Клинок Смерти- Чёрная падь

Гоша сидел, молча, растерянно, на какое-то мгновение, потеряв контроль над ситуацией, потом встряхнул головой и произнёс:

– Ладно, давай поговорим. С матерью я тебе дам увидеться. Скажи, зачем приехал?

– Расскажу брат, расскажу обязательно, иначе, зачем я в такую даль к тебе ехал, не чай попить в чайхане. Говори где мне ждать тебя с матушкой нашей? – горько проговорил Гриша.

– Ты сядь в автобус, вон остановка напротив нас. Поедешь в сторону шахт, сойдёшь в конце города у рощи, там и жди меня, мать я привезу туда. Мне не надо, чтобы люди нас вместе видели, – набравшись уверенности, говорил Гоша брату своему.

– Я услышал тебя брат, – сказал Гриша, – только вот в толк не возьму к чему такая конспирация? Я ведь могу и официально прийти к тебе в Горком и там поговорить.

– Вот для этого и подожди меня в роще, чтобы раньше времени дров не наломал, а то потом спохватишься, да поздно будет.

– Хорошо, буду ждать тебя там. Воды привези с собой, будь добр, – закончил Гриша разговор и, встав со скамьи, направился к автобусной остановке.

Эпизод 5

1952 год. Лето 25 Августа.

Вероника, жена Гоши и его сестра Варя ехали по городу в служебном автомобиле её отца, полковника НКГБ, за рулём сидел водитель Виталий. Варваре Медведевой исполнилось на ту пору девятнадцать лет. Высокая, красивая блондинка с пышной шевелюрой волос, она даже проезжая в машине заставляла оглядываться на себя мужчин. Сердце её не заполнялось ни кем из мужского пола для постоянных отношений, хотя на её руку и сердце претендовал молодой парень по национальности грузин, Гиви Ломидзе.

– Как у тебя учёба Варенька, в театральном? – спрашивала её Вероника.

– Заканчиваю в этом году, – щебетала радостно девушка.

– А свадьба когда намечается? – пытала её родственница.

Щёки Вари покраснели от смущения, и она ответила сконфужено:

– Я вообще-то не очень хочу замуж. В жизни много ещё интересного. Театр, гастроли. Замуж выйдешь, дети пойдут, стряпня, стирка, каторга женская. Я хочу овладеть искусством игры на сцене, перевоплощением, прожить много разных жизней; Королевы, Золушки. Хочется сняться в кино.

Вероника рассмеялась:

– А, как же женское предназначение рожать детей голубушка? Кто поможет нашему государству вырастить патриотов Родины? У тебя ухажёр такой интересный. Он грузин или армянин?

– Грузин, – вздохнула Варя, – фамилия у него Ломидзе, зовут Гиви. Не хочу быть Ломидзе, а хочу быть царицею театра.

***

Автомобиль, на котором водитель вёз Варю с Вероникой проезжал перекрёсток, как вдруг на большой скорости в него врезался грузовик. Сидевший в кузове Казбек и охранники от резкого торможения машины просто прилипли к переднему борту за кабиной.

Грузовик врезался в заднюю дверь легкового автомобиля со стороны, где сидела Вероника. Водитель легкового автомобиля вышел из машины, держась за голову, шатаясь из стороны в сторону, кругами пошёл по перекрёстку. Варя открыла дверь, выбралась из автомобиля и упала на землю.

Комиссар вышел из кабины грузовика, а Казбек с охранниками перелезли через борт кузова, спрыгнули на землю. Двое охранников заботливо подняли с земли Варю и посадили на скамью у дома.

Казбек, подойдя к легковому автомобилю, наклонился к окну, посмотрел на застывшее от боли лицо девушки, сидевшей в какой-то неестественной позе на заднем сиденье автомобиля. Казбек с сожалением узнал в девушке Веронику, прелесть, которой помогал на рынке нести сумку с продуктами.

Рука у девушки была закинута кверху, лежала на окровавленной голове. На кисти руки девушки блестел золотой браслет змейка. Капли алой крови перемешивались с алмазными глазами рубинов змейки на браслете. Лицо девушки казалось ещё живым, только глаза были закрыты и гримаса, выражала боль. Вероника была мертва.

Вокруг машин быстро собрался народ. Все охали сочувственно водителю продолжавшему ходить, шатаясь невдалеке от места аварии. Казбек обошёл автомобиль, угрюмо произнёс сам для себя:

– Вот и браслетик опять нарисовался.

Водитель грузовика неуклюже топтался возле бампера, осматривая решётку радиатора, и не выказывал никаких признаков волнения. Комиссар раздосадовано ругнулся. При его работе часто случались столкновения, и он все моменты разрешал быстро. Но сегодня комиссар смотрел на легковую машину угрюмо и произнёс со злобой в голосе:

– Ну, надо же, мать твою, как чёрная кошка дорогу перебежала машина эта.

Комиссар, стоял с растерянным видом, с повисшими, как плеть вдоль тела руками, не зная, что предпринять. Состав на станции отправлялся через двадцать минут. Конечно, без него никто не тронется, но выход поезда не по графику мог повлечь за собой ряд неприятностей. Казбек, видя нерешительность комиссара, проговорил:

– Уезжать нам надо товарищ комиссар, груз у нас.

Комиссар вспыхнул:

– Ты, что лезешь с советами своими? У меня водитель только один. Машина видишь чья? На номера посмотри, бестолочь.

Казбек продолжил:

– Так вот водителя и оставьте, он же врезался, пусть и отвечает.

Водитель, краем уха, услышав такой поворот в разговоре, насторожился и, подойдя к комиссару, громко возмутился:

– Товарищ комиссар, меня же засудят, под трибунал отдадут!

Казбек, не дожидаясь дальнейших распоряжений сел в кабину грузовика, завёл двигатель. Комиссар обернулся на звук двигателя. Казбек проговорил:

– Комиссар, вы, что хотите рядовым стать? Вам приказы из Москвы дают люди по чину выше, чем здесь. Поехали.

– Да я тебя…, – начал, было, комиссар, но Казбек прервал его жёстким тоном, сам при этом удивляясь своей наглости.

– Вот давайте груз доставим к поезду и там вы мне, что хотели то и скажите, – пояснил он комиссару.

Комиссар, молча сел в кабину, оставив водителя грузовика стоять на дороге вместе с потерей Гоши Медведева.

Эпизод 6

1952 год. Лето 25 Августа.

Солнце палило нещадно. Гриша сидел на траве около дерева на опушке рощи. Рядом стоял чемодан, сложенный аккуратно пиджак Гриши лежал на нём.

Гоша подъехал на машине ГАЗ, сам сидел за рулём. В кабине рядом с сыном сидела Прасковья в чёрном платье, голова покрыта была косынкой.

Гриша встал, заволновался. Слеза горечи при виде матери тронула грустные глаза сына. Он снял с головы кепку и кинул её на траву. Из машины вышел Гоша, открыл дверь, помог выйти матери. Прасковья шла неуверенно, плохое зрение давало о себе знать. Слух Гриши резануло от того, что мать назвала брата именем, которое принадлежало, только ему и называла она имя ласково, сердцем, как в далёком детстве, прижимая его, младшего сына Горшу-Егоршу нежно к себе. Под коленкой памятью о войне заныла рана блуждающим осколком.

– Так, что за сюрприз-то ты мне обещал показать Горша-Егорша? Я и так у тебя дальше носа своего ничего не вижу, а ты всё с сюрпризами своими, – говорила Прасковья Гоше.

– Сейчас мама, ты только не волнуйся, – осторожничал Гоша.

Он взял мать за руку, подвёл её к Грише, который смотрел на мать, волнуясь, не зная какие первые слова надо произнести. Прасковья выглядела постаревшей, из-под платка выглядывала седая прядь волос. Мать посмотрела на Гришу с прищуром глаз и спросила у Гоши:

– Кто это сынок? Что он молчит?