло императрице здоровья и её пристрастие к курению. Побороть эту дурную привычку она не могла и курила постоянно, отказываясь от курения только во время тяжёлых приступов («я себя скверно чувствую, так что даже несколько дней не курила»). Впрочем, пагубное пристрастие к курению было у гессенских принцесс семейной традицией – родная сестра императрицы Виктория постоянно курила с шестнадцати лет…

На большинстве сохранившихся фотографий Александра Фёдоровна запечатлена явно больной – сидящей на постели, на кушетке, очень часто – в инвалидном кресле-каталке. Иногда (не в самые худшие периоды, когда она могла передвигаться самостоятельно) – с палочкой. Особенно жуткое впечатление производят поздние фотографии, где в инвалидных каталках сидят рядом императрица и наследник.

А как можно было не обратить внимания на родственные связи невесты? Ведь мало того что Алиса и Николай были родственниками (в том числе – троюродными братом и сестрой) – это в монархических семействах дело обычное… Но как можно было закрыть глаза на то, что Алиса могла унаследовать от своей матери гемофилию?! Ведь о том, что эта болезнь свирепствует в семье невесты, все прекрасно знали: ещё до обручения с Николаем от гемофилии умер её старший брат Фридрих, а её старшая сестра Ирена вышла замуж и родила сына-гемофилика (потом – ещё одного).

Как можно было допустить такой брак наследника великой империи?! О чём думал Николай? О чём думали его родители? О чём думала Елизавета Фёдоровна со своим мужем? Похоже, что они понадеялись на русский авось. Как известно, все были жестоко наказаны за своё легкомыслие.

§ 2.2. Но ведь дело не ограничивалось одним только телесным нездоровьем! Почти все современники императрицы отмечали невысокие качества её души и ума: крайнее высокомерие, холодность, душевную чёрствость, чрезвычайную скупость (от которой приходилось терпеть даже ближайшим к ней людям – Распутину, Вырубовой…), нетерпимость к чужому мнению, – сопряжённые с необыкновенным самомнением, при крайней узости ума.

Эти неприятные черты принцессы Алисы отмечались ещё её гессенскими подданными («какое для Гессен-Дармштадта счастье, что вы от нас её берёте», – как сказал конфиденциально русскому послу Остен-Сакену гессенский обер-гофмаршал). В справедливости этих слов вскоре пришлось убедиться и русским подданным молодой императрицы. Отзывы о ней удивительно однообразны: «узкий и упрямый характер», «тупой, эгоистический характер и узкое мировоззрение». «Глупа и пуста», – вынесла впоследствии свой приговор невестке вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Тут так и хочется добавить: всё это верно, но о чём же вы раньше-то думали?!

Впрочем, что там отзывы современников! Всякий желающий может исследовать меру интеллектуального убожества последней русской императрицы самостоятельно – не полагаясь на пристрастные отзывы царедворцев. Достоверных материалов для этого более чем достаточно! Это, прежде всего, – многочисленные письма императрицы, адресованные Николаю, сестре Элле, королеве Виктории и т. д., а также её собственноручные записи в дневнике Николая. Всем её автографам свойственна пошлость и банальность выражений, узость и примитивизм суждений, абсолютное незнание реальной жизни (особенно – российских реалий), в сочетании с маниакальной страстью к поучениям и морализаторству.

Особенно тревожным симптомом было проявившееся у Алисы очень рано (ещё при жизни Александра Третьего) стремление давать Николаю указания политического характера и всячески «наставлять» и «направлять» его; «подстёгивать» (а фактически – подавлять) его волю и самолюбие: «Дорогой мальчик! Люблю тебя, о, так нежно и глубоко. Будь стойким и прикажи д-ру Лейдену и другому г. приходить к тебе ежедневно и сообщать, в каком состоянии они его находят, а также все подробности относительно того, что они находят нужным для него сделать. Таким образом, ты обо всём всегда будешь знать первым. Ты тогда сможешь помочь убедить его (это – об Александре Третьем!) делать то, что нужно. И если доктору что-либо нужно, пусть приходит прямо к тебе. Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя. Ты – любимый сын отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всём. Выявляй личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты».

Здесь, к слову, надо отметить, что сама Алиса не имела ни малейшего представления о политике и делах государственного управления. На всех её «политических» советах и рассуждениях лежит печать невероятной узости интеллектуального кругозора – свойственной, скорее, домохозяйке из небогатого мещанского дома, нежели Императрице Всероссийской. К русскому народу она на протяжении всей жизни относилась с этаким участливым снисхождением (свойственным, надо сказать, многим европейцам!). Представления последней русской императрицы о России напоминали – по своей фантастичности – представления о ней американцев времён Холодной войны: «Здесь нет надобности прилагать какие-либо старания для завоевания любви народа. Русский народ почитает своих царей за божество, от которого исходят все милости и все блага». Ага, как же…

Собственный же «политический идеал» Александры Фёдоровны был весьма своеобразен (если только можно говорить о каких-либо «идеях» применительно к последней русской царице). Судя по всему, она видела такой идеал в самодержавии Ивана Грозного. Кстати, она даже приводила последнего в пример своему слабовольному супругу. Её письма Николаю полны специфических «политических» советов: «тебя должны бояться», «они должны, они должны дрожать перед тобой», «будь Петром Великим, Иваном Грозным и Павлом Первым, сокруши их всех» и т. п.

Но, к сожалению, она опоздала появиться на свет – так что ей не суждено было стать новой Марией Темрюковной. Слишком уж отличалась реальная Российская Империя и русский император Николай Второй от рисуемого её воображением сусального образа «Русского царства» и «самодержавного царя». Суть политических убеждений императрицы полностью выражена в её очередном письменном выговоре супругу: «Моего любимца всегда надо подталкивать, напоминать ему, что он император и может делать всё, что ему вздумается»…

Так что отсталая Россия и её косный император-ретроград опережали принцессу Алису – рождённую в Германии и воспитанную в Англии! – на триста лет. Как такое могло произойти?!

А самое парадоксальное – то, что это представление о ничем не ограниченной воле Самодержца непостижимым образом сочеталось у Александры Фёдоровны с полной личной безответственностью. Особенно ярко это проявилось во время болезни Николая Второго в октябре-ноябре 1900 года – когда император заболел брюшным тифом и почти месяц находился при смерти. В этой ситуации императрица препятствовала доступу министров к больному, но в то же время категорически выступала против предложений учредить регентство. И даже взялась было сама заниматься государственными делами! – отдавая указания министрам через своих фрейлин. При этом она искренне не понимала, почему «её личные дела» (болезнь мужа) кого-то интересуют. В память о том историческом эпизоде осталась целая библиотечка изумлённых воспоминаний, оставленных министрами, придворными и членами Царствующего Дома.

Однако в действительности никакого парадокса в этом диком сочетании претензий на абсолютную власть с абсолютной личной безответственностью не было. И последний пример является, скорее, не «загадкой», а разгадкой… Ибо в этом случае наиболее полно открылось то, что причину подобных «демаршей» со стороны императрицы Александры Фёдоровны следует искать отнюдь не в каких бы то ни было «политических убеждениях», «воззрениях» и «идеалах»!

Действительная причина лежала на поверхности. Именно ей объясняются и странные представления государыни о самодержавной власти, и её странное пристрастие к примитивным азартным играм (и – болезненная реакция на проигрыш), и тот примечательный факт, что за всю жизнь у неё не было ни одной умной подруги; сплошь – набитые дуры. Как видно, это и была та единственная среда, где Александра Фёдоровна могла чувствовать себя комфортно.

Глава 3

§ 3.1. Однако же телесные недуги, «промахи» по части души и ума – всё это, в конце концов, бывает со многими жёнами. Другое дело, что подход к выбору «царской невесты» должен был быть гораздо более строгим! Всё это – печально, но (за исключением гемофилии) не смертельно. Беда в том, что «история болезни» последней русской императрицы перечисленными хворями и недостатками не исчерпывается.

Последующие события российской истории принуждают затронуть такую деликатную тему как вопрос о психическом здоровье императрицы Александры Фёдоровны. И – так же как и в случае с прочими болезнями – все основания для такого рода беспокойства были ещё задолго до бракосочетания Николая и Алисы.

Определённые отклонения в психическом состоянии гессенской принцессы начали проявляться очень рано. Она с детских лет отличалась крайней замкнутостью, нелюдимостью, необычной стеснительностью. Возможно, в этом сказались драматические события её детства – смерть брата от гемофилии, смерть любимой матери и младшей сестры от дифтерии, переезд от овдовевшего отца к бабушке. Алиса всегда проявляла необыкновенную религиозность (совершенно несвойственную для ребёнка) и – что роковым образом скажется впоследствии! – выраженную склонность к мистицизму.

Кстати, о религии… С годами ситуация «на религиозном фронте» будет только усугубляться. Так, фрейлина императрицы баронесса Буксгевден – женщина, не отличавшаяся большим умом, но безусловно любившая Государыню (что и делает это её бесхитростное свидетельство особенно ценным!), – оставила совершенно потрясающую зарисовку о «глубине веры» Александры Фёдоровны, которая «всегда была убеждена в исцелении верой. Однажды в беседе с Ней я упомянула о случае, о котором узнала из газет: родители, чьи дети заболели дифтерией, не стали вызывать к ним врача, а доверились целителю. В результате дети умерли. Я выразила своё возмущение, заявив, что эти родители совершили настоящую глупость, хотя могли обратиться к самым современным медицинским средствам. Императрица же очень удивила меня, ответив: «Моя дорогая, всё дело в том, что они молились недостаточно усердно. Если бы их молитвы были истовыми, дети бы выздоровели!». Что и говорить, – «умно»…

Безусловно, подобные вещи должны были насторожить будущих родственников. Однако было бы несправедливо называть невесту цесаревича Николая «ненормальной». Потребовалось целое десятилетие, чтобы это стало правдой.

Проблема была в том, что молодая императрица с первого же дня своей жизни в России оказалась во враждебном окружении. И едва ли не главную роль здесь сыграла позиция вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Известно, что она была против брака Николая и Алисы. Но надо было раньше (и решительнее!) противостоять намерениям наследника. Дав же согласие на этот брак, следовало забыть всё своё прежнее нерасположение к невестке и постараться наладить с ней хорошие отношения. Это была её прямая обязанность – и как матери, и как императрицы. Однако Мария Фёдоровна и в этом случае оказалась не на высоте положения.

Почему так получилось? Многочисленные биографы и благомыслящие историки-монархисты постарались всё списать на «столкновение характеров» и «разность натур» двух императриц. Конечно, всё это имело место быть. Но только ли в этом причина? Не последнюю роль в том горестном «взаимоотчуждении» сыграло явное нежелание Марии Фёдоровны отойти в тень и уступить другой привычное место «первой леди» государства!

В своё время супруг Марии Фёдоровны Александр Третий якобы заметил вдове своего погибшего отца светлейшей княгине Юрьевской: «На Вашем месте я бы затворился в монастырь, а не мечтал о балах!» Мог ли он предполагать, что его собственная жена поведёт себя не лучшим образом?!

При жизни Александр Третий был тем «сдерживающим фактором», который нельзя было проигнорировать даже его супруге. Их дочь, великая княгиня Ольга Александровна вспоминала: «На дворцовых балах Императрица была в центре внимания, в то время как Государь стоял в сторонке с хмурым и явно несчастным видом. В тех случаях, когда балы, по его мнению, слишком затягивались, Император принимался выгонять музыкантов одного за другим из бального зала. Иногда на подиуме оставался один барабанщик, боявшийся и покинуть своё место, и перестать играть. Если гости продолжали танцевать, Император вдобавок выключал ещё и свет, и Государыня, вынужденная склониться перед неизбежным, изящно прощалась с гостями, мило улыбаясь: «Как мне представляется, Его Величество желает, чтобы мы расходились по домам».

После его смерти никаких «сдерживающих факторов» не осталось: «После того, как острота потери притупилась, Мама снова окунулась в светскую жизнь, став при этом ещё более самоуверенной, чем когда-либо. Она любила веселиться; обожала красивые наряды, драгоценности, блеск огней, которые окружали её. Одним словом, она была создана для жизни двора. Всё то, что раздражало и утомляло Папа, для неё было смыслом жизни».

Так что суть конфликта свекрови и невестки была в том, что сама вдовствующая императрица ещё «не натанцевалась». Напомним, что этой «окунувшейся в светскую жизнь» весёлой вдове к моменту окончания траура было уже под полтинник…

Понятно, что такому светскому человеку, привыкшему блистать, трудно уступить первенствующее место и вести себя сообразно новым обстоятельствам! Хотя вообще-то ещё Пушкин использовал метафору: «И перед младшею столицей померкла старая Москва, как перед новою царицей порфироносная вдова». Мало того! – смерть Александра Третьего предоставила Марии Фёдоровне возможность занять гораздо более высокое место, нежели прежде: «Поскольку Папа не было больше с нами, Мама чувствовала себя полноправной хозяйкой. Она имела огромное влияние на Ники и принялась давать ему советы в делах управления государством. А между тем прежде они нисколько её не интересовали».

Что уж говорить о дворцовой жизни и протокольных мероприятиях? Здесь Мария Фёдоровна присвоила себе роль полновластной хозяйки. Она добилась того, что царствующая чета даже жила в её резиденции (Аничковом дворце), при этом – не имея права вмешиваться в хозяйственные дела. У царственных супругов не было собственной столовой, и они должны были завтракать и обедать вместе с Марией Фёдоровной, восседавшей во главе стола. Вдовствующая императрица старалась руководить даже в вопросе выбора нарядов для Александры Фёдоровны! Во время официальных приёмов она непременно выступала вместе с сыном-императором, в то время как Александра Фёдоровна скромно шла позади, вместе с великими князьями.

Постепенно Николаю и Александре удалось несколько ослабить эту «опеку», но отношений между императрицами это не улучшило. Не улучшил разлад со свекровью и эмоционального состояния Александры Фёдоровны.

§ 3.2. Именно последующие годы супружества (внешне – вполне счастливого, по взаимной страстной любви) обернулись для Александры Фёдоровны чередой мучительных испытаний, вконец подорвавших её психическое здоровье.

Основная проблема заключалась в том, что она не могла выполнить первой и главной своей обязанности – родить своему мужу сына, а России – наследника престола. Несмотря на горячие молитвы супругов (и параллельно – обращение к разного рода юродивым и шарлатанам), у них рождались одни дочери. В 1895 году – Ольга, в 1897-м – Татьяна, в 1899-м – Мария, в 1901-м – Анастасия.

С рождением каждой следующей дочери росло отчаяние августейших родителей, раздражение вдовствующей императрицы и скрытое злорадство «великокняжеской фронды». Ведь отсутствие наследника в царской семье означало, что после смерти Николая престол должен перейти к его младшим братьям. Сначала «первым на очереди» был великий князь Георгий Александрович. Затем (после безвременной кончины Георгия) – великий князь Михаил Александрович.

Постоянные переживания Александры Фёдоровны из-за своей неспособности даровать мужу чаемого наследника обернулись в 1902 году крупным скандалом. На протяжении многих месяцев императрица считала себя беременной, не будучи таковой. В результате пришлось даже поместить в газетах официальный бюллетень по данному поводу. После этого инцидента в придворных кругах почти открыто стали говорить об Александре Фёдоровне как о сумасшедшей.

Однако главные испытания были ещё впереди. В 1904 году, в разгар неудачной Русско-Японской войны, императрица наконец родила долгожданного наследника престола – цесаревича Алексея. Радость супругов была недолгой, так как вскоре выяснилось, что Алексей Николаевич (как и следовало ожидать!) болен гемофилией. Надо иметь в виду, что в младенческом возрасте проявляются наиболее тяжёлые случаи гемофилии – поэтому цесаревич был обречён на раннюю смерть. Эта трагедия окончательно подкосила душевные силы императрицы.

Один из наиболее компетентных и добросовестных исследователей личности Александры Фёдоровны, колчаковский следователь Соколов (кстати, убеждённый монархист, питавший благоговейное чувство к царственным мученикам), говоря о душевном состоянии императрицы, был вынужден констатировать: «Конечно, всё это существовало до рождения сына. После же его рождения её истерия стала выпуклым фактом».

Собственно говоря, психическое нездоровье Александры Фёдоровны – установленный медицинский факт. На этом сходились и отечественные, и зарубежные врачи, осматривавшие императрицу. Признаки психического расстройства у Александры Фёдоровны отмечали Бехтерев, Фишер, Россолимо. Последний оставил особенно впечатляющее описание её психического состояния: «Я нашёл императрицу в состоянии животного ужаса. Никогда до этого не видав меня, она вдруг кинулась целовать мне руки! Никого не узнавала, постоянно рыдая. Просила, чтобы я вернул ей сына… Чепуха какая-то! Ведь наследник находился в соседнем, игральном зале. Я потребовал удаления больной из привычной для неё обстановки. Настаивал на клиническом содержании». Этот пункт особенно примечателен! – впоследствии аналогичные советы будут давать Николаю Второму некоторые его родственники. В конце концов был вынужден признать печальный медицинский факт и лейб-медик Боткин: «Теперь я, как врач, не могу считать Её Величество вполне нормальной».

Помимо мнения специалистов-медиков, есть масса аналогичных свидетельств со стороны людей, близко знавших Александру Фёдоровну на протяжении многих лет (например, камер-юнгферы императрицы Занотти, начальника дворцовой охраны Спиридовича). Примечательно, что в этом вопросе полностью сошлись мнения двух столь непохожих – и ненавидевших друг друга! – премьер-министров как Витте и Столыпин. Оба они считали императрицу Александру Фёдоровну психически больной. Витте писал, что император Николай «женился на хорошей женщине, но на женщине совсем ненормальной». Столыпин осторожно говорил, что «её намерения все самые лучшие, но она действительно больна».

Правда, в заключениях медиков речь шла об «истерии» – то есть болезни, приводящей к определённым патологическим изменениям в состоянии и поведении, но не к расстройству мыслительных способностей. Однако надо учитывать, что диагноз «истерия» (ныне не употребляемый) использовался врачами той эпохи для определения весьма широкого круга психических расстройств. При этом нельзя забывать о том, что некоторым истерикам свойственна болезненная, экзальтированная религиозность и патологическая внушаемость. Поэтому неудивительно то влияние, которое имели на Александру Фёдоровну советы и наставления проходимцев, сумевших произвести на неё впечатление и завладеть её волей!