Гроза революции. Эпизод первый

Гроза революции. Эпизод первый
Сергей Узун

Ничем непримечательный мастер-станочник эриданского происхождения переживает расстрел демонстрации. Потрясение пробуждает в нем стремление к свержению государственной власти. В период чудовищных тарифов, репрессий и тупых законов рождается гроза революции.

Гроза революции

Эпизод первый

Сергей Узун

© Сергей Узун, 2018

ISBN 978-5-4483-4549-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Расстрел

В конце обеденного перерыва – заводская столовая опустела. Рабочие разошлись по цехам, сумбурно обсуждая грядущую забастовку, о которой уже вторую неделю талдычат глизинские пролетарии со своими митингами. За столом остался мастер-станочник видного эриданского происхождения с типичной короткой стрижкой и щетиной недельной давности. Артём Карпов склонился над тарелкой, доедал порцию перловой каши с гарниром. Когда-то рабочих кормили бесплатно, но с приходом к власти капиталиста Иллариона Спрутса, всё изменилось, и за обед стали платить сорок эриданских кредитов.

– Артём! – раздал голос. Бригадир в рабочей спецовке подошел к столу, сжимая в руке перчатки. – Карпов! Иди к начальнику цеха. Тебя вызывает срочно.

Карпов опустил ложку и, несмотря на заметное раздражение, ответил спокойно:

– Когда закончу – зайду.

Карпов не любил заполнять свободное время рабочими обязанностями, и надо сказать, всякий нормальный человек этого не любит.

– Лучше поторопись.

– Я сначала доем, – повторил он сдержанно.

Бригадир в спецовке сел напротив.

– Ты знаешь, ему не нравится, когда опаздывают.

– А мне не нравится кандидатура Спрутса.

Бригадир осторожно огляделся. Почему-то он опасался, что эти слова могут быть кем-то услышаны.

– Ты вот что, кончай эти политические разговоры. Понял?

Карпов допил остывший чай в граненом стакане.

– Я пока еще не начинал.

Он встал, и, задвинув стул, удалился.

Леонид Брониславович, начальник кузово-сборочного цеха, нервно ждал в кабинете. Расположившись в кресле по-хозяйски, он закинул ноги на стол, а голову откинул на спинку кресла. Карпов постучал и вошел. Леонид Брониславович, посмотрев на часы, произнес:

– Ты опоздал на две минуты.

– Я был в столовой.

– Опять в столовой?! – начальник спустил ноги на пол. – Да сколько же можно? Не нравишься ты мне, активно не нравишься. Работать не хочешь, то на больничный, то на обед. В чем дело, Карпов? Ты даже в общественных мероприятиях не принимаешь участия.

Карпов сдержанно слушал, и когда начальник замолчал, он ответил:

– Я работаю с шести утра до половины восьми вечера. За какие-то поганые 500 крд. А за общественные мероприятия, как вы, уважаемый Леонид Брониславович, пожелали выразиться – мне не платят.

– Да ты бунтарь, Карпов. Не нравится – увольняйся.

Фразу «Не нравится – увольняйся», Леонид Брониславович произносил так, словно в этих словах была последняя инстанция, вместо правильного: мы улучшим условия труда. Но условия никогда не улучшались: зарплаты снижались, а цены росли. Не успевал окончиться один сезон, как происходило подорожание стоимости лекарств и продуктов в частности.

– Разрешите честно, Леонид Брониславович? – с покорностью и благодушием сказал Карпов.

Начальник сложил руки на столе, и вероятно предполагал по интонации Карпова, что тот все-таки остепенится, скажет, как был неправ, покается в смертных грехах и вернется к работе.

– Валяй!

Карпов оперся руками на стол, наклонился к сидящему в кресле, и вопреки ожиданиям последнего, ответил:

– Тварь ты, Леонид Брониславович! Наглая, самоуверенная буржуйско-капиталистическая тварь. Тебе ума, сука, не хватит подумать: как людям жить дальше, потому что у тебя, все всегда было – ты был сыт, одет, при машине и хорошей зарплате!

Леониду Брониславовичу перехватило дыхание и сделалось по-настоящему дурно. Он мог бы сейчас вскочить – начать орать и топать ножками, хлопать ручками и метаться по кабинету, швырять бумаги, но с ним в жизни никто так не разговаривал.

– Уволен, – неслышно проговорил он, находясь в легком шоке, а потом повторил более четко: – Уволен!!!

– Да, пожалуйста! – Карпов ушел и хлопнул дверью.

Леонид Брониславович оттянул галстук и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.

– Ну, сученок… щенок! Больше ты здесь не работаешь!!!

В коридоре Карпов заржал. Наконец-то высказавшись, на всю катушку, мастер-станочник взял деревянный стул и подпер им дверь кабинета.

Карпов вышел на площадку возле цеха, где обычно собирались рабочие. У стенда стояли сварщики и возмутительно охали, читая о грядущих тарифах. Сто рабочих кузово-сборочного цеха прекратили работу и потребовали повышения расценок за их труд. Они шли по дорожке, пролегавшей параллельно пятому цеху. Карпов, наблюдая за ними, поволок из пачки сигарету. Мужчины, женщины, молодые парни – которых было меньше всего – шли перед глазами, как железнодорожный состав. Из толпы отделился мастер электродного завода Самохвалов – мужчина за шестьдесят, вечно таскающий с собой пузырек аптечной настойки, – и направился к Артёму Карпову.

– Артём Романович, ты с нами? – провещал Самохвалов.

Карпов сначала не понял: с кем это «с нами»? И жутко не любил называться по имени и отчеству, особенно, когда подобным образом обращаются коллеги по заводу явно старше на несколько десятков лет.

Карпов пожал плечами и ответил:

– А куда?

– Все у горисполкома собираются. Народ наконец-то понял, нельзя больше… Дальше-то как жить? У меня семья. Дочка больная, рак у неё, понимаешь… Ей лекарства бесплатно положены. Два миллиона из городского бюджета выделили на какую-то патриотическую чепуху, а онкология без денег сидит. Вот скажи, брат, какой антихрист за этим стоит?!!