Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)

Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)
Сергей Викторович Смирнов

Монография посвящена истории русской военной эмиграции в Китае от ее становления до исчезновения. На основе широкого круга источников автор анализирует политическую жизнь военной эмиграции, ее участие в антибольшевистском движении и военно-политических событиях в Китае в 1920-40-е гг., проблемы социальной адаптации военно-эмигрантского сообщества, его влияние на русское молодежное движение. Большое внимание уделяется судьбам отдельных военных эмигрантов.

Введение

В результате поражения Белого движения в Гражданской войне в России десятки тысяч военнослужащих Белой армии оказались за пределами родины, став людьми без гражданства. С самого начала пребывания в эмиграции в среде бывших военных проявилась сильная тенденция к консолидации. Особенно важную роль в деле сохранения боевого потенциала военной эмиграции и объединения бывших военных с целью продолжения борьбы против большевиков играло командование Русской Армии во главе с генералом П.Н. Врангелем. Оно не только стремилось удержать от распыления воинские части, эвакуированные из Крыма, но и превратить армию в консолидирующее ядро всей эмиграции. Благодаря деятельности созданного на базе подразделений Русской Армии и различных организаций бывших военных Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) в Европе было сформировано настоящее русское военное сообщество, обладавшее собственной организационной структурой, руководящими органами, учебными подразделениями, прессой; имевшее связи с общественными и политическими объединениями и эмигрантской молодежью. Несмотря на высокую степень территориальной рассредоточенности, внутреннюю неоднородность и конфликтность, русское военно-эмигрантское сообщество в Европе просуществовало вплоть до Второй мировой войны, предпринимая попытки продолжения борьбы с большевистским режимом в России.

В Китае, который стал вторым после Европы регионом наиболее массового расселения бывших военнослужащих Российской Императорской и Белой армий, ситуация для формирования военно-эмигрантского сообщества и поддержания его относительной целостности была многократно сложнее, чем в Европе. Степень разобщенности между основными эмигрантскими, в том числе военно-эмигрантскими центрами здесь была значительно выше, чем в Европе, что усугублялось постоянной внутриполитической вооруженной борьбой и развернувшейся с начала 1930-х гг. интервенцией со стороны Японии. Ситуация для радикальной эмиграции осложнялась и наличием в Китае, особенно в его северо-восточной части – Маньчжурии, постоянного советского присутствия, выражавшегося в проживании здесь десятков тысяч советских граждан, широкой деятельности легальных и нелегальных советских структур от администрации Китайской Восточной железной дороги (КВЖД), общественных и профессиональных организаций до резидентур всех советских разведывательных органов. Свою роль играло и более низкое «качество» оказавшихся в эмиграции в Китае воинских подразделений белого Восточного фронта с присущим им духом атаманчества и невысоким уровнем дисциплины.

Тем не менее, русская военная эмиграция в Китае, также как в Европе, при всей неоднородности и противоречивости ее характеристик являла собой специфическое сообщество, объединенное общим прошлым (главной смысловой частью которого выступала борьба против власти большевиков) и настоящим (основным смыслосодержащим элементом которого являлось утрата родины и неприятие советской власти), комплексом поведенческих и идентификационных признаков, имевшее свою организационную структуру, и способное к самоорганизации и самосохранению. Изучение русской военной эмиграции в Китае как специфического сообщества в динамике его развития от становления до исчезновения и стало предметом настоящего исследования.

Понятие «военная эмиграция» в нашем исследовании имеет достаточно широкий характер и включает в себя совокупность бывших военнослужащих Российской Императорской и Белой армий, прежде всего ее профессиональную часть – офицерство; организации и объединения бывших военных; воинские и военизированные подразделения из эмигрантов, состоявшие на службе на территории Китая; русскую военную молодежь, т. е. молодое поколение эмигрантов, получивших военное образование и опыт военной службы за рубежом.

Почему мы отдаем предпочтение определению «русский» по отношению к военной эмиграции, а не «российский»? Определение «российский» практически не использовалось в эмигрантской практике. Для китайской администрации все выходцы с территории бывшей Российской империи, независимо от их этнической принадлежности, являлись русскими. Кроме того, в этническом отношении подавляющая масса военных эмигрантов (офицерство почти на сто процентов) были русскими.

Начало изучению в России военной эмиграции было положено практически сразу после окончания Гражданской войны. Однако работы, изданные в 1920-е гг., не носили непосредственно научного характера, выступая скорее отражением ожесточенной политической борьбы между Россией советской и Россией зарубежной, эмигрантской. Именно в эти годы в оценках эмиграции оформились основные идеологические клише, сохранявшееся в той или иной степени на протяжении всего советского периода. Эмиграция, либо ее наиболее реакционная часть, обязательно включавшая военных, рассматривалась как непримиримый враг советского государства, носитель идей реставрации старого, «эксплуататорского» режима, приспешник империализма. Все внимание советских историков, обращавшихся к изучению эмиграции, было сосредоточено на деятельности эмигрантских контрреволюционных организаций, вынашивавших планы свержения советской власти, и борьбе с ними советского государства. Военная эмиграция нередко дифференцировалась на активную «антисоветскую головку» (в основном белое офицерство) и рядовую массу обманутых и запутанных. Указывалась продажность руководителей Белого движения и неприглядная судьба эмиграции, смрадно догнивающей в «харбинском тупике»[1 - Белов В. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутье. М.-Пг., 1923; Киржниц А. У порога Китая. Русские в полосе отчуждения КВЖД. М., 1924; Мещеряков Л.М. На переломе (Из настроений белогвардейской эмиграции). М.: Главполитпросвет, 1922; Полевой Е. По ту сторону границы. Белый Харбин. М.-Л., 1930, и др.]. В 1930-е гг. белая эмиграция, попав в разряд запрещенных тем, практически исчезла из исследовательского поля, упоминаясь разве что в контексте событий вооруженного конфликта 1929 г. вокруг КВЖД и захвата Маньчжурии в 1931 г. японской Квантунской армией в качестве «пылающего звериной ненавистью к Советскому Союзу» пособника белокитайских и японских милитаристов[2 - Аварин В.Я. «Независимая» Маньчжурия. М., 1932; Алексеев И. Что происходит на КВЖД. Хабаровск, 1929; Тульский С. Маньчжурия. М.: ОГИЗ, Гос. воен. изд-во, 1932, и др.].

В отличие от советских авторов 1920–1930-х гг. эмигрантские исследователи (также большей частью непрофессиональные историки) пытались выявить причины поражения Белого движения и показывали трагедию поражения и исхода Белой армии. Среди эмигрантских авторов-дальневосточников особенно выделятся И.И. Серебренников, чья изданная в 1936 г. в Харбине книга «Великий отход», основанная на воспоминаниях участников событий 1919–1923 гг., достаточно подробно и объективно описывала процесс отступления частей Белой армии в различные районы Китая и первоначальное обустройство бывших военнослужащих[3 - Серебренников И.И. Великий отход. Рассеяние по Азии белых Русский Армий. 1919–1923. Харбин: Изд-во М.В. Зайцева, 1936.].

Своеобразным приемником Серебренникова в историописании Белой эмиграции на Дальнем Востоке явился бывший белый офицер П.П. Балакшин. В его фундаментальном произведении «Финал в Китае»[4 - Балакшин П. Финал в Китае. Возникновение, развитие и исчезновение Белой эмиграции на Дальнем Востоке. Сан-Франциско, Париж, Нью-Йорк: Сириус, 1958.], охватившем весь период существования белой эмиграции в Китае и построенном на основе отдельных эмигрантских документов, периодики и воспоминаний целого ряда лиц (информация о которых сегодня практически утрачена), нашли отражение противостояние между советской разведкой и эмигрантскими активистами, участие русских в китайских междоусобных войнах в 1920-е гг. и советско-китайском конфликте 1929 г., сотрудничество представителей эмиграции с японскими спецслужбами, и была представлена целая галерея портретов крупных деятелей эмиграции в Китае.

Возвращение внимания советских исследователей к истории русской эмиграции началось с конца 1950-х гг. И хотя в изданных в 1960-е гг. воспоминаниях советских военных советников в национально-революционных армиях Китая времен революции 1925–1927 гг. их противник – русская военная эмиграция – по-прежнему представал в карикатурном виде, как «зараженная всеми пороками дна большого города, почти поголовно сифилитичная и насквозь развращенная»[5 - Примаков В.М. Записки волонтера. Гражданская война в Китае. М.: Наука, 1967; Черепанов А.И. Северный поход Национально-революционной армии Китая (Записки военного советника). М.: Наука, 1968.], в исторических работах семидесятых – восьмидесятых годов, опиравшихся на архивные документы и свидетельства вернувшихся на родину бывших эмигрантов, была дана более объективная картина безуспешных попыток радикальной эмиграции ликвидировать советскую власть в СССР[6 - Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции. Л., 1978; Комин В.В. Крах российской контрреволюции за рубежом. Калинин, 1977; Мухачев Ю.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982; Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М.: Мысль, 1986; и др.]. Среди исследований этого периода особенно стоит отметить работу Л.К. Шкаренкова, лучшее из советских исследований деятельности антибольшевистского эмигрантского актива. Значительное место в работе было уделено военным организациям, прежде всего Русскому Обще-Воинскому Союзу. К сожалению, Шкаренков представил очень мало сведений о дальневосточной ветви эмиграции, ограничившись упоминанием наиболее ярких примеров антисоветского движения в 1920–1930-е гг., социальной базой которого во многом выступали бывшие военные, «масса безработных, не приспособленных к какому-нибудь труду людей, сроднившихся с насилиями и грабежами».

Дальневосточная ветвь русской эмиграции в советский период практически не являлась предметом самостоятельного научного изучения. Только в 1987 г. во Владивостоке под грифом «для служебного пользования» В.В. Сониным было издано учебное пособие «Крах белоэмиграции в Китае», дававшее краткий обзор истории русской дальневосточной эмигрантской колонии, выдержанное в строгих идеологических рамках советской школы[7 - Сонин В.В. Крах белоэмиграции в Китае. Учеб. пособие. Владивосток, 1987.].

На рубеже 1980–1990-х гг. в связи с политическими изменениями в России в отечественной исторической науке возник острый интерес к истории эмиграции «первой волны». В девяностые годы появилось большое количество исследований, лишенных прежних идеологических штампов и ориентированных на объективное и всестороннее изучение эмиграции. Исследование военной эмиграции в это время приобрело самостоятельный характер, а открытие государственных архивных фондов (прежде всего эмигрантских коллекций бывшего ЦГАОР) поставило его на серьезную документальную основу. Наряду с открытием доступа для исследователей к архивным фондам, началась подготовка и издание сборников документов, освещавших деятельность военной эмиграции[8 - Из истории русской эмиграции 1921–1945 гг. (Комплект документов из фондов РГВА) / Сост. И.В. Успенский. Под ред. Н.Е. Елисеевой. М., 1996; Политическая история русской эмиграции. 1920–1940 гг. Документы и материалы: Учебное пособие / Под ред. проф. А.Ф. Киселева. М., 1999; Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920–1945): сб. документов / Вступ. статья, сост., прилож. Е.Н. Чернолуцкой. Южно-Сахалинск, 1994; Русская военная эмиграция 20-х – 40-х гг. Документы и материалы. Т. 1–10. М., 1998–2017.], а также воспоминаний и исследований участников Белого движения, оказавшихся в эмиграции[9 - Белая эмиграция в Китае и Монголии. М., 2005; Белое дело: Избранные произведения: В 16 кн. М., 2003. Кн. 14. Белый Восток; Российский военный сборник. Вып. 6, 9, 12, 13, 16, 17, 21, 22. М., 1994, 1995, 1997, 1999, 2000, 2005, 2007; Русская армия в изгнании. М., 2003; Русская эмиграция в борьбе с большевизмом. М., 2005; и др.]. Вместе с тем, немало отечественных исследований военной эмиграции 1990–2000-х гг. отличались чрезмерной широтой географического и тематического охвата, страдая при этом недостаточной глубиной проработки тематики и узостью источниковой базы. Основное место в исследованиях деятельности военной эмиграции было отдано ее западной ветви, что объясняется преимущественным обращением исследователей к материалам хранящегося в ГАРФе Пражского архива, одного из крупнейших собраний документов русской эмиграции. Как известно, документы дальневосточной ветви эмиграции представлены в коллекциях Пражского архива достаточно фрагментарно. К достоинствам научных работ этого периода можно отнести предложенную авторами классификацию военных организаций российской эмиграции, описание процесса складывания, анализ организационной, военно-политической, образовательной, боевой деятельности военной эмиграции[10 - Бегидов А.М., Ершов В.Ф., Парфенов Е.Б., Пивовар Е.И. Российская военная эмиграция в 1920–30-е гг. Нальчик, 1998; Бегидов А.М., Ершов В.Ф., Пивовар Е.И. Военно-учебные заведения зарубежной России. 1920–1930-е гг. Нальчик: Издательский центр «Эль-Фа», 1999; Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Центрполиграф, 2002; Он же. Русская военная эмиграция: Издательская деятельность. М.: Пашков дом, 2008; Ершов В.Ф. Российское военно-политическое зарубежье в 1918–1945 гг. М.: МГУ сервиса, 2000; Иванов И.Б. РОВС: Краткий исторический очерк. СПб., 1994; Свириденко Ю.П., Ершов В.Ф. Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920–1945 гг. М.: МГУ сервиса, 2000.].

Обращаясь к истории русской военной эмиграции на Дальнем Востоке и описывая ее деятельность почти исключительно как реваншистскую и экстремистскую, исследователи дали русским военных организациям Китая очень поверхностную, фрагментарную и «статичную» (без какого-либо видимого развития и эволюции) характеристику. Основное внимание концентрировалось на фактах антисоветской борьбы военной эмиграции, преимущественно в Маньчжурии, и сосредотачивалось на нескольких временных периодах – начале 1920-х гг., советско-китайском конфликте на КВЖД 1929 г., конце 1930-х – начале 40-х гг. (от Хасана и Халхин-Гола до начала советско-германской войны). При этом описание антисоветской активности военной эмиграции было не лишено тенденциозности, фактологических ошибок, и близко в своих оценках к поздне-советской историографии, в частности, работам Л.К. Шкаренкова.

В 2000–2010-е гг. исследования российской военной эмиграции приобрели более узкую региональную и тематическую специализацию[11 - В это время был защищен целый ряд диссертаций, посвященных истории военной эмиграции: Борейко А.М. Русский Общевоинский Союз и советские органы государственной безопасности: 1924 – вторая половина 1930-х гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2002; Бухтерев В.Б. Российская военная эмиграция в Германии в 1920–1945 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2006; Климутин В.А. Российская военно-морская эмиграция в 1920–1930-е гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2006; Ракунов В.А. Эмиграция белых войск из России в Китай и ее военные последствия (1918–1945 гг.): Дис. … канд. ист. наук. М., 2011; Сотников С.А. Российская военная эмиграция во Франции в 1920–1945 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2006; Федоров С.С. Русский Обще-Воинский Союз. 1920–1930 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2009; Чичерюкин В.Г. Русские эмигрантские воинские организации, 1920–1940-е гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2000; и др.], существенно возросло внимание к судьбам руководителей и отдельных представителей военных организаций. Основные проблемы, к которым обращаются современные исследователи военной эмиграции, в основном остаются традиционными – это становление и организационные структуры военной эмиграции; деятельность военных организаций (прежде всего таких крупных, как Обще-Воинский Союз и Корпус Императорской Армии и Флота) по сохранению боевого и интеллектуального потенциала военной эмиграции и обеспечению преемственности ее традиций для молодого поколения эмигрантов; антисоветский эмигрантский активизм, в немалой степени представленный бывшими военными; отношение ко Второй мировой войне и участие в ней бывших русских военных[12 - Голдин В.И. Армия в изгнании. Страницы истории Русского Обще-Воинского Союза. Архангельск-Мурманск: СОЛТИ, 2002; Он же. Роковой выбор. Русское военное зарубежье в годы Второй мировой войны. Архангельск-Мурманск: СОЛТИ, 2005; Он же. Он же. Российская военная эмиграция и советские спецслужбы в 20-е годы ХХ века. Архангельск: СОЛТИ; СПб.: Полторак, 2010; Кузнецов Н. Русский флот на чужбине. М.: Вече, 2009; Окороков А.В. Русская эмиграция: Политические, военно-политические и воинские организации, 1920–1990 гг. М., 2003; Серегин А.В. Монархисты-легитимисты и Русский Общевоинский Союз // Новый исторический вестник. 2014. № 39. С. 89–104; Цурганов Ю.С. Белоэмигранты и Вторая мировая война: попытка реванша, 1939–1945. М., 2010; и др.].

Несмотря на то, что изучение российской эмиграции на Дальнем Востоке в 1990-е гг. приобрело самостоятельный и даже в чем-то самодостаточный характер[13 - К наиболее крупным исследователям истории российской эмиграции в Китае стоит отнести Н.Н. Аблажей, Н.Е. Аблову, Ю.В. Аргудяеву, Е.Е. Аурилене, М.В. Кротову, Г.В. Мелихова, В.Ф. Печерицу, А.А. Хисамутдинова и др. Определенная самодостаточность исследований дальневосточной российской эмиграции заключается в том, что значительная часть историков (и не только историков), занимающихся проблемами эмиграции, сосредоточена на Дальнем Востоке и опирается в своей работе преимущественно на местные архивные материалы, отложившиеся в фондах ГАХК, ГАПК и др.], исследования, посвященные военной эмиграции в Китае, выглядят весьма скромно в сравнении с ее западной ветвью. Тем не менее, можно выделить ряд проблем истории военной эмиграции в Китае, получивших существенную разработку в исследованиях отдельных авторов.

Вопросы, связанные с отступлением воинских частей Белой армии в Китай и последующей репатриацией части бывших военных, количественным и качественным составом сообщества военных эмигрантов, организационной активностью и первичной адаптацией военных, нашли отражение в работах, освещающих историю Гражданской войны на востоке России, и оказались наиболее проработанными в отношении Северо-Западного Китая[14 - Аблажей Н.Н., Комиссарова Е.Н. Амнистия рядовых белогвардейцев и их реэмиграция из Китая в 1920-е гг. // Гуманитарные науки в Сибири. 2007. № 3. С. 49–52; Бармин В.А. Советский Союз и Синьцзян. 1918–1941 гг. Барнаул, 1998; Волков Е.В. Под знаменем белого адмирала. Офицерский корпус вооруженных формирований А.В. Колчака в период Гражданской войны. Иркутск: Издат. дом «Сарма», 2005; Ганин А.В. Атаман А.И. Дутов. М.: Центрполиграф, 2006; Он же. Черногорец на русской службе: генерал Бакич. М.: Русский Путь, 2004; Крах белой мечты в Синьцзяне: воспоминания сотника В.Н. Ефремова и книга В.А. Гольцева «Кульджийский эндшпиль полковника Сидорова». СПб.: Алетейя, 2016; Марковчин В.В. Деятельность русской военной эмиграции в Северо-Западном Китае: 1920–1926 гг.: Дис. … канд. ист. наук. Курск, 2010; Обухов В.Г. Схватка шести империй. Битва за Синьцзян. М.: Вече, 2007; Петров А.А. Отряд полковника Орлова [Электронный ресурс] // URL: ruguard.ru/forum/index.php (дата обращения: 15.08.15); Тарасов М.Г., Дудникова А.В. Формирование енисейской казачьей эмиграции в Китае // Вестник ТГУ. 2014. № 379. С. 145–149; Фомин В.Н., Фомин К.В. Белая армия на Дальнем Востоке и в Китае в 1921–1922 гг.: дислокация, численность и командный состав // Белая армия. Белое дело. 2000. № 7. С. 36–42; Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке (1920–1922 гг.). Хабаровск: Хабар. гос. пед. ун-т, 1996; Он же. Гражданская война на Дальнем Востоке России: формирование антибольшевистских режимов и их крушение (1917–1922 гг.). Хабаровск: Хабар. краевед. музей, 2012; Шулдяков В.А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1917–1920. М.: Центрполиграф, 2004. Кн. 2.].

Большое внимание исследователей привлекает проблема участия русских военных в армиях и вооруженных формированиях на территории Поднебесной. К наиболее изученным в отечественной исследовательской литературе эмигрантским воинским подразделениям относятся Русская группа войск Шаньдунской армии маршала Чжан Цзунчана, Русская дивизия в составе китайских войск Синьцзяна, Русский отряд (полк) Шанхайского волонтерского корпуса, отряд Асано в армии Маньчжоу-го[15 - Балмасов С.С. Белоэмигранты на военной службе в Китае. М.: Центрполиграф, 2007; Буяков А.М. Организация и деятельность русского отряда «Асано» в Маньчжурии (1938–1945 гг.) // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: Матер. Первой междунар. науч. – практич. – конф. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1998. Кн. 2.; Мелихов Г.В. Российская эмиграция в международных отношениях на Дальнем Востоке (1925–1932). М.: Русский Путь, 2007; Он же. Русская «Нечаевская дивизия» в армии северных китайских милитаристов (Формирование. Состав. Командование). 1924–1928 гг. // Труды Института российской истории. Вып. 6 / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М., 2006. С. 120–139; Наземцева Е.Н. Русская эмиграция в Синьцзяне (1920–1930-е гг.). М.: НобельПресс, 2013; Окороков А.В. Русские добровольцы. М.: Авуар консалтинг, 2004; Он же. В боях за Поднебесную. Русский след в Китае. М.: Вече, 2013; Рубанов Е.А. Белая эмиграция в Китае в межвоенный период: русские наемники на иноземной службе в Маньчжурии // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2012. № 4 (20). С. 70–75; Смирнов С.В., Буяков А.М. Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945). М.: ТД Алгоритм, 2015; Яковкин Е.В. Русские солдаты Квантунской армии. М.: Вече, 2014; и др.]. Как отмечают исследователи, мотивами появления части этих подразделений являлось как наемничество, так и антисоветский активизм, что порождало внутренний конфликт, а стремление внешних политических сил в лице китайской военно-политической администрации, японских оккупационных властей, руководства иностранных сеттльментов использовать военный потенциал русской эмиграции в своих интересах способствовало деградации антибольшевистского движения в военно-эмигрантской среде. Некогда обезличенная масса белогвардейцев на службе иностранных империалистов приобрела в этих произведениях личностное измерение, выраженное в индивидуальных судьбах отдельных представителей военной эмиграции.

То же личностное измерение в изучении истории военной эмиграции демонстрируют исследования, посвященные биографиям отдельных офицеров Белой армии, оказавшимся в Китае[16 - Абеленцев А.Н. Председатель Восточного Казачьего Союза генерал Е.Г. Сычев // Белая гвардия. 2005. № 8. С. 292–301; Богуцкий А.Е. Военная и политическая деятельность атамана Иркутского казачьего войска П.П. Оглоблина // Известия Алтайского государственного университета. 2012. № 4–2 (76). С. 40–45; Волков Е.В. Крестьянский сын Белой России: линия жизни генерала П.П. Петрова // Белая армия. Белое дело. 2006. № 15. С. 72–89; Он же. Судьба колчаковского генерала. Страницы из жизни М.В. Ханжина. Екатеринбург, 1999; Ганин А.В. Большая игра генерал-майора И.М. Зайцева // Белая гвардия. 2005. № 8. С. 193–207; Генерал Дитерихс / Ред. и сост. В.Ж. Цветков. М.: НП «Посев», 2004; Кротова М.В. Генерал В.Н. Касаткин: неизвестные страницы жизни в Харбине // Новый исторический вестник. 2012. № 33. С. 110–118; Толочко А.В. Н.Г. Фомин и консолидация русской эмиграции в Шанхае // Вестник Пермского университета. 2009. Вып. 4 (11). С. 113–118; и др.]. Среди крупных фигур военной эмиграции абсолютным лидером по числу публикаций является атаман Г.М. Семенов. При этом исследователи нередко пытаются идеализировать образ атамана, возможно, в противовес его демонизации в советский период[17 - Кайгородов А. Атаман Семенов // Байкал. Улан-Удэ, 1995. № 2. С. 78–93; Курас Л.В. Атаман Семенов: любовь, переродившаяся в предательство // Власть. 2014. № 2. С. 184–188; Марковчин В.В. Три атамана. М.: Звонница-МГ, 2003; Романов А.М. Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова. Иркутск: Оттиск, 2013; Смирнов А.А. Атаман Семенов: последний защитник Империи. М.: Вече, 2005, Он же. Казачьи атаманы. М.: Нева, Олма-Пресс, 2002, и др.]. Большой интерес представляют публикуемые отдельными исследователями материалы о судьбах военных эмигрантов не первой и зачастую не второй величины, нередко опирающиеся на уникальные документы[18 - Базаров Б.В. Генерал-лейтенант Маньчжоу-Го Уржин Гармаев. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского науч. центра СО РАН, 2001; Краснощеков А.А. Зигзаги судьбы Ивана Вощило // Белая армия. Белое дело. Истор. науч. – попул. альманах. Екатеринбург, 2015. № 22. С. 79–96; Огневский А. Русский патриот Яков Смирнов // Ежедневные новости. Владивосток, 2002. 20 дек.; Петрушин А.А. «Мы не знаем пощады…»: Известные, малоизвестные и неизвестные события из истории Тюменского края по материалам ВЧК – ГПУ – НКВД – КГБ. Тюмень, 1999; Рыжов И.Л. Последний бой полковника [электронное издание] // Совет директоров. URL: http://www.bazar2000.ru/index.php?article=4850; Тимофеев А. Земляки (Материалы для биографического словаря) // Сибирский исторический альманах. Т. 1. Гражданская война в Сибири. Красноярск: Знак, 2010. С. 32–38; и др.]. Кроме того, стоит отметить наличие целого ряда справочных биографических изданий, где представлены сведения о военных эмигрантах, или исследования, имеющие обширные биографические приложения, относящееся к военным эмигрантам[19 - Александров Е.А. Русские в Северной Америке: Биографический словарь. Хэмден; Сан-Франциско; СПб., 2006; Буяков А.М., Крицкий Н.Н. Морские стрелковые формирования Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке России (1918–1922 гг.). Владивосток: Рея, 2015; Волков С.В. База данных «Участники Белого движения в России» [электронное издание]. URL: https://погибшие. рф/arhiv/uchastniki-grazhdanskoj-vojny/uchastniki-belogo-dvizheniya-v-rossii/uchastniki-belogo-dvizheniya-v-rossii-dl-ds.html; Он же. Белое движение. Энциклопедия Гражданской войны. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003; Ганин А.В., Семенов В.Г. Офицерский корпус Оренбургского казачьего войска 1891–1945: Биографический справочник. М.: Русский Путь, Библ. – фонд «Русское зарубежье», 2007; Купцов И.В., Буяков А.М., Юшко В.Л. Белый генералитет на Востоке России в годы Гражданской войны. Биографический справочник. М.: Кучково поле; Ассоциация «Военная книга», 2011; Хисамутдинов А.А. Российская эмиграция в АТР и Южной Америке: Биобиблиографический словарь. Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 2000; Шаронова В.Г. Некрополь русского Шанхая. М.: Старая Басманная, 2013, и др.].

Еще одним объектом устойчивого интереса исследователей военной эмиграции являются корпоративные сообщества, к каковым с определенной долей условности можно отнести казачество, и организации бывших военных, а также их участие в антисоветской борьбе. В многочисленных публикациях, посвященных казачьей эмиграции в Китае, достаточно подробно обрисован процесс ее формирования, особенности приспособления казаков к новым условиям проживания, организационная структура казачества, общественно-политическая и культурно-просветительская деятельность крупных казачьих объединений в Маньчжурии и Шанхае и роль в этом наиболее выдающихся представителей казачьего сообщества[20 - Ганин А.В. Оренбургское казачье войско в Гражданской войне и в эмиграции. 1917–1945 гг. // Военно-исторический журнал. 2006. № 8. С. 25–30; Малышенко Г.И. Общественно-политическая жизнь российского казачества в дальневосточной эмиграции (1920–1945 гг.). Омск: Изд-во ОмГАУ, 2006; Сергеев О.И. Из истории политической жизни российской эмиграции в Китае: фашизм и казачество // Вопросы гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке. Владивосток, 1994. С.; Он же. Исход в Китай, исход из Китая: войны первой половины ХХ в. и российская казачья эмиграция // Вглядываясь в прошлое: Мировые войны ХХ века в истории Дальнего Востока России / Под ред. Л.И. Галлямовой. Владивосток: ДВО РАН, 2015. С. 256–269; Фомин К.В. Казачья эмиграция в Китае: 1922–1931 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2004; Худобородов А.Л. Вдали от Родины: российские казаки в эмиграции. Челябинск, 1997; Он же. Казачья эмиграция в Маньчжурии в период японской оккупации (1932–1945 гг.) // Вестник Челябинского университета. Сер. 10. Востоковедение. Евразийство. Геополитика. 2002. № 1. С. 186–196; Чапыгин И.В. Казачья эмиграция в Китае. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2014.]. Из военных организаций эмиграции и организаций преимущественно военных по своему составу, чья деятельность получила определенное освещение в исследовательской литературе, стоит выделить Дальневосточный отдел РОВС и его отдельные китайские подразделения, шанхайские Союз служивших в Российских Армии и Флоте (ССРАФ), Казачий Союз, Офицерское Собрание и Союз военных инвалидов, Братство Русской Правды[21 - Аурилене Е.Е. Российская диаспора в Китае. 1920–1950-е гг. Хабаровск: Частная коллекция, 2008; Базанов П.Н. Братство Русской Правды – самая загадочная организация Русского Зарубежья. М.: Посев, 2013; Буяков А.М. Знаки и награды российских эмигрантских организаций в Китае (Дайрен, Тяньцзинь, Харбин, Хуньчунь, Цинаньфу, Шанхай), 1921–1949 гг.: материалы к справочнику. Владивосток: Русский Остров, 2005; Дубаев М.Л. Из истории русской эмиграции в Китае: Харбинское отделение РОВС // Восточный архив. 2002. № 8/9. С. 56–67; Егоров Н.А. Дальневосточный отдел диверсионно-террористической организации «Братство русской правды» // Проблемы Дальнего Востока. 2009. № 4. С. 136–141; Курас Л.В. Российская военно-политическая эмиграция в Маньчжоу-Го (по материалам советской разведки) // Гуманитарный вектор. 2016. Т. 11. № 4. С. 163–173; Терзов А.С. Белая эмиграция в Китае: деятельность Дальневосточного отдела РОВС. URL: http://srn-fareast.ucoz.ru/ (http://srn-fareast.ucoz.ru/) (дата обращения: 15.05.17); Хисамутдинов А.А. Русские общественно-военные организации в Харбине // История Белой Сибири: новые подходы и результаты: Вестник Кемеровского государственного университета. 2015. № 2 (62). Т. 6. С. 303–308; Шаронова В.Г. История русской эмиграции в Восточном Китае в первой половине ХХ века. М.; СПб., 2015; и др.].

Антисоветское движение в эмигрантской среде, в значительной мере представленное бывшими военными, и участие эмигрантов в открытой вооруженной борьбе против Советского Союза как и в советский период являются одной из важнейших тем для исследователей дальневосточной ветви Русского зарубежья, опирающихся на значительно более широкую источниковую базу и свободных от идеологических шаблонов в своих интерпретациях, а ставшая в последнее время животрепещущей проблема коллаборационизма в годы Второй мировой войны чаще всего решается отделением эмигрантских антисоветских активистов от коллаборантов[22 - Аблажей Н.Н. С востока на восток: Российская эмиграция в Китае. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2007; Аурилине Е.Е., Кротова М.В. «Лишить японцев белоэмигрантского козыря…». Российская эмиграция в Маньчжурии в период Второй мировой войны // Военно-исторический журнал. 2015. № 4. С. 52–57; Базанов П.Н. Указ. соч.; Буяков А.М., Шинин О.В. Деятельность органов безопасности на Дальнем Востоке в 1922–1941 годах. М.: Кучково поле; Беркут, 2013; Егоров Н.А. Указ. соч.; Кротова М.В. «Оживление деятельности белогвардейцев вызвано… ухудшением международного положения СССР». Русская эмиграция в Маньчжурии: планы вооруженной борьбы с Советским Союзом в 1920-е годы // Военно-исторический журнал. 2014. № 7. С. 64–67; Она же. Синдром антибольшевизма на Дальнем Востоке // Военно-исторический журнал. 2014. № 10. С. 71–77; Курас Л.В. Японская Военная миссия в Маньчжоу-го: подготовка к агрессии // Власть. 2014. № 9. С. 143–147; Куртинец С.А. Японские разведывательные органы в Северной Маньчжурии в 20-е гг. ХХ в. // Проблемы Дальнего Востока. 2010. № 4. С. 115–125; Ландер И.И. Негласные войны. История специальных служб. 1919–1945: В 2 кн. Одесса: Друк, 2007; Мозохин О.Б. Противоборство. Спецслужбы СССР и Японии (1918–1945). М.: Родина Медиа, 2012; Сонин В.В. Дальневосточная эмиграция в годы Второй мировой войны // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. Владивосток: Дальнаука, 2000. С. 36–45; Усов В.Н. Советская разведка в Китае. 20-е годы ХХ века. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002; Он же. Советская разведка в Китае: 30-е годы ХХ века. М., 2007; Хабаровские чекисты. История в документах и судьбах / Автор-сост. А.С. Колесников. Хабаровск, 2011; Ципкин Ю.Н. Маньчжурская эмиграция: раскол и попытки объединения военных кругов // Российская эмиграция на Дальнем Востоке… С. 28–35; и др.].

В зарубежной историографии русской военной эмиграции[23 - Одной из лучших работ, посвященных истории русской военной эмиграции в Европе, является книга П. Робинсона «Русская Белая армия в изгнании» (Robinson P. The White Russian Army in exile. 1920–1941. Oxford: Clarendon press, 2002).], деятельность ее дальневосточной ветви нашла некоторое освещение только в трудах, посвященных истории Русского Китая, и в отдельных специальных статьях[24 - Ван Чжичэн. История русской эмиграции в Шанхае / Пер. с кит. Пань Чэнлонга, Сяо Хуэйчжуна, Лю Юйцинь, Бэй Вэньли, Л.П. Черниковой. М.: Русский путь, 2008; Стефан Дж. Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции. 1925–1945 / Пер. с англ. Л.Ю. Мотылева. М.: СП «Слово», 1992; Stephan J.J. Russian Soldiers in Japanese service: The Asano brigade // Shikan. The Historical Review. Tokyo, 1977. N 95; Stephan J.J. The Russian Fascists: Tragedy and Farce in Exile. 1925–1945. N.Y.: Harper Row Publishers, 1978; Фэн юй фупин: Эго цяолинь цзай Чжунго (Ряска в непогоду: Русские эмигранты в Китае) (1917–1945) / Ли Сингэн, Ли Жэньнянь и др. – Пекин: Чжунъян бяньи чубаньшэ, 1997.].

В целом, принимая во внимание большой вклад отечественных и зарубежных исследователей в изучение русской эмиграции «первой волны», необходимо отметить, что русская военная эмиграция в Китае в качестве самостоятельного и целостного предмета исследования никогда не рассматривалась. Военная эмиграция, как нередко и эмиграция вообще, в работах исследователей за редким исключением предстает в виде конгломерата отдельных организаций, социальных и политических групп, наиболее выдающихся личностей, деятельность которых детерминирована их политическими характеристиками, средой проживания и международным контекстом. Неразработанными или почти неразработанными остаются целый ряд проблем, как то роль личностного фактора в деятельности военной эмиграции, сохранение и поддержание корпоративной идентичности внутри военного эмигрантского сообщества, взаимодействие между военными и молодежными организациями, социальная адаптация военных, особенно в ее личностном измерении.

Комплексное исследование русской военной эмиграции в Китае потребовало обращения к широкому кругу исторических источников, к которым относятся опубликованные и неопубликованные документы эмигрантских организаций, воинских подразделений, а также советских спецслужб и дипломатического ведомства; документы личного происхождения; следственные материалы на репрессированных эмигрантов из Китая; материалы периодической печати, прежде всего изданий военных организаций, и другие эмигрантские печатные издания, также многочисленные фотоматериалы, обнаруженные нами в архивных коллекциях, частных собраниях и разнообразных печатных изданиях.

Процесс формирования русской военной эмиграции в различных районах Китая нашел отражение в документах Охранной стражи КВЖД, воинских частей Белой армии, эвакуировавшихся в 1920–1922 гг. на территорию Китая, агентурных сведениях управления Красной армии и советских спецслужб, а также в воспоминаниях отдельных эмигрантов[25 - АВПРФ. Ф. 0100. Рефература по Китаю; ф. 0100б. Рефература по Маньчжурии; ф. 308. Генеральный консул СССР в Харбине; Будберг А.П. Дневник белогвардейца // Архив Русской Революции. Берлин, 1923–1924. Т. 12, 13; ГАРФ. Ф. Р-4325. Управление делами по устройству беженцев, Гензан; ф. Р-4698. Управление начальника снабжения рабочих организаций в Корее; ф. Р-5793. Рябиков П.Ф.; ф. Р-6081. Управление Китайской Восточной железной дороги; ф. Р-6599. Ильин И.С.; ф. Р-9145. Коллекция отдельных документов различных эмигрантских организаций; РГВА. Ф. 7. Штаб РККА; Русская военная эмиграция 20–40-х гг. ХХ века. Т. 7. Восточная ветвь. 1920–1928 гг. М., 2015. 954 с.; BAR. Vorobchuk (A.P.) Papers; HIA. Petrov (P.P.) Papers; Serebrenikov (I.I.) Papers; и др.].

Характеризуя начальную стадию оформления организационных основ военной эмиграции, проблемы жизненного выбора и стратегий его реализации представителями военного сообщества в условиях необходимости адаптации к новой социально-культурной среде, мы обратились как к документам, отражающим институциональную сторону этих процессов (например, документы эмигрантских организаций), так и свидетельствам, демонстрирующим индивидуальный опыт вхождения в новую среду[26 - Дневник Георгия Ларина – хорунжего Оренбургского казачьего войска // Белая армия. Белое дело. 2015. № 22. С. 145–151; Дневник майора И.И. Штина // Балмасов С.С. Указ. соч. С. 204–231; Дневник полковника А.А. Тихобразова // Балмасов С.С. Указ. соч. С. 232–298; Зубец В.А. На службе в китайской армии // Русская Атлантида. 2009–2013. № 33–46; Ильинский А.А. Записки белогвардейца // Русская Атлантида. 2009. № 31; РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 5. Собрание воспоминаний и дневников Морозова В.А. «Записки об эмиграции», и др.]. Особенно ценными здесь являются документы, синхронно сформировавшиеся с протекавшими событиями, т. е. дневниковые записи. Если источники личного происхождения освещают проблему выбора индивидом той или иной жизненной стратегии, то обращение к материалам массовых источников (пусть и такому специфическому, как следственные дела бывших эмигрантов)[27 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Архивно-следственные дела.] позволило нам выявить спектр вероятностных стратегий в конкретных исторических условиях.

Важное значение для реконструкции организационной, политической, боевой, благотворительной и других видов деятельности военной эмиграции имеют разнообразные документы организаций бывших военных (протоколы заседаний, докладные и служебные записки, переписка, обзоры и др.). Наиболее крупный комплекс документов и прежде всего официальная и личная переписка руководителей различного ранга относится к дальневосточным подразделениям РОВС, самой массовой военной организации во всех регионах рассеяния русских эмигрантов[28 - ГАРФ. Ф. Р-5826. Русский Общевоинский Союз; ф. Р-5829. Лукомский А.С.; BAR. Russkii Obshche-Voinskii Soiuz (ROVS) Papers; HIA. Golovin (N.N.) Papers; Lukomskii (A.S.) Papers; Petrov (P.P.) Papers; Nedzvetskii (B.) Papers; Museum of Russian Culture. Русские эмигранты на Дальнем Востоке.]. Достаточно много сохранилось документов, отображающих деятельность шанхайского Казачьего Союза и Союза служивших в Российских армии и флоте в Шанхае, Союза казаков на Дальнем Востоке, Офицерского Собрания в Шанхае, обществ русских военных инвалидов[29 - ГАРФ. Ф. Р-5963. Казачий Союз в Шанхае; ф. Р-9145. Оп. 1. Д. 240; ГАХК. Ф. Р-829. Союз казаков на Дальнем Востоке; ф. Р-1497. Союз русских военных инвалидов в Маньчжу-Ди-Го; Краткая история Союза Русских Военных Инвалидов в г. Шанхае: К 10-летнему юбилею его существования. 1926–1936. Шанхай, 1936. 56 с.; Офицерское собрание в Шанхае. 1926–1941. Шанхай, 1941. 65 с.; MRC. Русские эмигранты на Дальнем Востоке. Box 2, 3.]. В меньшей степени повезло таким организациям, как китайские подразделения КИАФ, Дальневосточный союз военных и Восточный Казачий союз[30 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2; ГАРФ. Ф. Р-9145. Оп. 1. Д. 235, 241; ГАХК. Ф. Р-1129. Пограниченский район Дальневосточного союза военных; HIA. Moravskii Papers.]. Некоторая информацию, касающаяся объединений военных, отложилась в документах «гражданских» организаций дальневосточной эмиграции – Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи, Харбинского комитета помощи русским беженцам, Антикоммунистического комитета в Тяньцзине[31 - ГАХК. Ф. Р-830. Главное БРЭМ. Оп. 1, 3; ф. Р-1127. Отделение БРЭМ в Маньчжу-Ди-Го; ф. Р-1128. Харбинский комитет помощи русским беженцам; HIA. Kharbinskii komitet pomoshchi russkim bezhentsam; Abdank-Kossovskii Papers; Serebrenikov Papers.].

Отдельные аспекты деятельности военных организаций нашли отражение в эмигрантской периодической печати, особенно в тех изданиях, которые были близки или принадлежали объединениям военных – «Русское слово», «Грядущая Россия», «Армия и Флот», «Часовой», «Друг инвалида»[32 - Армия и Флот. Шанхай, 1926–1933; Голос России. Шанхай, 1932; Грядущая Россия. Харбин, 1934; Друг Инвалида. Шанхай, 1935–1941; Зарубежный казак. Харбин, 1940; Зов казака. Харбин, 1938; Русское слово. Харбин, 1926–1928, 1932–1935; Харбинское время (Время). Харбин, 1934, 1941–1945; Часовой. Париж, 1930–1936; HIA. Ilin (I.S.) clipping collection 1931–1932; и др.], и др. Кроме того, обращение к широкому кругу русских периодических изданий Китая помогло нам реконструировать обстановку и атмосферу жизни эмигрантских колоний.

Документы, позволяющие изучить деятельность военных организаций, дополняют, а иногда и восполняют материалы советских спецслужб, прежде всего военной разведки и Иностранного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ. В этих материалах особенно подробно освещается антисоветская деятельность эмиграции. Кроме того, антисоветская деятельность эмигрантского актива, где первенствующую роль играли бывшие военные, представлена, хотя и достаточно фрагментарно, в документах РОВС, БРП и организации сибирских областников[33 - ГАРФ. Ф. Р-5826; BAR. ROVS Papers; HIA. Larin (G.P.) Papers; Moravskii Papers; MRC. Box 1, 2; Архив св. – Троицкой духовной семинарии. Larin Papers; и др.].

Такой примечательный аспект деятельности русской военной эмиграции, как участие во внутри-китайских вооруженных конфликтах, позволяют осветить документы Русской группы войск Шаньдунской армии, включающие в себя приказы, рапорты, послужные списки, переписку и т. п.; воспоминания бывших военнослужащих Русской группы; агентурные сведения советской разведки; материалы периодической печати[34 - АВПРФ. Ф. 0100. Оп. 10; ГАРФ. Ф. Р-7043. Штаб Русской группы войск Шаньдунской армии; ф. Р-7044. Штаб 65-й дивизии 3-й армии Мукденских войск; Котляров Я. На службе у маршала Чжан Цзу-чана // Русская жизнь. Сан-Франциско, 1968; Михайлов Д. Русский отряд на службе в китайской армии. 1924–1928 // Русская жизнь. 1968; Политическая история русской эмиграции: Документы и материалы. М., 1999. 776 с.; РГВА. Ф. 25895. Управление Среднеазиатского военного округа; и др.]. Служба русских эмигрантов в Шанхайском Волонтерском корпусе получила отражение в документах фонда «Тиме» Бахметьевского архива, периодике и изданной в США в 1984 г. истории русского подразделения ШВК, составленной «летописцем» Русского полка сотником Е.М. Красноусовым. Для описания военной службы русских эмигрантов в армии Маньчжоу-го, а также их участия в военизированных охранных структурах и волонтерских подразделениях в Маньчжурии были привлечены прежде всего многочисленные следственные материалы на эмигрантов, вывезенных из Китая в СССР в 1945–1946 гг., и хранящиеся сейчас в ряде государственных и ведомственных архивов, а также разрозненные документы из других архивов, материалы периодической печати и воспоминания[35 - АВПРФ. Ф. 0100б. Оп. 8. П. 123; Архив УФСБ РФ по Хабаровскому краю. Прекращенные архивно-следственные дела. Д. ПУ-5094; ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2; ГАПК. Ф. 1588; ГАХК. Ф. Р-829; Луч Азии. Харбин, 1943, 1944; Перминов В.В. Наказание без преступления. Чита, 2010. 96 с.; Харбинское время (Время). Харбин, 1943–1945, и др.].

Анализ взаимодействия военных организаций и молодежных объединений эмиграции, обеспечения военного образования для молодежи, характера межпоколенных отношений, участия русской молодежи в китайских военных конфликтах и антисоветском движении совместно с бывшими военными обеспечивают разнообразные документы и воспоминания участников молодежных организаций, периодическая печать[36 - Вестник. Отдел Национальной Организации Русских Скаутов-Разведчиков в Северном Китае. Тяньцзин, 1939; ГАРФ. Ф. Р-9145; Голос скаута. Харбин, 1921; Мушкетер. Харбин, 1932, 1936, 1942; Нация. Шанхай, 1937; HIA. Kniazeff (A.N.) Papers; Nedzvetskii (B.) Papers; и др.], агентурные сведения советской разведки, следственные материалы, мемуарная литература.

Завершая вводную часть монографии, хотелось бы отметить, что появление данного исследования было бы невозможно без помощи отдельных крупных специалистов по истории русской дальневосточной эмиграции, краеведов-историков, сотрудников архивохранилищ. Персональную благодарность автор выражает А.М. Буякову (Владивосток), И. Франкьену (Сан-Франциско), А. Шмелеву (Стэнфорд), Т. Чебаторевой (Нью-Йорк), А.А. Краснощекову (Барнаул), В.А. Суманосову (Барнаул).

Глава 1. «Счастливая Хорватия»: Гражданская война в России и маньчжурская база Белого движения (1917–1919)

К началу ХХ века огромный и густозаселенный Китай утратил значительную часть своего суверенитета, превратившись в раздираемую державами полуколонию. Русское присутствие в Китае больше всего ощущалось на северо-востоке страны, в Маньчжурии. Азиатская политика С.Ю. Витте принесла России в 1896 г. очень выгодную концессию на строительство железной дороги по китайской территории, которая должна была стать продолжением Транссиба и связать российское Забайкалье с российским Приморьем. Территория вдоль строившейся Китайской Восточной железной дороги была выделена в особую зону – полосу отчуждения КВЖД, где русские осуществляли административные, судебные, охранительные функции [Подробнее см.: Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги].

Для охраны российских объектов и имущества железной дороги, а также для упрочнения российского присутствия на северо-востоке Китая была создана Охранная стража КВЖД, преобразованная после восстания ихэтуней (1901 г.) в части специального Заамурского округа Отдельного Корпуса пограничной стражи со штабом в городе Харбине. В ходе последней реорганизации в 1910 г. войска Заамурского округа составили шесть пехотных и шесть конных полков, железнодорожную бригаду четырех-полкового состава, четыре конно-горные батареи и саперную роту. Воинские части были распределены на три отряда с центрами на ст. Бухэду, в Харбине и на ст. Ханьдаохэцзы. Все подразделения округа располагали хорошо оборудованными казармами, стены которых были способны выдержать огонь стрелкового оружия, зданиями Офицерских собраний, складами с большими материальными запасами. Как отмечал в своих воспоминаниях генерал А.И. Деникин, в 1904 г. в бытность свою капитаном служивший начальником штаба 3-й бригады Заамурского округа, «необычные условия жизни в диком краю, в особенности в первое время прокладки железнодорожного пути, выработали своеобразный тип “стражника” – смелого, бесшабашного, хорошо знакомого с краем, часто загуливавшего, но всегда готового атаковать противника, не считаясь с его численностью». Кадры и традиции остались прежними и после преобразования Охранной стражи КВЖД в Заамурский округ пограничной стражи [Деникин], лишь заметно укрепилась дисциплина.

В 1915 г. в ходе Первой мировой войны воинские части Заамурского округа были направлены на фронт. В полосе отчуждения остались только одна кадровая сотня и железнодорожная бригада. Место ушедших на фронт подразделений округа заняли ополченческие дружины, гораздо хуже обученные и дисциплинированные. В дальнейшем личный состав этих дружин создал немало проблем администрации КВЖД.

Февральская революция 1917 г. была встречена в полосе отчуждения позитивно. Дело в том, что по своим социально-культурным характеристикам полоса отчуждения являла собой т. н. зону фронтира – зону освоения, порубежья с особым режимом социальных отношений [Замятина, 1998; Молодяков, 2006]. За предшествующий период здесь оказалось немало людей предприимчивых, авантюристичных, сочетавших в своем арсенале борьбы за благосостояние как законные, так и не вполне законные методы. Эти люди были настроены весьма демократично и возлагали большие надежды на ослабление прежних порядков. Впрочем, первоначально революция не принесла коренных перемен полосе отчуждения. Практически вся старая администрация во главе с генерал-лейтенантом Л.Д. Хорватом[37 - Хорват Дмитрий Леонидович, 1858 г. р. Окончил Николаевское инженерное училище (1878), офицер л. – гв. Саперного батальона. Чиновник для особых поручений при заведующем постройкой Закаспийской железной дороги (1885–1887), сотрудник Закаспийской железной дороги (1887–1895), начальник Восточного участка Южно-Уссурийской железной дороги (1895–1899), управляющий Среднеазиатской железной дорогой (1899–1902), управляющий КВЖД (1902–1918). Генерал-лейтенант (1912).] (председатель Правления КВЖД), получившим теперь полномочия комиссара Временного правительства в полосе отчуждения, сохранила свои позиции. Но уже летом 1917 г. ситуация существенно изменилась. Началось противостояние между администрацией Хорвата и левыми организациями, чьи позиции были наиболее сильны в совете солдатских депутатов, возглавляемом членом РСДРП(б) прапорщиком М.Н. Рютиным. Совет располагал существенной вооруженной опорой в лице расквартированных в Харбине бойцов 559-й и 618-й ополченческих дружин.

В начале декабря 1917 г. большевистский революционный комитет полосы отчуждения потребовал от Хорвата сложить свои полномочия. Однако, будучи человеком большой личной смелости, как это отмечали и друзья и враги генерала, Хорват отказался принять требования [Подробнее см: Мелихов, 1997; Нилус, 2009]. Положение старой администрации спасло лишь вмешательство китайцев.

Китайские власти Маньчжурии умело воспользовались сложившейся ситуацией для постепенного восстановления своего суверенитета в полосе отчуждения. Использовав в качестве повода стремление не допустить захвата власти большевиками, китайцы с согласия администрации КВЖД ввели в полосу отчуждения свои войска. С помощью китайских войск в середине декабря 1917 г. бойцы 559-й и 618-й ополченческих дружин были разоружены и начали выводиться в пределы российского Забайкалья. При этом не обошлось без вооруженного столкновения. Личный состав 618-й дружины, помещавшийся в казармах на Офицерской улице, оказал сопротивление китайским частям. В ходе перестрелки погиб командир дружины подполковник Давыдов, застреленный китайским офицером Цао Чжичаном. Вместе с харбинскими ополченческими дружинами разоружению и выдворению из Маньчжурии подлежали и охранные подразделения, располагавшиеся на линии, а также части Заамурской железнодорожной бригады, требовавшие восстановления совета солдатских и рабочих депутатов и вывода китайских войск [Нилус, 2009, с. 27].

Вместо выводимых за пределы полосы отчуждения ополченческих дружин генерал Хорват, заручившись поддержкой со стороны китайских властей, объявил в январе 1918 г. о формировании специальной Охранной стражи для обеспечения безопасности путей и имущества КВЖД, аналогичной той, которая существовала в полосе отчуждения до 1901 г. Набор в подразделения стражи должно было осуществлять вербовочное бюро при штабе еще существовавшего под руководством генерал-лейтенанта М.К. Самойлова Заамурского округа[38 - Заамурских округ был окончательно ликвидирован в мае 1918 г.]. В осуществлении набора в Охранную стражу ставка делалась на бывших военнослужащих, особенно офицеров, количество которых в полосе отчуждения к этому времени было весьма значительным[39 - Точное количество офицеров, находившихся в начале 1918 г. в полосе отчуждения КВЖД, определить крайне сложно, поскольку отсутствовала надежная система контроля за прибывающими сюда военными. В документах штаба Охранных войск, хранящихся в ГАРФе, обнаружить подобные сведения не удалось.].

Разложение фронта, приход к власти большевиков и развернувшиеся репрессии против офицерства привели к бегству части офицеров на восточную окраину России и в относительно спокойную «Хорватию», как называли полосу отчуждения КВЖД. В Китае в это время сохранялись старые российские дипломатические, административные, хозяйственные учреждения, при российских дипломатических представительствах продолжали работать военные атташе и агенты. Прежде всего на Дальний Восток старались пробраться те офицеры, которые служили здесь еще до войны или имели в полосе отчуждения своих родственников, что в немалой степени относилось к бывшим чинам Заамурского округа пограничной стражи. Тот же генерал Самойлов, служивший в Заамурском округе в 1913–1915 гг., на фронте долгое время командовавший 1-й пограничной Заамурской пехотной дивизией, возвратился в Харбин в конце 1917 г. В это же время в Маньчжурию прибыли генерал-майор П.К. Межак, в прошлом командир 2-го Заамурского пехотного полка (1910–1914), на фронте – командир 1-й бригады 1-й Заамурской пехотной дивизии, и генерал-майор Д.Е. Чевакинский, бывший командир 1-го Заамурского конного полка [Купцов, 2011, с. 342, 599]. Несколько тысяч солдат и офицеров прибыли в Забайкалье и на Дальний Восток в составе возвращавшихся с фронта на старые места дислокации воинских частей. Так, в марте 1918 г. в Приморье через полосу отчуждения проследовала Уссурийская казачья дивизия, возглавляемая генерал-майором Б.Р. Хрещатицким. Практически весь штаб дивизии вместе с Хрещатицким остался в Харбине.

В военной среде полосы отчуждения царили неопределенность и растерянность у одних, разложение дисциплины и бесшабашный разгул у других. Прибывший в феврале 1918 г. в полосу отчуждения генерал-лейтенант А.П. Будберг на протяжении последующего года будет фиксировать в своем дневнике важнейшие события, происходившие здесь и на российском Дальнем Востоке, и свое отношение к ним. Взгляд генерала, приверженца строгой дисциплины и законности, весьма негативно отнесшегося к зарождавшемуся Белому движению, несомненно, субъективен, но тем не менее заслуживает внимания[40 - Кроме всего прочего, дневник генерала Будберга является одним из немногих синхронных источников, описывающих Харбин и полосу отчуждения КВЖД в 1918–1919 гг.].

Будберг называл Харбин не иначе, как «помойницей, в которой гноятся и безвозвратно погибают последние остатки русской молодежи», и отмечал крайне нездоровое состояние обосновавшегося здесь офицерства: «город набит темными авантюристами и очень разболтанными офицерами. Все жаждут хороших штатов и назначений, достойных тех, кто первыми подняли знамя борьбы с большевиками; психология у большинства та же комиссарская, только под другим соусом» [Будберг, 1924, т.12, с. 278]; «…на улицах шатаются и носятся на извозчиках совсем разболтавшиеся офицеры (очень много в нетрезвом виде); по вечерам это явление усиливается; настроение у этих господ очень воинственное, с готовностью обнажать оружие и стрелять по первому подвернувшемуся под руку поводу…» [Там же, с. 281]. Есть в его дневнике и записи о пьяных драках между офицерами, стрельбе в ресторанах с жертвами и т. п.[41 - Одной из одиознейших фигур Харбина в описаниях Будберга предстает Георгиевский кавалер, Генерального штаба генерал-майор В.Н. Доманевский, в годы Первой мировой войны начальник штаба 1-го Кавказского кавалерийского корпуса (1916), Русского экспедиционного корпуса в Персии (1917), начальник Штаба Приамурского военного округа (1917), служивший в это время у генерала Хорвата.] В дальнейшем часть этих «разболтанных» офицеров оказалась на службе в Охранной страже КВЖД и в различных антибольшевистских отрядах.

Первым подразделением вновь формирующейся Охранной стражи стала 1-я Особая рота, созданная полковником Н.В. Орловым[42 - Орлов Николай Васильевич, 1870 г. р. Окончил Одесскую духовную семинарию и Одесское пехотное военное училище (1891). С 1909 г. на службе в Заамурском округе Отдельного Корпуса пограничной стражи. Участник русско-японской и Первой мировой войн, командир 14-го Заамурского пехотного полка (1916–1917). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. В Маньчжурию вернулся осенью 1917 г.], который в конце 1917 г. наряду с есаулом Г.М. Семеновым[43 - Семенов Григорий Михайлович, 1890 г. р., из забайкальских казаков. Окончил Оренбургское казачье училище (1911). Офицер 1-го Верхнеудинского казачьего полка. Имел отношение к перевороту во Внешней Монголии (декабрь 1911 г.) в ходе Синьхайской революции, в результате которого Монголия стала фактически независимой. Участник Первой мировой войны в составе 1-го Нерченского и 3-го Верхнеудинского казачьих полков. Кавалер Георгиевского оружия и ордена св. Георгия IV ст. С июля 1917 г. комиссар Временного првительства по формированию добровольческих частей из бурятского населения Забайкалья.] первым поднял знамя антибольшевистской борьбы на востоке России. В конце января 1918 г. орловская 1-я Особая рота имела в своем составе 4 взвода и пулеметную команду, общей численностью в 138 человек. Личный состав роты был сформирован из офицеров (95 человек), юнкеров, добровольцев и кадет Хабаровского корпуса (14 человек). Временным командиром роты являлся капитан 10-го Сибирского стрелкового полка Янкевич [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 127, л. 4 об – 6]. Вслед за 1-й Особой ротой стала формироваться вторая (командир – полковник Франк, бывший командир 78-го Сибирского стрелкового полка) [Там же, л. 8 об], конный дивизион (сотня) под командованием ротмистра В.В. Враштиля (офицер 2-го пограничного Заамурского конного полка) и артиллерийская батарея также заамурца, капитана Н.В. Ломиковского (2-я Заамурская конно-горная артиллерийская батарея). Однако самовольное участие «орловских» частей в неудачном февральском наступлении есаула Семенова вдоль линии Забайкальской железной дороги привело к исключению бойцов 1-й и 2-й Особых рот из состава Охранной стражи, а полковник Орлов, по приказу генерала Самойлова, был также исключен из списков офицеров Заамурского округа [Там же, л. 7, 22, 28].

Между тем, организация Охранной стражи продолжалась. Были учреждены пять территориальных отделов. Численность стражников предполагалось довести до 9–10 тыс. человек, но Правление КВЖД снизило количественный состав стражи до 4800 человек [Там же, д. 153, л. 6]. По состоянию на апрель 1918 г., 1-й отдел Охранной стражи (штаб – ст. Хайлар) возглавил участник антибольшевистского восстания юнкеров в Иркутске, Георгиевский кавалер генерал-майор В.И. Марковский[44 - В июне 1918 г. генерал Марковский был назначен начальником штаба Охранной стражи, а в августе стал начальником штаба при управляющем военным ведомством генерале В.Е. Флуге в Деловом кабинете Хорвата. Позднее помощник военного министра правительства адмирала Колчака по организационно-инспекционной части и начальник Главного Штаба (январь – май 1919 г.), командующий войсками Красноярского военного района. Начальник штаба войск правительства Приморской областной Земской управы (1920). Эмигрировал в Китай, жил с семьей в Харбине. В середине 1920-х гг. выехал во Францию.], 2-й отдел (ст. Фуляэрди) – полковник Шварц, 3-й отдел (Харбин) – генерал-майор Д.Е. Чевакинский, 4-й отдел (ст. Имяньпо) – генерал-майор Л.Г. Подгорецкий, 5-й отдел (ст. Лаошаогоу) – бывший начальник Заамурской железнодорожной бригады, генерал-майор Г.К. Дориан [Там же, д. 16а, л.14; д. 127, л. 10 об]. Личный состав отделов формировался по ротам и сотням, имевшим единую нумерацию. Всего предписывалось организовать 25 рот и 6 сотен: 1-й отдел – 4 роты и 1 сотня, 2-й отдел – 4 роты и 1 сотня, 3-й отдел – 6 рот и 2 сотни, 4-й отдел – 8 рот и 1 сотня, 5-й отдел – 3 роты и 1 сотня [Там же, д. 127, л. 62]. Кроме того, развернулось создание артиллерийской части, возглавляемой полковником С.Н. Тверциным [Там же, л. 249 об].

В отличие от штабов, сформированных достаточно быстро, укомплектование рядовым составом подразделений Охранной стражи, особенно на линии, шло медленно. Нехватка русских охранников компенсировалась приемом на службу китайцев, которых насчитывалось в подразделениях до половины личного состава. Материальная база Охранной стражи оказалась сравнительно неплохой, поскольку в распоряжении командования находились склады (частично уже разворованные) Заамурского округа пограничной стражи. Помимо всех прочих подразделений в ведении штаба стражи находилась школа-приют.

В марте 1918 г. в связи с организацией в Харбине Штаба Российских войск на Дальнем Востоке под командованием генерала от кавалерии М.М. Плешкова[45 - Плешков Михаил Михайлович, 1856 г. р. Окончил Воронежский кадетский корпус (1874), Николаевское кавалерийское училище (1876) и Николаевскую военную академию (1884). Генерал от кавалерии (1913). Участник Первой мировой войны, командир 1-го Сибирского армейского корпуса. Кавалер Георгиевского оружия и ордена св. Георгия IV ст. Летом 1917 г. выехал на Дальний Восток, жил в Никольск-Уссурийске.] Охранная стража вошла в подчинение этому штабу, в каковом и оставалась до его расформирования в декабре 1918 г. После ухода воинских частей, ранее подчиненных Штабу Российский войск, в Приморье в конце 1918 г. Охранная стража осталась единственным русским вооруженным подразделением в полосе отчуждения.

В конце 1918 г. главный начальник Охранной стражи генерал Самойлов выдвинул инициативу увеличить численность стражи до 22 тыс. человек, сформировав в полосе отчуждения три пехотные бригады трех-полкового состава, кавалерию из четырех сотен и артиллерию в составе артиллерийской бригады (три дивизиона), конно-горного дивизиона и двух гаубичных батарей. Предполагалась набирать стражников не из вольнонаемных, а из военнообязанных, тем самым увеличив численность личного состава и сократив оклады для рядовых и унтер-офицеров[46 - ГАРФ. Ф. Р-6081. Оп. 1. Д. 153. Л. 7, 8об, 9об.].

Возможно инициатива Самойлова имела определенную поддержку в Омске. Так, в начале января 1919 г. Будберг в своем дневнике со слов того же генерала Самойлова указал, что отделы Охранной стражи предполагается развернуть в дивизии [Будберг, 1924, т. 12, с. 276]. В апреле 1919 г. приказом генерала Хорвата, Верховного уполномоченного Омского правительства на Дальнем Востоке, чинам Охранной стражи было присвоено окладное содержание чинов Российской Армии. В состав стражи было включено Управление коменданта Харбина, а также городская и линейная милиция [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 153, л. 19].