Братья Карамазовы. Том 3. Книга 2

Et, corps ? corps, tissе instinct d'amour puissant!»

Et je voulais les fusionner en moi-m?me, en moi-m?me.

Elle tremblait toute; j'avais la bouche enflammеe

Collеe ? ses mains qui coulent des parfums, —

L'odeur du cumin еtait, le Baume vivant des champs;

La poitrine vierge avait un go?t amer, —

Tel est l'amande et le laurier, il est tel, Verneuil,

Lait de ch?vre de haute montagne;

J'ai pris la force de la l?vre, en riant de la rеcalcitrante,

Et un long baiser comme une еternitе еtait long,

Il a tissе dans un seul corps, il a fusionnе leur ardeur.

Se pencha, elle siffla dans la passion avide,

Et la poitrine ? l'еtroit, sous la caresse de l'impitoyable,

Avec des gеmissements sourds, elle s'est soulevеe durement.

Il y avait une joue dans le feu, et le regard еtait obscurci.

Dans la folie, les dеsirs, les l?vres, les gеmissements,

Puis le calme de la nuit, perturbant le sommeil rural,

Couper ? travers le cri de l'amour, si terrible, si fort,

Que les crapauds, engourdis, se cachaient dans les coulеes,

Chouette et caille;

Et soudain, dans le silence confus de l'univers

Le vent s'est levе et l'appel s'est figе:

Avec une menace sourde, le loup a traversе trois fois.

L'aube l'a chassеe. Et j'ai errе dans les еtendues,

O? sentait sa chair dans le souffle des champs;

Comme une ancre jetеe au fond de mon ?me,

J'еtais prisonnier de ces yeux.

La chair nous combinait et l'еvasion еtait vaine:

Ainsi encha?ne la cha?ne des deux for?ats pour toujours.

ПОХМЕЛЬЕ

Amor покинул Алексея Федоровича. Вино любви было допито до дна, и он пребывая уже в каком-то тумане, открыл глаза в комнате, где квартировал у Ширко. Было шесть утра. Жак Элизе Реклю, мирно посапывал на соседней кровати, а Алексей Федорович, повернувшись набок, вдруг обнаружил, что весьма сильно пропотел за ночь. В прочем, как он вернулся из Английского сада, его память не давала однозначного ответа. Сознание его, не окончательно приняло наступающее утро и в нем еще стойко присутствовал дух той, вчерашней волшебно-сказочной атмосферы набережной Promand du Lac.

Жак, – позвал француза Алексей Федорович. Но Реклю не отозвался. – Жак, проснитесь. Прошу вас! – повысив голос вторично позвал он.

Да. Что в самом деле? – не открывая глаза отозвался секретарь.

Дело наиправёйшей важности, от вас зависит воскресну я сегодня или нет.

То есть как воскресните? Боже. Позвольте, если вы умерли, то почему я слышу вас?

Я в Париже умер, но тело мое воскресила любовь, а вот душа моя и разум еще нет.

И что вы от меня хотите? Кстати, почему у вас голова вся мокрая. Вы где были этой ночью? Мы с Леонидом Эммануиловичем, очень, очень за вас беспокоились.

Скажите, Жак. Вы знаете Кальвина? Мне он очень нужен.

Вы имеете ввиду «Женевского папу»? Или кого-то другого?

Я не знаю, но думаю, что его. Он здесь жил?

Жил, но другим жить не давал.

Это как?

Послушайте время раннее и очень хочу еще спать. Это длинная история и не сейчас мне ее вам рассказывать.

Но, если кратко, что вы можете мне об нем сказать. Прошу мне очень надо.

Реформатор, церкви христовой. Такой ответ вас устроит?

Не совсем, где я могу познакомиться с его трудами и как его найти?

В Biblioth?que de Gen?ve, там все его сочинения, а проповедовал он в Cathеdrale Saint-Pierre de Gen?ve, но только он давно умер.

Иногда мертвые говорят больше, чем живые. Что ж мне пора. Благодарствую за открытые вами сведенья об интересующем меня лице. Без сомнения, я спасен вами и теперь буду помнить вашу снисходительность за то, что разбудил вас в столь ранний час с расспросами, а вы даже не обозлились на меня.

Да что вы. Но куда вы сейчас. Еще очень рано и к тому же вид у вас какой-то не совсем здоровый. Скажите вы хорошо себя чувствуете?

Знобит немного, а так все в порядке, спасибо за заботу, – сказал Алексей Федорович, и встал с постели.