Медиум для масс – сознание через глаз. Фотомонтаж и оптический поворот в раннесоветской России

Медиум для масс – сознание через глаз. Фотомонтаж и оптический поворот в раннесоветской России
Сергей Александрович Ушакин

ГАРАЖ.txt
Эта книга о том, как фотомонтаж стал одним из самых востребованных жанров в середине 1920-х годов. Соединив в себе документальность (фотографии) и артистизм (фотомонтера), он предложил новый взгляд на реальность: взгляд, в котором разно-родность вещей усиливалась их разно-видностью. Используя фотомонтаж в качестве основного примера, книга прослеживает возникновение оптического поворота и формирование новой «культуры глаза» в первые пятнадцать лет после Октябрьской революции.

Сергей Ушакин

Медиум для масс – сознание через глаз. Фотомонтаж и оптический поворот в раннесоветской России

А наши глаза почти никогда не бывают нашими глазами.
Мы на все смотрим глазами других. Чужих.
Глазами ближних и дальних.
Мудрых и безумных.
Врагов и друзей.
Тех, кто нам авторитет; тех, кому мы авторитет.
Мы смотрим глазами родителей, дедов, прадедов.
Потом глазами наших нянек в юбках или брюках.
Потом глазами наших учителей.
Потом глазами писателей, произведения которых впитываем в себя.
И чем талантливее писатель, тем больше он влияет на наше зрение.

    Николай Шебуев, Детские глаза. М.: Изд-во П. П. Сойкина и И. Ф. Афанасьева, 1922 год

Издание осуществлено в рамках грантовой программы «ПАР АЖ. txt» Музея современного искусства «Гараж»

На обложке: Эль Лисицкий «Без названия». 1926–1930 годы

© Музей современного искусства «Гараж», 2020

© Сергей Ушакин, текст, 2020

© Андрей Кондаков, макет, 2020

Слова признательности

Это эссе писалось долго – больше шести лет. И его цель, и его тема значительно изменились за эти годы. Проект, казалось, начал жить своей жизнью, двигаясь в направлениях, о существовании которых я не думал, вступая в диалоги, о вероятности которых я не подозревал. К счастью, главное преимущество бесконечных проектов – это возможность долгих разговоров с коллегами и друзьями. Точнее – наличие времени для того, чтобы применить (не спеша) их советы и знания на практике.

Без помощи Михаила Карасика, щедро поделившегося в 2014 году электронной версией редкой книги И. Лина «Дети и Ленин», мой интерес к фотомонтажам С. Сенькина и Г. Клуциса, скорее всего, так и остался бы мимолетным увлечением. Я благодарен Михаилу за то, что он смог тогда остановить это мгновение, открыв для меня увлекательный мир советской визуальности. Рекомендации Вадима Басса, Александра Бошковича, Ив-Алана Буа, Оксаны Булгаковой, Эрики Вольф, Светланы Грачевой, Георгия Короткова и Анжелины Лученто помогали мне не заблудиться в лабиринтах изоискусства и фотографии; в свою очередь, отклики Мелани Арндт, Марины Балиной, Мартины Винклер, Алексея Голубева, Брюса Гранта, Дениса Иоффе, Юрия Левинга, Светланы Маслинской, Ольги Шевченко и Ким Шеппели своевременно напоминали о необходимости не забывать о читателе и не теряться в тексте.

Мое исследование было бы невозможно без помощи Илоны Киш, Ильи Старкова, Томаса Кинана, Владимира Теленгатера, Габриеллы Феррари, Станислава Худзика и Кирилла Чунихина. Я благодарен им за содействие в поиске необходимых иллюстраций и источников. Я также хочу поблагодарить галерею «Не болтай: A Collection of the 20

-Century Propaganda», библиотеку «Электронекрасовка», отдел детской литературы им. Котцена редкого фонда библиотеки Принстонского университета, Российскую государственную детскую библиотеку, Российскую национальную библиотеку и Национальный художественный музей Латвии за возможность работы с предоставленными материалами.

Ранние версии данного исследования были опубликованы в виде статей: Realism with Gaze-Appeal: Lenin, Children, and Photomontage (Jahrbiicher fur Geschichte Osteuropas, vol. 67, no 1, (2019): 11–64); Авангард упрощенного реализма: дети, Ленин и фотомонтаж (The Many Lives of The Russian Avant-Garde. Nikolai Khardzhiev’s Legacy: New Contexts. Ed. by Dennis Ioffe and Frederick H. White. Amsterdam: Uitgeverij Pegasus, 2019, 361–459); Аэроплан вместо крестика или как работать глазу //Детские чтения № 2 (2019): 8-25).

Однако, эти статьи никогда не превратились бы в книгу без заинтересованности, энергии и доброжелательной настойчивости Екатерины Сувериной. Я благодарен Екатерине и программе «Г АР АЖ. txt» за поддержку и участие.

За время работы над этим проектом мне повезло встретить людей, которые знают о раннесоветском периоде больше и лучше меня. При их участии я смог исправить и прояснить, улучшить и уточнить, расширить и – разумеется – углубить невнятный ход моих изначальных мыслей. Я бесконечно признателен им за время, усилия, терпение, и, главное, желание помочь. За все ошибки, опечатки и несуразности прошу винить только меня.

Принстон, 22 сентября 2020 года

Заострение зрительного нерва

Когда класс или отдельный индивид устает делать революцию, он требует подачи ее в эстетике.

    Николай Чужак, 1925 год[1 - Чужак Н. От иллюзии к материи // За новое искусство ? под ред. В. Перцова. М.: Всероссийский Пролеткульт, 1925. С. 119.]

Сегодня трудно, почти невозможно представить русский авангард без фотомонтажа. Он появился в России в разгар Гражданской войны, когда общая «картина мира» вдруг распалась на «куски». Целость прошлого восстановлению не подлежала, но из его обломков можно было собрать осмысленную цепь предметов, образов или идей. Фотомонтаж стал своевременным отражением этого состояния социальной разобщенности и смысловой раздробленности. Он показывал, как работать с фрагментами «картины мира», делая ставку не столько на единство создаваемого образа, сколько на связи и разрывы между элементами, из которых он был сконструирован.

Монтаж сводил в одном пространстве разные фактуры и фигуры. Он стал новым методом работы с изобразительным материалом и одновременно новой метафорой революционной эпистемологии. Разрозненность и раздробленность мира преодолевались здесь не с помощью создания новой рамки, а благодаря последовательному сцеплению – монтировке – деталей. Смысл смонтированной композиции задавался не отдельными изображениями (или словами), а их контрастными сочетаниями. (Илл. 1)

Несмотря на принципиальную важность фотомонтажа для визуальной истории России 1920-1930-х годов, его собственная столетняя биография остается почти нерассказанной. До недавнего времени исследования на эту тему хорошо укладывались в формулу, выведенную еще в 1932 году журналом «Пролетарское фото»: «О фотомонтаже мало говорится, еще меньше пишется. Трудно сказать, почему»[2 - Л. П. Джон Хартфильд. Передовой фотомонтер мира // Пролетарское фото, 1932. № 3. С. 15.].

Первая известная критическая публикация о фотомонтаже в России вышла в четвертом номере журнала «ЛЕФ» за 1924 год[3 - Фото-монтаж // ЛЕФ. 1924. № 4. С. 41–44.]. Небольшая заметка «Фотомонтаж» была опубликована без подписи, и попытки определить авторство этой статьи хорошо отражают общую ситуацию с историей самого жанра. Например, советский историк Леонид Волков-Ланнит в монографии об Александре Родченко 1967 года цитировал слова фотографа (не указывая при этом источника), которые фактически дословно воспроизводили текст статьи из «ЛЕФа»[4 - Волков-Ланнит Л. Ф. Александр Родченко рисует, фотографирует, спорит. М.: Искусство, 1968. С. 55.]. В 1989 году редакторы солидной американской антологии «Фотография современной эры: европейские документы и критические разборы, 1913–1940» в вводной заметке к английскому переводу статьи приписывали ее авторство – правда, с оговорками – Густаву Клуцису[5 - Photography in the Modern Era: European Documents and Critical Writings, 1913–1940 / C. Phillips (Ed.). New York: The Metropolitan Museum of Modern Art: Aperture. 1989. P. 211.]. Историк искусства Маргарита Тупицына в 2004 году в своей монографии о Клуцисе связывала авторство статьи с Владимиром Маяковским, который возглавлял в это время редакцию «ЛЕФа»[6 - Tupitsyn M. Gustav Klutsis and Valentina Kulagina: Photography and Montage after Constructivism. New York: International Center of Photografy; Gottingen: Steidl, 2004. P. 20.]. Искусствовед Константин Акинша тогда же уверенно указывал, что статью написала Любовь Попова[7 - Akinsha К. Painting versus Photography: A Battle of Mediums in Twentieth-Century Russian Culture // D. Neumaier (Ed.) Beyond Memory: Soviet Nonconformist Photography and Photo-Related Works of Art. New Brunswick, N. J.: Rutgers University Press, 2004. P. 33.]. А составители обширного каталога работ Клуциса, изданного в 2014 году Латвийским государственным художественным музеем, посчитали, что статью, скорее всего, подготовил литературовед и издатель Осип Брик[8 - Gustavs Klucis: Complete Catalogue of Works in the Latvian National Museum of Art / I. Derkusova (Ed.). Riga: Latvijas Nacionalais makslas muzejs, 2014. Vol. 1. P. 71.].

Илл. 1. Монтаж как способ реконструкции: плакат Г. Клуциса Советская реконструкция, 1927 год. Коллекция Латвийского национального художественного музея, Рига, Латвия.

Сложности с атрибуцией этой и многих других работ раннесоветского времени понятны и вполне реальны. Но показательно и само отсутствие согласия среди специалистов, вызванное все той же причиной: о фотомонтаже говорится немного, пишется еще меньше; трудно сказать – почему.

В течение последних лет ситуация стала постепенно меняться. Недоступные ранее визуальные работы активно выставляются в музеях; материалы дискуссий прошлых лет постепенно входят в профессиональный оборот, давая возможность реконструировать историю и теорию советского фотомонтажа[9 - См., например: Avant-garde and Propaganda: Soviet Books and Magazines in the Archive Lafuente, 1913–1941. Madrid: La Bahia (Archivo Lafuente); La Fabrica, 2019; Искусство в жизнь. 1918–1925. СПб.: ФГБУК Государственный русский музей, 2017; King D. Russian Revolutionary Posters: From Civil War to Socialist Realism, From Bolshevism to the End of Stalinism. London: Tate Publishing, 2015; Tupitsyn M. Gustav Klutsis and Valentina Kulagina; Густав Клуцис, Валентина Кулагина: плакат, книжная графика, журнальная графика, газетный фотомонтаж: 1922–1937 ? сост. А. Снопков. М.: Контакт-Культура, 2010; The Soviet Photobook 1920–1941 ? М. Karasik, М. Heiting (Eds.). Gottingen: Steidl, 2015; Gustavs Klucis / I. Derkusova (Ed.).; Бархатова E. Конструктивизм в советском плакате. М.: Контакт-Культура, 2005; Avant-garde Art in Everyday Life: Early-Twentieth Century Modernism / M. Witkowsky (Ed.). Chicago: Art Institute Of Chicago, 2011; Russian and Soviet Collages. 1920s—1990s. St. Petersburg: Palace Editions, 2005; Art into Life: Russian Constructivism 1914–1932. Seattle: Henry Art Gallery, University of Washington; New York: Rizzoli, 1990. О более поздних периодах см. Koretsky: the Soviet Photo Poster, 1930–1984 / E. Wolf (Ed.). New York: The New Press, 2012; Aleksandr Zhitomirsky: Photomontage as a Weapon of World War II and the Cold War / E. Wolf (Ed.). Chicago: Art Institute of Chicago, 2016. См. также сайты журнала «Тогда» (http://www.togdazine.ru/), Центра аванграда на Шаболовке (http://avantgarde. center/) и Электронекрасовки (https:// electro.nekrasovka.ru/).]. Данное эссе – часть этого общего исследовательского желания понять роль документальной фотографии и фотомонтажа в формировании визуального языка раннесоветской эпохи[10 - Фоменко А. Монтаж, фактография, эпос. Производственное движение и фактография. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007; Комсомолия Телингатера/Безыменского: Шедевр конструктивизма и запрещенный бестселлер. Репринтное издание. Комментарии и исследования ? сост. М. С. Карасик, А. А. Россомахин. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2018; Фотомонтажный цикл Юрия Рожкова к поэме Владимира Маяковского «Рабочим Курска, добывшим первую руду…»: Реконструкция неизданной книги 1924 года. Статьи. Комментарии ? сост. К. Матиссен и А. Россомахин. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2014; Маяковский В. Про это. Факсимильное издание. Статьи. Комментарии ? сост. и науч. ред. А. А. Россомахин. СПб: Изд-во ЕУСПб. См. также: Кукулин И. Машины зашумевшего времени. М.: Новое литературное обозрение, 2015; Телингатер В. С. Соломон Телингатер. Конструктор графических ансамблей. М.: Галарт, 2008.].

В отличие от историков искусства, меня фотомонтаж будет интересовать прежде всего как специфическое проявление более широкой кампании по медиатизации советского общества; кампании, в центре которой оказалась «работа по культуре глаза и восприятия»[11 - См. Острецов А. О лозунге «Искусство – массам» как идеологическом лозунге: Содоклад // Искусство в СССР и задачи художников. М.: Издательство Коммунистической академии, 1928. С. 35. О культурах зрения и способах видения за пределами российского контекста см., например Grimshaw A. The Ethnographer’s Eye: Ways of Seeing in Modern Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press, 2001; Poole D. Vision, Race, and Modernity: A Visual Economy of the Andean Image World. Princeton: Princeton University Press, 1997; Vision in Context: Historical and Contemporary Perspectives on Sigh. / T. Brennan and M. Jay (Eds.). New York: Routledge, 1996. Обзор истории фотомонтажа в целом см. Ades D. Photomontage. London: Thames and Hudson, 1986.]. Немало профессиональных и общественных дискуссий в течение первых пятнадцати лет после революции было посвящено особенностям зрительных способностей, которые можно было бы использовать для работы с «сознанием через глаз»[12 - Перцов В. Слово – зрительный образ – будущее // Альманах Пролеткульта. М.: Всероссийский Пролеткульт, 1925. С. 91.]. Общественное развитие страны шло «при постоянном заострении нашего зрительного нерва», – писал в 1927 году художник-конструктор Эль Лисицкий[13 - Лисицкий Э. Книга с точки зрения визуального восприятия – визуальная книга // Искусство книги. 1958–1960. Вып. 3. М.: Искусство, 1962, С. 168. Любопытным контрастом советской увлеченности новыми оптическими возможностями и новым зрительным опытом может служить «окулярофобный» (ocularphobic) дискурс, который начал формироваться примерно в это же время в Европе. См. Jay М. Downcast Eyes: The Denigration of Vision in Twentieth-Century French Thought. Berkeley: Universiity of California Press, 1993.].

«Заострение» зрительного нерва стало одновременно последствием политических перемен и их агентом. По официальным данным грамотность среди людей старше 9 лет в 1926 году составляла 51,1 %[14 - К 1939 году этот показатель вырос до 81,2 % (до революции он составлял 24 %). См. Хейнман С. Об излишках рабочей силы и о производительности труда // Проблемы экономики. 1940. № 11–12. С. 104 [102–129]. См. также илл. 3 и илл. 4.], и низкий уровень образования был одной из основных причин подобного повышенного внимания к возможностям работы глаза. Принципиальной, впрочем, была не только сама неграмотность, но и то, как она влияла на выбор способов вовлечения неграмотных в общественные процессы. Вынужденная ориентация на образную подачу информации вела к поиску новых выразительных приемов и модификации старых медианосителей. Искусствовед Николай Тарабукин, например, призывал в 1925 году к возрождению жанра лубочного плаката для работы с деревенским населением:

Вопрос о лубке <…> может ставиться не в порядке реставрации отжившей формы в ее подлинной сущности, а в порядке использования традиционной формы, имеющей глубокие симпатии в народе, использования ее с совершенно иными целями, нежели те, которые были присущи старому лубку. <…> Эта форма мыслится, как специальная форма агитации в деревне…[15 - Тарабукин Н. Лубочный плакат // Советское искусство. 1925. № 3. С. 65. См. также: Лубочная картинка и плакат периода Первой мировой войны, 1914–1918 гг.: в 2 ч. ? сост. Т. Г. Шумная, В. П. Панфилова, А. П. Слесарев. М.: ГЦМСИР, 2004–2005.](Илл. 2)

Журнал «Бригада художников» (Федерации работников пространственных искусств) ориентировался на городского читателя, но и он следовал в том же направлении, что и Тарабукин. В 1932 году «Бригада» объясняла читателям, что «плакат, этикетка, текстильный рисунок, художественные выставки, диаграммы, агитбригады» значили для «новых» рабочих («выходцев из деревни и мелкобуржуазных слоев города») «гораздо больше, чем печатное слово, не всем из них доступное»[16 - Вовсы Г. Вопросы наглядной агитации // Бригада художников. 1932. № 5. С. 30–31.].

«Инструктаж показом» становился едва ли не главным педагогическим приемом времени[17 - См., например: Л. С. Летняя работа в деревне // Советское искусство. 1926. № 2. С. 58–60.]. Обучение письму и чтению шло одновременно с обучением основам визуальной грамоты. «Мы стоим перед формой книги, – предсказывал Лисицкий, – где на первом месте стоит изображение, а на втором – буква»[18 - Лисицкий Э. Книга с точки зрения визуального восприятия. С. 164.]. Даже статистика экспериментировала с формами подачи информации, переводя сухой язык цифр на язык образных диаграмм. (Илл. 3, 4)

Собственно, вот эти поиски наиболее удачного соотношения словесного и графического, текстуального и образного, эстетического и политического и будут основным предметом моего исследования. Разнообразные попытки 1920-1930-х годов направить работу глаза в нужное направление сегодня все отчетливее выступают в виде масштабной и долговременной кампании по реорганизации зрительных установок советской аудитории[19 - О реорганизации зрения см. подробнее: Crary J. Techniques of the Observer: On Vision and Modernity in the Nineteenth Century. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1992.]. Эта кампания не имела единого центра и единого плана: ученые и журналисты, художники и режиссеры, педагоги и политики заостряли зрительные нервы своих аудиторий, как правило, по отдельности[20 - См. сборники документов: Советское искусство за 15 лет: Материалы и документы ? под ред. И. Маца. М.: ОГИЗ, 1933; Агитационно-массовое искусство. Оформление празднеств. Советское декоративное искусство. Материалы и документы. 1917–1932. ? Под ред. В. П. Толстого. М.: Искусство, 1984; Художественая жизнь Советской России 1917–1932. События, факты, комментарии. Сб. документов. ? Отв. ред. В. П. Толстой. М.: Галарт, 2010.]. Но именно эти отдельные действия и локальные программы и создали в итоге новый оптический режим – с его собственными институтами и экспертами, теориями и практиками, методами производства и способами потребления визуальной продукции[21 - См.: Левине Ю. Воспитание оптикой: книжная графика, анимация, текст. М.: Новое литературное обозрение, 2010; Левине Ю. Революция зримого: образы на сетчатке. М.: Новое литературное обозрение, 2018; Фомин Д. Искусство книги в контексте культуры 1920-х годов. М.: Пашков дом, 2015. С. 435–484. См. также: The Oxford Handbook of Communist Visual Culures / A. Skrodzka, X. Lu, K. Marciniak (Eds.). Oxford: Oxford University Press, 2020.]. Разветвленная сеть массовой печати превратила прессу в ключевой механизм формирования не только новых советских взглядов, но и нового – советского? – зрения[22 - О связи советского модернизма и советской визуальности см. две статьи в важном сборнике под ред. Е. Ярской-Смирновой и П. Романова (Визуальная антропология: режимы видимости при социализме. М.: Вариант, ЦСПГИ, 2009): Романов П., Ярская-Смирнова Е. «Глазной советский человек»: правила (подо)зрения. (С. 7-16) и Орлова Г. «Карты для слепых»: политика и политизация зрения в сталинскую эпоху (С. 57-105). См. также Widdis Е. Visions of a New Land: Soviet Film from the Revolution to the Second World War. New Haven: Yale University Press, 2003.]. Формовка советского читателя была неотделима от формовки советского зрителя[23 - См. Добренко Е. Формовка советского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб.: Академический проект, 1997.].

Илл. 2. Вторичное использование традиционной формы: плакат-лубок «Ленин – кормчий советского государства», 1925 год.

Худ. С. Митрофанов (?). Коллекция Российской государственной библиотеки.

Поиски доступного языка статистики.

Илл. 3. – пример традиционной диаграммы (Источник: «Культурное строительство Союза Советских Социалистических республик». Сборник диаграмм ? Сост. А. Я. Подземский, ред. И. Д. Давыдов. Москва-Ленинград: Госуд. изд-во, 1929).

Илл. 4. отражает поиск образного языка цифр. (Источник: Иваницкий И. П. Догнать и перегнать в технико-экономическом отношении передовые капиталистические страны в 10 лет. Серия из 72 картинных диагр. Ленинград: ОГИЗ-ИЗОГИЗ, 1931).

Чтобы подчеркнуть размах этого поворота к оптике, я буду использовать в качестве своего основного источника детскую литературу, которая обычно остается на периферии истории советского фотомонтажа[24 - В качестве показательного исключения см.: Карасик М. Фотографический проект в детской книге на рубеже 1920-30-х гг. (фотосерия «ГИЗ – Молодая гвардия») // «Убить Чарскую…»: Парадоксы советской литературы для детей. 1920-е – 1930-е годы ? сост. М. Р. Балина и В. Ю. Вьюгин. СПб.: Алетейя, 2013. С. 330–361. См. также Карасик М. Ударная книга советской детворы: фотоиллюстрация и фотомонтаж в книге для детей и юношества 1920-1930-х годов. М.: Контакт-Культура, 2010;; The Soviet Photobook 1920–1941 ? М. Karasik, М. Heiting (Eds.).]. Моим ключевым примером будет небольшая фотомонтажная книжка «Дети и Ленин», составленная Ильей Лином в 1924 году по следам траурных событий в связи со смертью Владимира Ленина[25 - Лин И. Дети и Ленин. М.: Молодая гвардия, 1924.]. Как и в фотомонтажах, предназначенных «для взрослых», фотокомпозиции в книгах для детей сочетали наглядность с информативностью, преследуя при этом две важные цели. Фактографическая, документалистская природа монтажа подчеркивала объективный характер рассказов о событиях, происходящих в стране. В свою очередь, художественная композиция фотомонтажных иллюстраций позволяла полемически заострить социальный и политический смысл фотодокумента. Благодаря своей технологии «кройки и клейки», монтаж избавлялся от «всего лишнего» для того, чтобы передать общий смысл произведения в наиболее отчетливой форме. Такое упрощение реальности, однако, воспринималось не столько как следствие невозможности оценить всю сложность жизни, сколько как потребность увидеть и выделить в ней главное. «Сложность» становилась категорией не количественной, а качественной: минимализм элементов с избытком компенсировался прихотливостью их монтажной организации.

Использование фотомонтажа в раннесоветской литературе для детей дает редкую возможность проследить интересный и сложный процесс диалога, в ходе которого русский авангард и советская визуальная пропаганда выстраивали общее художественное пространство и формулировали общий графический язык[26 - См. подробнее: Штайнер Е. Что такое хорошо: идеология и искусство в раннесоветской детской книге. М.: Новое литературное обозрение, 2019; Kachurin Р. Making Modernism Soviet: The Russian Avant-Garde in the early Soviet Era, 1918–1928. Evanston: Northwestern University Press, 2013; Pankenier Weld, S. Voiceless Vangard: The Inf antilist Aesthetics of the Russian Avant-Garde. Evanston, Northwestern University Press, 2014.]. В 1920 году Эль Лисицкий уверенно обещал: «постигнув план и систему супрематизма мы сложим новое тело земле»[27 - Лисицкий Э. Супрематизм миростроительства [1920] // Формальный метод: Антология русского модернизма ? под ред. С. Ушакина. Екатеринбург, М.: Кабинетный ученый, 2016. Т. 3. С. 45.]. Это «сложение», как показывает литература для детей, во многом происходило путем монтировки геометрических фигур авангарда с детальным языком документальной фотографии. Абстрактные формы супрематизма приобретали историческую и политическую конкретность благодаря фотоснимкам. Опираясь на технику фотомонтажа, детская книга предлагала своим читателям убедительные визуальные модели политической причастности и социальной местоположенности. Если не вся земля в целом, то, по крайней мере, коммунистическое будущее обретало свою телесность в разнообразных изображениях Владимира Ленина, окруженного первым советским поколением. (Илл.5)

Илл. 5. Дети, Ленин и авангард: обложка первого издания книги Ильи Лина (М.: Молодая гвардия, 1924). Худ. Г. Клуцис. Галерея «Не болтай: А Collection of 20